Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны
Из того скудного набора продуктов, что в качестве командирского пайка приносил Алексей, она умудрялась всякий раз изобретать что-то новенькое.
Ася подключала все свои познания, почерпнутые на кухне Сычевых, когда ей доводилось наблюдать за работой отца.
Она привыкла к тому, что Алексей постоянно уезжал, мог прийти среди ночи, а на рассвете снова исчезнуть, чтоб вернуться через несколько дней. «Так нужно, так будет не всегда» – этой фразой она утешала себя и подбадривала.
Он комиссар – второе лицо после командира, а она, как жена комиссара, тоже значимое лицо в гарнизоне. Осознание мужниной значимости весьма вдохновляло Асю. Она пересмотрела свой прежний гардероб и, ориентируясь на образ хозяйки бужениновского замка, перекроила пару платьев. Поколдовав над ними, получила сносный, почти элегантный дамский наряд. Из штатского костюма Алексея, который стал ему узок в плечах, она соорудила удобный жакет, который надевала поверх платья. Теперь нужно было что-то придумать с головой – волосы после болезни отрастали медленно, носить платок она не умела. Ее слабостью, ее затаенной мечтой была дамская шляпка. Отсутствие этого маленького аксессуара, в то время когда женщины вокруг надевали красные косынки, Асю заставляло почти страдать. Шляпка была необходима, но ее негде достать.
– Понимаешь, я не могу носить платки, – жаловалась она мужу. – И к тому же мне нравятся шляпки. Ну что же мне теперь делать?
– Ах! Ах! – куражился он, подыгрывая ей. – Комиссарше необходимы шляпка, сумочка, перчатки! Товарищи дорогие! Ведь не лопухом же ей прикрыться!
– Вознесенский, не зли меня! – прикрикивала Ася. – Достань жене шляпку!
За неимением подруг Ася иногда делала мужа своей подругой. Он выслушивал ее бытовые рассуждения, стараясь излишне не иронизировать, вникал в ее дела, подозревая, что эта близость все же небеспредельна, есть черта, за которую Ася его не пускает, и он за эту черту не рвался. Он ходил вокруг этой черты, тайком восхищаясь, любя и выпуская свою нежность только, пожалуй, ночью, на жесткой деревянной кровати бабы Ганны за цветастой занавеской. А в остальное время прятал свои чувства за ироничным подтруниванием, колкостями или даже, бывало, суровой отстраненностью.
Каждый из них нес свою ношу, в меру помогая друг другу, но все же не перекладывая свое на другого.
Он никогда не заговаривал с ней об отце Юлиана. Он не лез в душу, и, благодарная за это, Ася искренне старалась быть хорошей женой.
И однажды Вознесенский привез ей шляпку. Это была совершенно новая фетровая шляпка, круглая, с атласной лентой и бантом сбоку, будто только сейчас из парижского салона.
– Боже мой! – ахала Ася. – Боже мой! Где ты достал это чудо? Синяя! В самый раз мне под жакет!
И она примеряла и крутилась перед мутным зеркалом и танцевала вокруг Вознесенского, пока вдруг не споткнулась о неожиданную мысль:
– Ты ведь… не отнял ее у кого-нибудь?
Слишком ясно стояла в памяти картинка возле чайной Кругловых, год назад, в Любиме.
– Я обменял ее. Не думай об этом.
Теперь Ася могла форсить в шляпке под цвет жакета и чувствовать себя королевой. Полуголодной, едва оправившейся после тифа королевой, усмехалась про себя. Шла по селу – нос кверху, спина прямая. Она не позволит себе другой осанки – что бы ни случилось. С началом осени Вознесенский со своим отрядом частенько по нескольку дней, а то и недель бывал в походах, и село без солдат затихало, словно впадало в спячку. В церковь Асе ходить не полагалось как жене комиссара, и она не нарушала запрет. У нее теперь были другие обязанности.
По воскресеньям в избе-читальне шли занятия для неграмотных. Ася здесь работала уже месяц – вместе с учительницей украинского, Надей, обучала грамоте взрослое население. Народу в хате в тот день набилось полно. Урок уже подходил к концу, когда свист за окном, конский топот, крики заставили собравшихся повскакивать со своих мест. Ася подошла к окну. У сельсовета конные вооруженные мужики в разномастном одеянии вытаскивали на крыльцо тех, кто находился внутри.
– Зеленые, кажись, – обмолвился кто-то. – Щас партийных станут шукать.
Шла потасовка – кто-то размахивал шашкой, истошно кричала женщина.
– Августина Тихоновна, – шепнул ей молодой парень, – задержите всех. Пусть не выходят. Я должен уйти.
Парень был из комитета бедноты. Как с такими расправляются зеленые, она видела своими глазами в Закобякине.
– Попробуйте.
Он выставил раму из окна, выходящего в сад, выбрался наружу и побежал, пригибаясь, за подсолнухами.
Но его заметили – от сельсовета отделились два всадника и, стегая нагайками лошадей, с улюлюканьем и свистом помчались за беглецом. Расправа была короткой – взмах шашки, и окровавленный комитетчик упал.
Всадники развернулись и направились к избе-читальне. Молодежь отпрянула от окон.
– Выходи по одному!
Один за другим люди потянулись к выходу.
Ася выходила вслед за Надей. Молодежь делили на партийных и беспартийных.
– Кто такая? – ткнул в Асю стволом обреза парень в картузе набекрень.
– Учительница.
– Комиссара красного жена! – раздалось сзади из толпы сельчан.
Ася машинально повернулась на голос, но не успела разглядеть, кто кричал.
– Це добре! – крякнул другой всадник, постарше, и показал обрезом на группу сельчан: – К энтим!
Ася оказалась среди партийных, активистов и сельсоветчиков.
В голове стучала одна мысль: только бы баба Ганна спрятала детей! Только бы догадалась!
Основная масса бандитов уже шарила по хатам в поисках съестного, а небольшой отряд, окруживший пленников, ждал указаний главаря.
Главарем, по предположению Аси, был тот самый дюжий мужик с обрезом и в папахе, что показал ей, куда встать. Теперь он гарцевал перед ними:
– И шо же ж с вами зробить, дорогие мои? То ли порубать, – он взмахнул шашкой и со свистом разрубил воздух, – то ли понавешать вдоль дороги? А, хлопцы?
Те дружно заржали.
Он задумался под гогот своих хлопцев, а потом отвернулся и коротко бросил:
– В расход!
В толпе кто-то громко ахнул, заголосили бабы.
Надя нашла Асину руку. Они так и шли, сцепившись пальцами, пока их под дулами обрезов вели за село.
Ася думала о сыне и молилась. Она горячо молилась Богородице, ведь та тоже мать и не допустит, чтобы ребенок остался сиротой. И ей самой, Асе, так жить хочется! Она вдруг это очень остро почувствовала. Такого быть не может – теплая желтая осень, яблоки в саду налились, арбузы на бахчах лежат и тыквы, а людей ведут убивать. И вот сейчас маленький кусочек свинца в один миг сделает с ней то, чего не смогла холера, с чем не справился тиф. Из-за чего? Ради чего? Неужели это возможно?
