Патриция Райс - Любовь навеки
– Я счастлива, что известие о моей беременности обрадовало тебя. Честно говоря, я боялась, что ребенок теперь покажется тебе помехой, когда ты снова можешь вернуться к прежнему образу жизни, выезжать в свет, занять подобающее место в обществе. Я только хочу, чтобы ты знал, Грэм, что я ни в чем не буду чинить тебе препятствий. Если хочешь, я навсегда останусь в Гемпшире. Мне только хочется хотя бы изредка видеться с Александрой, если это возможно.
Грэм с недоумением смотрел на жену. Она была одета в одно из своих скромных муслиновых платьев с закрытым воротом. Ему очень хотелось коснуться ее груди, которая скоро нальется молоком, но ее слова сбили его с толку, и он не смел дотронуться до нее.
– Я вовсе не хочу, чтобы ты оставалась в Гемпшире, Пении, я хочу, чтобы мы каждое утро просыпались в одной постели. Кроме того, кто-то должен присматривать за тобой, не давать тебе лазать по стремянкам или ездить в трущобы Ист-Энда. Если ты по какой-либо причине не можешь спать со мной рядом, я это пойму, но не отпущу тебя дальше соседней комнаты. И дверь между нашими спальнями будет открыта.
Пенелопа засмеялась счастливым смехом и погладила мужа по щеке.
– Я беременна, Грэм, а не больна. Мне вовсе не нужна сиделка. Я прошу, чтобы ты не притворялся любящим мужем только потому, что я жду ребенка. Я знаю, что наш брак изначально был фиктивным. Правда, потом я потеряла голову, но я сама справлюсь с этим. Не думай, что ты непременно должен постоянно быть рядом со мной.
Постепенно Грэм понял, куда клонит Пенелопа, и его лицо омрачилось.
– Какая же ты глупенькая, Пенни, если думаешь, что я позволю тебе жить без моей заботы и опеки. К черту фиктивные браки! Ты – моя жена и носишь под сердцем моего ребенка. Ты будешь постоянно под моим присмотром – и не только потому, что это необходимо для твоего здоровья, но и потому, что мне нравится быть рядом с тобой. Наверное, я слишком долго обманывал тебя и теперь ты мне не веришь. Но сейчас я не притворяюсь, Пенелопа, и никогда не буду впредь делать этого. Я очень рад ребенку, но еще больше я рад, что ты вернулась ко мне.
Пенелопа печально улыбнулась. Сколько раз Грэм говорил ей слова любви, нежно ласкал ее и в то же время лгал!
– Я хочу, чтобы отныне между нами не было неискренности, Грэм. Я благодарна тебе за то, что ты согласен принять меня обратно, но не надо притворяться, что ты рад жить под одной крышей с дочерью сельского священника.
Грэм застонал и, вскочив с места, начал расхаживать по гостиной.
– Своим обманом я заслужил твое недоверие! Скажи, что я должен сделать, чтобы ты поверила в истинность моих чувств? Ты – именно та женщина, с которой я хочу прожить всю свою жизнь! Я сразу понял это, как только переступил порог твоего домика. Да, я действительно хочу ребенка, я хочу много детей, но их матерью должна быть ты!
Грэм говорил так громко, что от его голоса, казалось, дрожали стены. Он стоял спиной к двери и не заметил, как в гостиную тихо вошла Александра. В руках она нерешительно мяла какое-то письмо.
Лицо Пенелопы озарилось радостью. Грэм обернулся и, увидев дочь с листком бумаги в руках, нахмурился.
– Я хочу, чтобы Пенни осталась, – заявила Александра и для убедительности топнула ножкой. – И ты тоже хочешь этого! Вот здесь все написано. – И она показала отцу письмо. – Но я не могу разобрать некоторые слова.
И прежде чем Грэм успел вырвать из ее рук листок, девочка стремительно бросилась к Пенелопе и передала его ей. Пробежав глазами текст, Пенелопа узнала почерк Грэма и бросила на мужа вопросительный взгляд.
Виконт был явно недоволен поведением дочери, но все же кивнул, разрешая Пенелопе прочитать письмо. Пенелопа тщательно разгладила ладонью смятый листок бумаги и принялась внимательно читать. В письме Грэм оправдывался перед ней и просил прощения за то, что обманывал ее. Он писал о своем решении оставить ее на некоторое время в Гемпшире, где она находилась в полной безопасности. Прочитав эти строки, Пенелопа почувствовала, как в ее душе затеплилась надежда. Она подняла глаза на Грэма, но он смотрел в огонь, полыхавший в камине. Александра внимательно наблюдала за выражением ее лица, и Пенелопа снова углубилась в чтение.
Слеза покатилась по щеке леди Грэм, когда она дошла до слов любви, которые вывела рука этого гордого человека. Он умолял простить его, хотя бы ради Александры. Грэм просил ее только об одном – чтобы она встретилась с ним и разрешила Александре иногда бывать у нее, и не больше. В этом неотправленном письме Грэм излил свою израненную душу.
Пенелопа тщательно сложила листок и снова бросила на мужа вопросительный взгляд:
– Почему ты не отправил это, Грэм?
Он повернулся к ней и внимательно всмотрелся в ее глаза:
– Я не успел, ты сама приехала к нам. Мне кажется, я так и не нашел слов для того, чтобы выразить, как сильно я раскаиваюсь и скучаю по тебе, как я тебя люблю, как я хочу, чтобы ты вернулась! Если хочешь, смейся надо мной, но только не отвергай моей любви.
Слезы радости катились по щекам Золушки, и она протянула руки навстречу своему суженому. Взволнованный, Грэм опустился перед ней на колени и обнял ее. Он целовал заплаканное лицо Пенелопы, чувствуя на губах солоноватый вкус ее слез.
– Мне кажется, чудовище наконец-то превратилось в моего прекрасного принца. Я люблю тебя, Грэм. Неужели ты не знал, что я никогда не отвергну твоей любви?
– Теперь я уверен в этом, моя красавица! Отныне ты навеки моя. Чары любви чудесны, и мы всегда будем вместе!
Когда губы их слились в поцелуе, маленькая темноволосая фея бесшумно выскользнула за дверь, прошептав:
– И они жили долго и счастливо, как говорится во всех сказках!
