Симона Вилар - Светорада Золотая
Светорада тоже в первый момент вскрикнула и закрыла лицо руками. Для этой избалованной и привыкшей к спокойной жизни княжны все происходящее было как страшный сон. Однако именно сейчас она вдруг первая смогла взять себя в руки. Княжна выпрямилась и сейчас была странно спокойна. Ее горе было тихим и немым. Она стояла, вскинув голову, безмолвная, точно камень.
Не сразу княгине удалось успокоить сыновей, не сразу смолкли крики в гриднице. И тогда Гордоксева заговорила вновь. Но теперь спокойнее, будто, приняв решение и высказав его, она испытывала облегчение. Княгиня начала говорить о предстоящем браке Светорады и Игоря – как хорошая хозяйка и правительница, она продумала все, и го-юс ее звучал без прежнего надрыва, а взгляд стал увереннее.
– Она хорошее дитя, – произнесла княгиня, погладив по щеке дочь. – Игорь получит достойную супругу, оценит ее, и рано или поздно они поладят. Он витязь, и в том, как все так просто решилось с уграми, есть и его заслуга. Светорада же достанется ему чистой и непорочной. И, как всегда у нас водилось на Купалу, ее увезут прочь от буйства праздника, чтобы у нее не было соблазна, а у Игоря не возникло никаких подозрений на ее счет. Пусть ее отвезет брат Ингельд. Ты выполнишь мою просьбу, Ингельд? Обещай, что уже завтра на заре отправишься с сестрой в наш охотничий терем в лесу?
Могучий Ингельд вздрагивал от плача. Выдохнул сквозь рыдания: мол, мать хочет их всех круглыми сиротами оставить, однако, когда княгиня повторила вопрос, потребовав, чтобы он охранял и опекал сестру, только согласно кивнул.
– Вот и ладно, – впервые улыбнулась княгиня. – Я могу положиться на своих детей. Асмунд сумеет провести все как полагается, а Ингельд сохранит сестру для жениха и передаст ему невесту из рук в руки. А теперь будем расходиться. Тело моего мужа должно выглядеть достойно в его погребальной ладье. Ибо в Ирий он поплывет на своем корабле, как и полагается викингу. И я сама разожгу под ним огонь, я имею на то право и как правительница, и как его жена. И сил на это у меня хватит, а думать я буду только о том, что вскоре мы вновь встретимся там, где нас уже ничто не разлучит.
Потрясенные услышанным люди стали расходиться, а Стема прошел за княжной во внутренние покои, настиг ее в темном переходе, когда она уводила ослабевшую от горького плача няньку Теклу.
– Я ведь с ней с самого ее детства была, – причитала старая рабыня. – Я служила ей, сколько себя помню. А она… Даже сопровождать ее в Ирий мне не позволила, ибо жертвам спутники не понадобятся и путь их легок.
Светорада что-то негромко говорила Текле, когда услышала за собой шаги и оглянулась.
– Стемид?
– Я.
Светорада только кивнула и вновь склонилась к плачущей няньке. А Стема стоял и смотрел, как она уводит старушку по сводчатому переходу.
– Теперь я все время рядом буду, Светорада, – крикнул он ей вдогонку, однако княжна не оглянулась. И он добавил уже негромко: – Ибо так решено. И я выполню все, как надо.
Его лицо, еще минуту назад взволнованное, стало замкнутым и жестким.
ГЛАВА 15
Они отправились в путь на рассвете, пока не начался зной. В Смоленске еще ощущалось движение после длившейся почти всю ночь тризны по умершему князю. Небольшой отряд переправился через реку и, миновав заречные селения, углубился в лес. Уже стало светать, в небе постепенно зажигались розовым светом облака, но здесь, на узкой тропе под елями, было еще темно. Стояла тишина, и только птицы порой попискивали, пробуждаясь к новому жаркому дню.
Стема, ехавший верхом сразу за Ингельдом и Светорадой, слышал, как княжич спросил сестру, поглядывая на постепенно светлевшие верхушки деревьев.
– Как думаешь, отец уже в Ирий? Наверное, так. Но наша мать… Она еще жива и… Не напрасно ли она решилась принести себя в жертву? И разве она нужна богам так же, как нам?
– Я не могу тебе ответить, – негромко отозвалась княжна – Это воля самой княгини и не в наших силах отговорить ее. А боги… Что ж, нам остается только уповать…
И всхлипнула, не поднимая головы. Тропа, по которой они двигались, уводила все дальше от Днепра. Впереди ехали Ингельд с сестрой, за ними Стема с дружинником Вавилой, следом остальные воины, ведя за собой вьючных лошадей с поклажей. Последними двигались Потвора с нянькой Теклой, которая почти висела в седле, устав после тяжелой погребальной ночи. «Как-то старушка выдержит?» – подумал Стема, оглядываясь на Теклу. Ведь им предстоял неблизкий путь, а после похорон князя, ночной тризны и обильной стравы[120] с возлияниями перенести еще и долгую дорогу верхом старой женщине будет нелегко. Однако именно Гордоксева, жалея преданную служанку, велела той уехать, чтобы Текла не видела, как ее обожаемую хозяйку станут приносить в жертву.
– Ты ведь присмотришь за ней, – сказала Гордоксева Стеме напоследок. Она всегда заботилась о своих людях, всегда была доброй госпожой…
Стема еле сдержал слезы, прощаясь с княгиней. Он сызмальства знал ее, всегда чувствовал ее заботу, когда-то она спасла его от разъяренного Эгиля. А когда при расставании Гордоксева добавила, что спокойно поручает Стеме своих близких, свою дочь… Парень едва не взвыл. Говорят, обреченным на смерть открыта особая истина, но Гордоксева, похоже, не догадывалась о том, что замышлял ее воспитанник. Смотрела на Стему прозрачными, золотистыми, как у Светорады, глазами и улыбалась ласково. Ему же словно сам Чернобог когти в душу запустил. Лишь когда княгиня отошла прощаться с другими, он вздохнул с облегчением.
В пути Стема скоро ощутил, что именно на него легла ответственность за спутников. При всей своей внешней силе и мощи Ингельд оказался прост, как дитя. У первой же развилки он растерялся, озираясь с недоумением вокруг:
– Я и дорогу-то не помню. Стема, проведешь?
Стема странно поглядел на него: в охотничьем тереме Смоленского князя он бывал еще ребенком, в то время как Ингельд и сейчас наведывался к родителям, ездил с ними нa охоту. Однако дорогу, как оказалось, княжич не запомнил. Он стал что-то бубнить насчет того, что обычно княжнy сопровождал в лес Гуннар, тот хорошо помнил путь, а он… И потребовал, чтобы именно Стема стал провожатым. Но пока парень задумчиво тер лоб, припоминая дорогу, положение спасла Светорада. Сказала, что проведет иx кратчайшим путем.
Вообще-то Светорада всегда капризничала и бранилась, если ее увозили из Смоленска, когда там только и разговоров было что о купальском веселье и все с нетерпением ждали праздника. Но предусмотрительные Эгиль и Гордоксева, хорошо знавшие легкомысленный нрав дочери, предпочитали на время всеобщего буйства отвозить ее куда-нибудь подальше. Однако на этот раз Светорада покорилась решению матери беспрекословно. И пусть в Смоленске, несмотря на только что пережитое потрясение, люди все равно зажгут на Купалу костры и начнут праздновать, княжна сейчас желала только одного: уехать, исчезнуть оттуда, где ее мать будет принесена в жертву, дабы хозяин лета Купала послал людям здоровье, радость, а земле влагу и плодородие.
