Констанс Хевен - Тень любви
– Мама сейчас поехала к Маргарет, – прошептала девушка. – Но я все равно должна идти… Если я задержусь, папа захочет узнать причину моего отсутствия. Ты же знаешь моего строгого отца?
– Да, конечно. А мне, должно быть, попадет от строгой Илспет, – рассмеялся Дэниел.
Дэниел посадил Кристину в кеб, а сам вернулся в магазин. Услышав ядовитые комментарии Илспет, он не обратил на них никакого внимания. На душе у него было светло и радостно, единственное, что удручало – это неопределенное положение его сестры Кейт.
Вернувшись домой, Кристина сразу же поднялась в свою комнату. Надев любимое вечернее платье из зеленого шелка и с помощью Бетси уложив волосы аккуратными локонами, она, довольная и счастливая, спустилась в столовую, где за столом сидел ее отец, держа в руках свежий номер «Таймс».
Мистер Уориндер отложил газету и взглянул на дочь.
– А-а, вот и ты, дорогая! Я уже подумал, что мне не суждено сегодня поужинать в твоем милом обществе.
– Извини, папа. Я не предполагала, что уже так поздно…
– А знаешь, Крис, ты очень хорошо выглядишь сегодня. Это ради меня или мы ожидаем в гости Гарета?
– Нет, конечно, ради тебя, папочка. Сказать Бартону, чтобы он подавал ужин?
– Пожалуйста, если только перед ужином ты не хочешь для аппетита выпить немного шерри…
– О нет, папа. Спасибо, но сначала хочется что-нибудь съесть, я так проголодалась, – улыбаясь, призналась девушка.
– Ну что ж, будем ужинать!
Кристина расположилась за столом, слуги принесли и расставили серебряные блюда с самыми разными угощениями.
– Поведай-ка мне, Крис, как же ты провела целый день? – спросил мистер Уориндер, принимаясь за ароматно пахнущий суп. – Твоя мама была всю прошлую неделю очень не довольна твоим поведением. Она сказала, что у тебя возникла совершенно неожиданная страсть к изучению Древней Греции. Это так?
– Отчасти, папа, – Кристина взглянула на Бартона, который принес вино. – Можно я расскажу тебе обо всем после того, как мы поужинаем?
– Хорошо, дорогая, не возражаю. Ты сможешь покаяться в своих грехах мне за чашечкой кофе. Может, немного вина, дорогая?
– Да, совсем немножко, пожалуйста.
Спустя некоторое время, когда она подала отцу чашечку кофе, Уориндер весело сказал:
– Итак, приступим к интересному разговору. Если это не Древняя Греция и не Британский музей, тогда что же?
– Я была на Вайнер-Стрит.
– На Вайнер-Стрит? – Уориндер нахмурился и отставил чашку в сторону. – Кристина, дорогая моя, я не хочу, чтобы ты вмешивалась в эту неприятную историю.
– Но, папа, я не могу иначе! Ты же должен меня понять… Я очень хорошо знаю Кейт и Дэниела и прекрасно знала Раймонда Дориана. Кроме того, я лучше тебя понимаю психологию людей, которые живут и работают в Ист Энде. Я два года общалась с ними. Я слушала их, разговаривала о том, что им интересно в жизни, я знаю, что они чувствуют и о чем мечтают!
– Не буду лукавить, Кристина, но мне все это не нравится, – упрямо сказал отец. – Для тебя это может оказаться опасным.
– Послушай, папа, – Кристина взяла стул и села рядом с отцом. – За последние несколько дней я узнала больше, чем инспектор за несколько недель после случившегося.
Кристина стала подробно рассказывать о том, что она узнала, о Карле, его пребывании в больнице, о помощи доктора Декстера. Уориндер лишь молча слушал, перебивая лишь тогда, когда хотел уточнить некоторые детали.
– Все это просто невероятно! – сказала Кристина, откинувшись на спинку стула. – Так много зависит от того, что знает Карл о том вечере, а доктор Декстер говорит, что не в наших силах поторопить возвращение его памяти. Как ты считаешь, папа?
– И ты говоришь, что полиции уже известна эта информация?
– Да, Джон Декстер сказал, что лучше всего, если он сам обо всем расскажет полиции.
– Он прав, и слава Господу, что он не впутал в это дело тебя.
– Потому что я твоя дочь, да?
– И поэтому тоже, Крис…
– Папа, и еще я должна тебе кое-что сказать. Я видела Дэниела. Я не намеренно нарушила свое обещание! Но я должна была знать, что за разговор совершился тогда между вами в тот вечер, помнишь?
– И что же Дэниел тебе сказал, интересно?
– Он сказал, что ты согласился выступить в суде в защиту Кейт. Это правда, папа?
– Да, родная, это так.
– И мне кажется, я знаю, почему ты так решил. – Кристина помолчала, а потом тихо сказала, – Кейт ведь на самом деле твоя дочь?
– Дэниел и это рассказал тебе?
– Да… и очень давно, папа. Еще в день выборов, когда я была у него. Я тогда не поверила даже. Да я и сейчас не верю, хотя знаю, что это, наверняка, правда…
– Скажи мне, Крис, как именно он тебе все объяснил?
Девушка не осмелилась посмотреть в глаза отцу. Она как будто вся сжалась в комочек и тихо произнесла:
– Ну, он сказал… Сказал, что его мать пришла к тебе просить спасти ее мужа. Что у нее были доказательства невиновности его, и что ты пообещал помочь, а потом… потом жестоко и подло изнасиловал ее… О папа!… И в конце концов ты не помог бедной женщине. Ты, зная правду, не спас невинного человека. – Голос Кристины дрожал, потом, помолчав минуту, она продолжила. – Но ты не мог так сделать, не мог так жестоко поступить! Я так и сказала Дэниелу. Я сказала, что если это действительно так случилось, то, наверное, была какая-то исключительная причина. Должно же быть что-то, что мы до сих пор не знаем… Папа, скажи, что это так! Прошу тебя!
Слушая слова дочери, Уориндер испытывал чувство унижения и нестерпимой боли. Какое-то время он был не в силах вымолвить ни слова. Потом он встал из-за стола и подошел к окну, которое еще не было зашторено. За окном в молочном свете уличных фонарей, точно сказочные, блестели яркие звезды, выделяясь на черном куполе неба. Но Уориндер ничего этого не замечал. Перед его глазами стояло любимое лицо, как память из прошлого, когда бешеная страсть закружила их обоих и толкнула на безумие, о котором со временем пришлось очень сожалеть.
Несколько минут, показавшихся Кристине вечностью, отец молчал. Потом он не сразу сказал:
– Не было насилия, не было жестокости, по крайней мере, в этом моя совесть чиста. Но я действительно допустил, что человека казнили, зная, что он невиновен. – Уориндер повернулся к Кристине и с болью в голосе продолжал. – Доказательства его невиновности принесли мне слишком поздно. Уже прошел суд, и был вынесен окончательный приговор. Если бы я сделал публичное заявление, потребовал пересмотра решения, это означало бы одно – конец моей карьеры. У меня просто не хватило тогда мужества на такой шаг… Я допустил эту казнь и с тех пор очень сожалею… Кристина, ты не можешь презирать меня больше, чем я презираю себя сам.
