Мэри Патни - Волна страсти
– Какой ужас, – еле слышно прошептала Ребекка, чувствуя, как холодеет у нее внутри. – Странно, что ты не сошел с ума.
– Так оно и было. – По лицу Кеннета пробежала судорога. – Два дня спустя мне удалось бежать. Я добрался до моего полка, но служить в разведке больше не мог. Майкл спас меня от сумасшествия. Я никогда не рассказывал ему о своей боли, но он понял, что я на грани безумия: Он всегда находился рядом, безошибочно угадывая, когда надо поговорить со мной, а когда просто помолчать, и постепенно я стал приходить в себя.
Ребекка дотянулась до руки Кеннета и сжала ее. Это пожатие подействовало на нее как разряд электрического тока, которым, казалось, был пропитан весь воздух.
– Мария умерла за свободу Испании, – сказал она. – Ее страна свободна, а ее душа и души ее братьев обрели покой.
– Полагаясь на Господа, хочу в это верить, – сказал Кеннет, прикрывая своей ладонью руку Ребеки.
Ребекка ощутила его боль как свою, и все это вдруг смело барьеры, защищавшие ее от невыплаканного горя. Она почувствовала себя разом помудревшей, способной пережить потерю матери и начать жить своей собственной жизнью. И однако, внутри у нее было еще целое море застарелой печали, затвердевшей, как лава.
– Ты веришь в Бога? – спросила Ребекка любимого дрожащим голосом. – Веришь в жизнь после смерти?
Немного поколебавшись, Кеннет ответил, тщательно обдумывая каждое слово:
– Я верю в созидательную силу, которая выше нашего понимания, и в силу духа, которую невозможно уничтожить. Мария и твоя мать не только обрели покой, но где-то там они живы и являются такой же реальностью, как и мы с тобой.
Рыдания сотрясали тело Ребекки. Все горе, скопившееся в ее душе после смерти матери, неудержимым потоком слез хлынуло наружу. Она плакала горько и безутешно. Она всегда боялась, что если когда-нибудь заплачет, то не сможет остановиться, и так оно и случилось. Разве живой человек может вынести такую боль?
Кровать заскрипела под тяжестью Кеннета. Убрав чертежную доску с колен Ребекки, он привлек ее к себе, чувствуя, какая буря бушует внутри нее. Ребекка спрятала лицо у него на груди, продолжая горько рыдать и чувствуя себя такой же беспомощной, какой она была в руках негодяя Фрейзера, тащившего ее на верную гибель.
Но несмотря на свой страх, что она будет рыдать вечно, Ребекка начала понемножку успокаиваться.
Горе и печаль постепенно отпускали ее. Она чувствовала себя маленькой девочкой, несправедливо обиженной взрослыми, и ей хотелось, чтобы ее приласкали и утешили. Она снова вспомнила все свои обиды: презрение общества, отдаленность родителей, которые жили своей собственной жизнью, лишая ее ласки и заботы. И больше всего она ощущала свое одиночество и постоянный страх, что никто и никогда не полюбит ее, что она не заслуживает чьей-то любви.
Но так ли это? Теперь она не одинока. Сильные руки Кеннета обнимают ее, защищая от раздирающих душу страхов. Своей щекой она чувствует биение его сердца. Пусть их знакомство началось с обмана, но он всегда был добрым и благородным по отношению к ней, любящим и понимающим. Только в его любви она нашла тепло и взаимопонимание. Она ему многим обязана.
Сейчас, когда Ребекка рыдала у него на груди, она постепенно начала понимать, насколько у нее горе возобладало над всеми остальными чувствами. Выплакав свою печаль, Ребекка освободила дорогу всем остальным чувствам, и они разлились в ней, как река в половодье. Каждой клеточкой своего тела она ощущала сейчас, что создана для любви, и эту любовь подарил ей Кеннет.
Через любовь Кеннета она узнала и другую любовь – любовь своего отца, который, спасая ее, был готов пожертвовать своей жизнью. И мать тоже по-своему любила ее, может быть, не так, как того хотелось дочери, но все же любила той любовью, на которую была способна ее мечущаяся душа.
Перед мысленным взором Ребекки возник образ матери.
– Ты знаешь, Кеннет, моя мать сегодня была рядом со мной, – прошептала молодая женщина. – Я была без сознания, но я ясно ее видела. Она была легкая и воздушная, как ангел, и она пыталась спасти мне жизнь. Думаешь, такое возможно?
– Жизнь и смерть разделяет тонкая грань, Ребекка, – ответил Кеннет, нежно поглаживая ее по спине. – Когда пуля попала Фрейзеру в плечо, он выпустил тебя и ты покатилась к обрыву. Мне удалось схватить тебя, но склон был таким крутым, что мы едва держались. Мы лежали на земле, распростертые и готовые вот-вот скатиться вниз, когда подул сильный ветер. Он пролетел над нами, окутывая нас, как покрывалом. У меня сразу прибавилось сил, и я смог оттащить тебя в безопасное место. Клянусь тебе, мы были на грани между жизнью и смертью, но все обошлось. Мне кажется, это твоя мать защитила нас, спасла от смерти.
У Ребекки потеплело на сердце, и это тепло постепенно разливалось по всему ее телу, внося в душу покой и безмятежность. Она вдруг ясно поняла, что рядом с ней ее судьба. Любовь, покой и бессмертие стали явью, и их подарил ей ее корсар.
– Я люблю тебя, Кеннет, – сказала Ребекка охрипшим от волнения голосом. – Никогда не покидай меня.
Лицо Кеннета озарилось улыбкой.
– Я не могу обещать тебе, что никогда не умру, Ребекка, но пока я жив, я буду с тобой и душой и телом. Клянусь. – Он наклонился и поцеловал Ребекку в губы, прошептав: – Всегда.
Его поцелуй был подобен нектару, который вмиг исцелил ее душу и тело, переполнив их нежностью.
На смену нежности пришла страсть. Ребекка откинулась на подушки и притянула к себе Кеннета.
– Я хочу любить тебя сейчас, здесь, Кеннет. Очень прошу тебя.
Кеннет нахмурился, хотя его глаза светились нежностью.
– У тебя же болит голова, – сказал он.
– Ты поцеловал меня, и боль сразу прошла. – Ребекка стала целовать его шею, чувствуя губами биение его пульса, вкус соленого пота и жесткую щетину, отросшую за несколько дней его путешествия. – Если бы сейчас здесь был доктор, он бы подтвердил, что ты лучшее для меня лекарство.
– Будь по-твоему, маленькая бесстыдница, – сказал Кеннет, стягивая с нее ночную сорочку. – Представляю, во что превратится наш брак, если ты всегда будешь такой упрямой.
– Он будет чудесным, потому что единственное, чего я хочу, – это ты.
Одежда Кеннета полетела на пол вслед за сорочкой Ребекки. Он принялся нежно ласкать ее, обращаясь с ней как с фарфоровой куколкой, но вскоре страсть взяла свое. Страсть, которая всегда бросала их в объятия друг друга и которую они изо всех сил пытались держать в одном русле, разлилась сейчас широко и свободно, образуя огненную реку, куда устремились потоки горячей нежности, неистовых ласк, взаимопонимания и даже смеха – одним словом, всего, из чего состоит любовь. И, окунувшись в эту огненную реку страсти, Ребекка плакала снова, но на этот раз слезами радости, слезами, вызванными нестерпимым блаженством, которое ей раньше и не снилось.
