Мэри Бэлоу - Волшебная ночь
Вскоре он ушел, обняв ее на прощание и еще раз повторив, что она приняла верное решение и что он заедет за ней через неделю.
Нет, он не прав, думала Шерон, сидя у огня и глядя на пляшущие языки пламени. Она вовсе не сильный человек. Будь она сильной, она воспользовалась бы его предложением и уехала бы с ним прямо сегодня. Ведь она хотела этого, поэтому и села писать ему сегодня письмо. Ей нужно уехать, ей нужно освободиться от воспоминаний и от пугающей возможности встретиться с Александром. От боли, которую неизбежно вызовет в ее душе эта встреча.
Но когда отец предложил ей очевидный выход, она не решилась на него, она нашла причину, чтобы остаться еще на неделю.
Абсурд. Ей кажется, что жизнь медленно угасает в ней, хотя она совершенно здорова. Умом она понимает, что боль утихнет, что жизнь возьмет свое, что в двадцать пять лет она еще может надеяться на счастье и успех. Но почему так ноет сердце? Откуда в нем эта тоска? Оно как будто еле-еле бьется в груди.
С тех пор как они сказали друг другу последнее «прости», прошел день, и целая ночь, и половина другого дня. Но она до сих пор не может избавиться от боли — и от воспоминаний о том головокружительном чувстве, поглощавшем ее, когда он любил ее четыре раза кряду в ночь их прощания. Ее груди все еще чувствуют его прикосновения и тоскуют по ним. Она гладит ладонью живот, страстно желая, надеясь, что там зачалась жизнь от него. Она хочет ребенка от него.
Ох, определенно, сегодня она живет и чувствует лишь велением сердца.
Ни слова, ни намека на то, что их прощание вовсе и не было прощанием. Только долгая, тихая дорога — и двое грустных людей, тоскующих по ушедшей ночи, когда они были единым целым, когда они вместе спали и вместе просыпались и, казалось, ничто не могло разлучить их. Но они снова вернулись в реальность, где они — два разных человека, живущих в разных мирах, разделенных бездонной пропастью.
А потом он передал ее в руки бабушки и тихо ускользнул. Исчез.
Какая ужасная вещь — пустота, думала Шерон. Казалось бы, что страшного в ней? Пустота значит «ничто», а человек не может чувствовать «ничто». Но она чувствует ее, тяжелую, всеобъемлющую, теснящую душу и рвущую ее на части, пустоту.
Она чувствует себя опустошенной.
Было много неотложных дел. Нужно было вернуть мужчин на работу и организовать новое собрание в церкви. Нужно было позаботиться, чтобы тело Оуэна Перри привезли в Кембран. И еще нужно было поговорить с Йестином Джонсом.
Юноша стоял перед ним в кабинете и смело смотрел ему в глаза. Он с радостью согласился на предложение Алекса и сказал, что приложит все силы, чтобы оправдать его доверие, хотя у него и нет опыта такой работы. Он сразу же оговорился, что вывихнутая правая рука не помешает ему немедленно приступить к работе — ведь он левша.
Если юноша выкажет старание, прилежание и способности Алекс почти не сомневался в этом, — то следующей осенью он направит его учиться в университет или в какой-нибудь из колледжей, где готовят протестантских священников. Отец Ллевелин подскажет подходящее учебное заведение.
Было также множество других, менее приятных дел, но Алекс с радостью взялся за них, зная, что только так, в работе, он сможет не думать о Шерон. Хорошо, если бы он смог продолжать в том же духе все два месяца. Через два месяца она уедет в Кармартэншир. Так будет лучше — отпустить ее без лишних объяснений. Было бы нечестно вновь предлагать ей то, на что она может согласиться только в мгновение слабости и что сделает ее несчастной на всю жизнь. Разве может она быть счастлива любовью от случая к случаю? Да и сам он — разве она нужна ему только как игрушка для любовных утех?
Нет. Шерон — та женщина, которая могла бы составить счастье всей его жизни.
Однако эта мысль неизбежно приводила его к другой, которую он старательно гнал от себя. Это невозможно — ни для него, ни для нее. Он не может пойти на это просто потому, что ему хочется этого. Но видит Бог, ему очень хочется этого. Если бы он не находил иных занятий для своего ума и своих чувств, он наверняка сошел бы с ума — так сильно он желал этого.
Если он, отбросив все доводы рассудка, пойдет на поводу своего сердца, из этого не выйдет ничего хорошего. Нет, он не позволит себе поддаться сомнениям.
Пришлось заниматься и совсем неприятными делами, требовавшими безотлагательного внимания. Он вызвал в замок Гиллима Дженкинса. Он понимал, что уже сам факт приглашения в замок должен был внушить ужас Дженкинсу, и потому умышленно заставил его прождать в кабинете лишних десять минут.
Он не выгнал его с работы, не назначил никакого наказания, посчитав, что будет достаточно одного серьезного нагоняя. Этот человек заслуживает снисхождения, решил Алекс, хотя и распускал мерзкие слухи о Шерон, хотя спровоцировал ее побег за демонстрантами в Ньюпорт. Он сам пострадал от «бешеных» — они избили его плетьми, разгромили его дом. И кроме того, у него жена и пятеро детей, которых он должен содержать.
Затем настал черед Джошуа Барнса. Он управлял заводом и шахтой двенадцать лет и сделал производство прибыльным, но совершил очевидную подлость. Его обида на Шерон, обида на то, что семь лет назад она отказалась выйти за него замуж, переросла в злобное, патологическое чувство мести. Он нанес ущерб ее репутации, подверг ее незаслуженным страданиям, жестокому наказанию, и, в конце концов, это он бросил ее навстречу смертельной опасности. Этот поход в Ньюпорт мог стоить ей свободы или даже жизни. Алекс несколько раз просыпался среди ночи в холодном поту, разбуженный видением Шерон, лежащей на брусчатке под мертвым телом Оуэна. Пуля, лишившая жизни Оуэна Перри, с той же легкостью могла отнять жизнь у нее.
Барнс в таком случае был бы убийцей.
Итак, Барнс был уволен. Алекс заставил себя рассмотреть этот вопрос бесстрастно, как предприниматель рассматривает вопрос найма управляющего, хотя его кулаки сейчас чесались так же сильно, как три месяца назад, когда ему хотелось избить Перри. Алекс встретился с Барнсом в его кабинете на заводе, позволил ему сказать все, что тот мог сказать в свое оправдание, и, не найдя его доводы убедительными, объявил ему, что он уволен. Уволен без рекомендации. Алексу нелегко далось это решение, ибо он прекрасно понимал, что ставит таким образом крест на карьере бывшего управляющего. Но он не мог поручиться за честность и добросовестность этого человека.
Он дал ему на сборы три дня.
— Если через три дня вы еще будете здесь, то мне придется применить силу, — холодно отчеканил он в лицо взбешенному Барнсу. — А если я узнаю, что вы появлялись рядом с миссис Джонс — пусть даже в радиусе одной мили от нее, — я убью вас. Я не спрашиваю, доходчиво ли я объяснил. Вы свободны, Барнс.
