Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
— Когда жара спадет, в прохладе сумерек мы осмотрим эти рощи, — сказал Ирод. — Я знаю, ты непременно захочешь их увидеть.
Тени удлинялись, когда мы с высоты седел увидели маленькую рощицу бальзамовых кустов. Они были высажены аккуратными рядами вдоль оросительных каналов, а у ограды стояла многочисленная стража.
— Смолу собирают из стеблей, — пояснил Ирод. — На воздухе она застывает, но медленно. Сборщики делают надрез, обматывают куст, и смола стекает в сосуд.
— Я вижу, посадки приходится охранять.
— Разумеется, ведь бальзам ценится на вес золота. Он используется и жрецами в составе священных курений, и врачами в целебных снадобьях, и, наконец, при изготовлении благовоний. Ну а теперь, что касается моего предложения…
— Оно чрезвычайно интересно, — сказала я, — и, думаю, будет принято.
Ирод улыбнулся.
— Но только при одном условии: твои садовники дадут мне рассаду. Я хочу попробовать, вдруг она приживется и в Египте.
Его улыбка растаяла.
Скалы на западном побережье Мертвого моря изобиловали пещерами, уступами и излучали тепло. Мы прошли мимо них, скрываясь под широкими зонтами от палящего солнца и волн жары, отражавшихся от моря и суши. Море простиралось вдаль и вовсе не выглядело мертвым. Поверхность воды волновалась, сверху летали птицы. Правда, над водной гладью висела странная дымка и, как указал Ирод, близ побережья мы не увидели ни одного растения.
— А в самом море нет вообще никакой жизни — ни морских водорослей, ни рыб, ни крабов, ни ила, ни раковин. Единственный запах здесь — это запах рассола. Труп в такой воде не будет съеден и не сгниет, а так и останется плавать на поверхности, в целости и сохранности.
— Опусти руку в воду, — предложил Ирод, когда мы спешились и спустились к морю в том месте, где добывали битум.
Я обмакнула палец, а потом лизнула его: ужасная горечь! Вода на пальце мгновенно высохла, покрыв его тусклой белесой коркой.
— Ты обратишься в соляной столп, как жена Лота, — усмехнулся Ирод и приказал подать кувшин с пресной водой, чтобы вымыть мою руку.
Да, пожалуй, мои чиновники и вправду сочтут назначение в такое место ссылкой. Я и сама не захочу подобной участи для того, кто не заслуживает наказания. Пусть уж здесь управляются местные жители.
Я посмотрела на Ирода. Мне было жаль, что нам приходится соперничать из-за территорий и покровительства Антония. Он был приятным во всех отношениях человеком, весьма изобретательным и многообещающим. Но интересы, желания и устремления у нас разные, и тут уж ничего нельзя поделать. В любом случае, по отношению друг к другу мы вели себя учтиво, как и подобает представителям наших древних цивилизаций.
Покинув владения Ирода, я неспешно спустилась к средиземноморскому побережью, сделала остановку в свободном городе Ашкелоне и в Газе, потом пересекла безводную полоску пустыни, пока не добралась до Пелузийского рукава Нила. Здесь мы с моей свитой перебрались на корабль и поплыли к Мемфису. По пути я распорядилась посадить черенки бальзамовых кустов в Гелиополисе, священном городе фараонов: его климатические условия вроде бы подходили для этих растений. Если они приживутся, это будет равнозначно открытию новых золотых копей. Я намеревалась всеми доступными средствами содействовать приращению богатств моей страны.
Мы подплыли к Александрии со стороны озера, и я увидела белый город, отражавшийся в водах и окаймленный тростниками. Город, который я покинула — как мне казалось сейчас — в другой жизни, хотя это случилось лишь полгода назад. Изменения, произошедшие в моей жизни, были столь глубоки, что я держалась настороже, сходя на берег. Кто знает, чего ждать от александрийцев? Как они отнеслись к моему браку с римлянином?
Собралась толпа, и я не могла ничего прочесть по их лицам. Их не спрашивали о моем решении, с ними не советовались: такова судьба подданных, но теперь я смотрела на них с беспокойством. Они молча глядели, как причалил корабль, молча слушали, как царские трубачи возвестили о моем прибытии. Но когда я вышла в серебристом облачении и приветствовала народ, толпа в ответ разразилась возгласами — радостными, одобрительными возгласами. Меня захлестнула волна облегчения. Я улыбнулась, радуясь тому, что меня снова окружает мой народ.
— Невеста! Невеста! — восклицали люди. — Исида! Где Дионис? — И сами же отвечали: — В своем винограднике. Мы желаем тебе радости, счастья, любви…
— И плодородия! — подхватили другие.
— Процветания и благоденствия для Египта! — закричали третьи. — Мира с Римом!
— Все это я вам обещаю, — заверила я, а потом, поддавшись порыву, сорвала с себя расшитую серебром накидку и бросила в толпу. Встречающие устроили свалку, а я села в закрытые носилки, и меня быстро унесли во дворец.
Дети выбежали мне навстречу: Александр и Селена вприпрыжку, скользя по мраморному полу, а изрядно выросший Цезарион хоть и торопился, но старался шествовать с достоинством. Мардиан лучился от радости, и даже Олимпий утратил обычную невозмутимость. Слуги к тому же рады были видеть Ирас и Хармиону, по которым соскучились.
— Ну, наконец-то ты вышла замуж! — промолвил Олимпий, целуя меня в щеку. — Теперь, по крайней мере, тебе не грозит участь старой девы. И здесь немалая моя заслуга: ведь всем ясно, что ты вступила в брак, подражая мне.
— Разумеется, друг мой, это единственная причина, — заверила его я, красуясь перед ними в свадебном ожерелье.
— Антоний отправился в Парфию? — спросил Мардиан.
Я почувствовала, что он обеспокоен.
— Да, я проводила его до реки Аракс, — сказала я. — Армия великолепна, прекрасно вооружена, оснащена машинами… — Я покачала головой. — Но об этом поговорим потом, времени у нас полно. А сейчас давайте сбросим дорожные плащи, омоем ноги и выпьем в честь возвращения.
Все стало другим, хотя вроде бы ничто не изменилось — мебель стояла на своих местах, порывы морского ветра надували и колыхали занавески, как это мне и помнилось, и даже безукоризненно вычищенные домашние туфли так же дожидались меня в гардеробной. Но теперь и я, и Александрия были связаны с внешним миром, и я чувствовала себя так, будто в окружавшей сад ограде проделали брешь. Это уже не убежище, не тот обособленный Египет, каким он был всегда. Отныне здесь ощущалось незримое присутствие Рима.
— У тебя печальное лицо, — заметила Хармиона. — Тебе что-то не нравится в твоих покоях?
— Нет, конечно же нет. Просто на миг они показались мне незнакомыми.
Я покачала головой. Какие грустные мысли! Союз с Антонием защитит Египет, сохранит его и убережет от опасности.
