Шеннон Дрейк - Тристан и Женевьева (Среди роз)
– Почему же? – спросил Тай, движением головы отбрасывая с глаз прядь песочного цвета волос и глядя на Женевьеву с немым укором. – Твой любовник сейчас в своем кабинете занимается делами.
– Гай, черт побери! Я не выбирала себе любовника! Я боролась до самого конца! Я боролась тем оружием, которое ты сам выбрал для меня! А когда я проиграла битву, то осталась одна, чтобы заплатить за все, в то время как ты бросил меня и предал нас…
– Нет, я был вместе со Стенли! Они перешли на сторону Генриха и вовлекли меня в это! Ричард был обречен. Я сражался за Эденби, я рисковал жизнью на глазах у Тюдора, чтобы он увидел, как я предан ему, чтобы он отдал мне тебя и Эденби!
Женевьева печально посмотрела на него.
– Гай, я в плену, и все мое имущество перешло к Тристану, я уверена, что ты это знаешь, а я за это заплатила.
Ее не заботил его тон, ей было наплевать на сарказм, звучавший в его голосе, она начала говорить, но он перебил ее, рассмеявшись прямо в лицо.
– Да, ты заплатила, Женевьева! Но я не видел, чтобы он мучил тебя, напротив, я видел, как он протягивал к тебе руку, и ты доверчиво протягивала ему свою! Я не видел, чтобы он силком тащил тебя за собой, я видел, что ты добровольно шла за ним. Я знаю, что ты носишь ребенка от него, я видел, как ты вспыхивала, когда он прикасался к тебе! Как блестели твои глаза, как ты дрожала и как нежно обнимала его, когда он брал тебя!
– Гай, как…
– Ты, шлюха, Женевьева! Весь Лондон знает, что ты – ланкастерская шлюха! Скажите мне, миледи, что вы сделаете, чтобы еще больше обесчестить своего жениха и своего отца, убитых его рукой? Выйдешь за него замуж? Ты собираешься нежиться в его объятиях, в то время как дух твоего отца будет вечно скитаться и стенать, под твои страстные вздохи и стоны? Когда ты станешь его женой…
– Я…
Она ненавидела Гая в этот момент, но понимала его боль, в то время как он не понимал ее мук. Ей стало стыдно.
– Прости меня, – холодно сказала она, высоко подняв голову, – но мне нужно идти.
Женевьева попыталась обойти его, но он схватил ее за руку и притянул к себе. И когда она уже собиралась закричать и оттолкнуть Гая, Женевьева внезапно увидела слезы, застилавшие его глаза, и простила ему те жестокие слова, которые он только что сказал ей.
– Гай…
– Женевьева, прости меня! – он пал на колени, держа за руку и прижимая ее к своей щеке, – Женевьева, я люблю тебя, я буду всегда любить тебя, я не смогу перенести этого!
– Пожалуйста, Гай! – Женевьева тоже опустилась на колени и заглянула в его глаза. – Гай, пожалуйста, ты не должен любить меня, ты не должен страдать из-за меня, он…
– Он должен умереть, – твердо сказал Гай.
– Нет, нет, не будь дураком! – с тревогой вскричала Женевьева, – Гай, если он умрет, Генрих будет…
– Я тоже предан Генриху!
Женевьева нетерпеливо тряхнула головой.
– Тристан долго верой и правдой служил Генриху, и они очень близки. Если Тристан умрет, то король передаст Эденби другому.
– Мне!
Она вздрогнула, ибо внезапно увидела на лице своего старого друга выражение хитрости и коварства.
– Гай, я не…
– Женевьева, Женевьева, я никогда не был дураком! Клянусь, я скоро освобожу тебя! Не бойся. Я могу быть сильным и быстрым, будь терпелива, любовь моя, и жди меня!
– Гай, пожалуйста, это безумие! Пожалуйста, не делай ничего! Эденби процветает и людям хорошо живется, я не хочу чтобы снова кто-то подвергался опасности! Гай, ты не должен…
Внезапно он рванул ее за руку, и она быстро сообразила, что ей следует замолчать. Он встал и поднял ее, и неожиданно отпустил, Женевьева стояла, боясь шелохнуться, потому что со страхом догадывалась о причине такого поведения Гая.
Она услышала шаги, гулко раздававшиеся под сводами часовни, неумолимо приближавшиеся к ним.
Женевьева боялась обернуться, но у нее не было иного выбора. Смертельно бледный Гай смотрел поверх ее головы.
Наконец она обернулась. Перед ней был Тристан, высокий и величественный, в пурпурном плаще, прихваченном на плече брошью с эмблемой, недавно вошедшей в моду – белая роза, переплетенная с красной. Он стоял с непокрытой головой, положив руки на бедра, и с таким суровым выражением смотрел на нее, что Женевьева не смогла сдержать дрожь. Она с отчаянием спрашивала себя, что он услышал из сказанного ими.
И подумала, ведь он может решить, что она планировала эту встречу с Гаем.
Тристан неожиданно улыбнулся и поклонился. Его улыбка была холодной и пугающей, она совсем не коснулась темных провалов его глаз.
– Миледи, сэр Гай.
– Тристан…
Почему она заговорила, ведь он ни о чем не спрашивал. Ее голос, казалось выдавал ее вину.
Улыбка Тристана стала шире, и он перевел свой взгляд на Гая, потом шагнул вперед, взял ее за руку и почувствовал, что Женевьева не просто дрожит, но ее колотит, словно осенний лист на ветру.
– У вас красная щека, миледи.
Никогда не доводилось ей слышать столько угрозы в его спокойном ровном голосе.
– Я упала, – быстро солгала она. – Я хотела навестить могилу моего отца, но поскользнулась, пытаясь поцеловать его мраморную щеку.
Тристан обошел ее и посмотрел на статую. Затем, снимая перчатки, пристально глянул на Гая.
– Так и было, сэр Гай?
Тот начал отвечать, не спуская с Тристана внимательных глаз.
– Я подошел, чтобы помочь леди Женевьеве, когда та упала. Именно так и было, ничего больше, милорд.
Тристан кивнул им обоим и снова улыбнулся той холодной улыбкой, которая заставляла дрожать Женевьеву. Если бы можно было убивать взглядом, то они давно бы уже лежали в агонии!
Он не спеша провел пальцами по каменному лицу Эдгара Эденби и подошел к могиле Акселя. Прикоснулся к мраморному изображению и снова посмотрел на Женевьеву.
– Красивый молодой человек. Жаль, что он погиб, – холодно произнес Тристан.
– Да, – также холодно ответила Женевьева. Она не станет дрожать пред ним, здесь рядом с могилами своего отца и жениха!
Она смело шагнула вперед и нежно провела пальцами по каменным губам. И слезы навернулись на ее глаза.
– Он не любил сражаться, – тихо сказала она, – он верил, что если тем, кто хочет войны, дать возможность убивать друг друга, то на земле воцарится мир и покой. Он предлагал нам остаться в стороне от этой междоусобицы, но он должен был поддерживать моего отца, своего лорда, которому всегда был верен. Он был очень храбрым.
– Да, как и все в Эденби, – ровно сказал Тристан, и повернулся к Гаю, – Генрих должен быть благодарен вам, сэр, за то, что вы перешли на его сторону и так храбро сражались.
Гай не ответил. Тристан схватил Женевьеву за запястье.
– Мы отъезжаем теперь же, миледи!
