Ферн Майклз - Валентина
Паксон снова выругался и, предавшись своим невеселым раздумьям, двинулся в бесконечно-долгий путь. Как, должно быть, эта женщина сейчас над ним смеется! Уже во второй раз она оставляет его в дураках: в первый раз – с припасами в кладовых, и теперь он снова в глупом положении! Ни одна женщина никогда прежде не обдуривала так его! Валентина должна поплатиться за это во что бы то ни стало!
По мере того как палящее солнце пустыни поднималось все выше, султан уже начинал подумывать, удастся ли ему вообще дожить до сладкого мига мщения. Но если он доживет, то уж наверняка эта женщина расплатится за все сполна!
* * *Валентина рассказала Розалан о шутке, которую она сыграла с Паксоном. Посмеявшись и посудачив насчет положения, в котором очутился грозный воин, бедуинка поделилась новостью с Ахмаром.
К закату солнца дворец гудел, обсуждая проделку госпожи. Султан Джакарда голый бредет по долине! Женщины прятали улыбки под яшмаками, а мужчины то и дело ощупывали на себе одежду. А чего стоил этот слух из конюшни: госпожа приказала заклеймить вороного жеребца, принадлежавшего неистовому султану, христианским крестом! Что будет, когда хозяин явится за конем? Говорили, что сейчас Валентина отдыхает в своих покоях, храня на устах таинственную улыбку и поедая фиги.
Но на самом деле она беспокоилась, зная, что ей нужно уладить много дел. Работа помогала не думать о горестях. Тонкие руки разбирали документы и исправляли ошибки, прежде чем поставить печать эмира на пергаменты. Где сейчас Паксон? Много ли уже преодолел миль, бредя по долине пешком и голым?
Взрыв смеха вырвался из груди Валентины, когда она поставила последнюю печать на стопку документов. Значит, женщина годится не только для того, что он имел в виду! И на самом деле не все женщины одинаковы!
– Тебе еще многое предстоит узнать, сарацин!
ГЛАВА 26
Бесконечные дни и бесконечные ночи… Каждую минуту своей жизни Валентина сознавала, что Менгис для нее потерян навсегда. Ее глаза невольно искали следы воспоминаний. Обрывок мелодии, сыгранной бродячим музыкантом на рыночной площади, напоминал о том, что любовь ушла. Ветерок, принесший свежий запах горных лесов, вызывал в памяти лицо любимого. А ночью, когда все вокруг затихало и повседневные дела не занимали мысли, подушка под головой становилась плечом Менгиса, а легкое покрывало – его руками.
Когда же наконец сон милостиво окутывал ее, то длился совсем недолго: девушка засыпала, чтобы проснуться с именем возлюбленного на устах, и слезы безудержно струились по ее щекам. Тоска по Менгису стала телесной болью, неизбывной мукой, заставлявшей без конца вспоминать их встречи и не позволявшей утихнуть горю.
Даже звезды над Напуром приносили ей боль, вызывая в памяти моменты восторга – она лежала на травянистом пригорке в объятиях, укрывавших ее от тревожных мыслей о мире, простиравшемся у подножия горы Аламут, а небо мерцало мириадами звезд. Валентина тосковала по ласкам Менгиса и жаждала его любви.
С воспоминаниями о блаженстве приходило неизбежное осознание потери. Когда-то она повернулась к возлюбленному спиной и покинула Аламут, хотя мольбы Менгиса ранили ее сердце и темные, полные искреннего чувства глаза жгли ей спину. Она тогда не осталась, лишив себя надежды на будущее, и Менгис выбрал единственный открывавшийся перед ним путь: трон шейха аль-Джебала. Почему же она не послушалась его? Почему не оставила ему никаких надежд, решив, что клятва, данная Рамифу, и помощь христианам важнее, чем любовь? Видимо, Менгис не смог ей этого простить. И он уже никогда не простит ее за это! Теперь ей остается лишь жизнь в мучительной пустоте одиночества.
Как хотелось бы сейчас Валентине, чтобы никогда не набиралась она смелости подняться на Аламут, никогда не встречала бы Менгиса, никогда не изведывала бы нежности его объятий и никогда не слышала бы, как шепчет он во сне ее имя. Как легка была бы ее жизнь, если б она не знала его любви, чистой, как горный ручей, и теплой, как пески пустыни, – любви, наполнившей ее жизнь. «Нет, – подумала девушка, – любовь не наполнила прежнюю жизнь новым смыслом, а дала саму жизнь, отличную от прежней. До встречи с Менгисом я была лишь тенью. Менгис вдохнул в меня жизнь. С ним я открыла саму себя».
Горько-сладостные воспоминания о ласках согревали кровь Валентины и оживляли тоску. Образ любимого преследовал: Менгис все еще оставался для нее реальностью. Его поцелуи, объятия, звук голоса, нашептывающего слова любви и обожания, мучили и мучили, снова и снова… Мука, мучение… горько-жгучая участь.
Воспоминания о Паксоне тоже жгли девушке сердце, само его имя, казалось, таило в себе угрозу. Валентина знала от Ахмара, что султан Джакарда остался поблизости от Напура, чтобы возглавить сбор мусульман, стекавшихся со всей равнины. Она знала также, что его люди доносили ему о каждом ее шаге. Паксон выжидал случая, удобного для мщения.
Он не появлялся во дворце с того самого дня, как настиг ее в долине – слишком велико было его унижение: женщина украла и одежду, и коня! Валентина не боялась, что султан донесет Саладину о ее предательстве: христианка оказывает помощь крестоносцам, посылая провизию из кладовых Напура! Однако сама ее жизнь оставалась под угрозой. Девушка понимала: Паксон желает ей смерти не потому, что она посылала продовольствие войскам Малика Рика, а потому, что отказывалась принадлежать ему, вынуждая признать поражение.
Султан Джакарда не разоблачал ее как христианку, виновную в предательстве интересов мусульман, так как из-за продолжительного молчания его теперь могли счесть соучастником преступления. Он не любил Валентину, но она невольно бросала ему вызов, и султан намеревался победить во что бы то ни стало, даже если для того ему пришлось бы убить ее своей рукой.
Ей не освободиться ни от воспоминаний о Менгисе, ни от угрозы со стороны его брата, пока она не покинет Напур! Клятва, данная Рамифу, исполнена, а продолжать оказывать помощь христианам уже невозможно: Паксон подстерегает ее на каждом шагу! Менгис же недосягаем.
Валентина мрачно признала, что у нее нет другого выхода, кроме как покинуть Напур. Ей следует вернуться к своим единоверцам – туда, где она сможет освободиться, по крайней мере, от Паксона, хотя, конечно, никогда не сможет избавиться от волнующих воспоминаний о Менгисе.
Но покинуть Напур следует так, чтобы пытливые глаза людей султана Джакарда не заметили ее бегства. Зная, что невозможно в одиночку преодолеть путь, пролегающий по пустыне, Валентина принялась размышлять, как же осуществить задуманное. Ближайший форпост крестоносцев – в Бет-Набле, там сейчас и Ричард Львиное Сердце. Английский король поможет ей добраться до Акры, откуда она отбудет в Наварру на корабле.
