Жюльетта Бенцони - Кречет. Книга I
— Убейте меня, генерал, но не оскорбляйте.
— А вы прекратите раз и навсегда твердить о вашей казни. Мне не хватает еще одного мертвеца, когда я так нуждаюсь в живых. А теперь послушайте хорошенько: никто, кроме меня, не знает, что вы хотели бежать. Опыт показал, что я был прав, когда запретил вам сопровождать эту женщину, так как вы не вернулись бы, но я ошибся, оставив вас при себе. Вы созданы для смелых предприятий: в бою вы рассуждаете здраво и не делаете глупостей. Хотите драться?
— Я никогда не желал ничего лучшего, кроме…
— Я запрещаю вам думать об этом! Возвращайтесь к себе и готовьтесь к отъезду. Через одного нашего шпиона, Чэмпа, мы узнали точное местонахождение Арнольда. Генерал Лафайет, который, как и вы, не может утешиться после смерти Андре, на рассвете отправляется с отрядом своих стрелков, чтобы попытаться захватить его. Присоединяйтесь к нему!
Невозможно было устоять перед Вашингтоном в подобной ситуации, так как никто не знал людей, как он. Укрощенный, но с оледеневшей душой, Жиль подтянулся, щелкнул каблуками и отдал честь по всей форме.
— Всегда к вашим услугам, генерал, благодарю вас за то, что вы будете считать, будто ничего не произошло. Мне, может быть, удастся доказать вам свою признательность, отдав жизнь. Остается только вернуться к себе… и сжечь кое-какие письма, которые теперь совсем не должны вас интересовать.
Внезапно Вашингтон рассмеялся. Он подошел к молодому человеку и сжатым кулаком ткнул его в плечо.
— Чертов бретонский упрямец! Я просто из кожи лезу, объясняя, что хочу видеть вас живым. И потом… — голос его смягчился, но стал серьезным, а улыбка все еще светилась в его усталых глазах, — и потом, поверьте мне: ни одна женщина, даже самая красивая, не стоит того, чтобы способный молодой человек порушил свою судьбу ради нее. Спросите-ка об этом у Арнольда, если найдете его. Если бы не его безрассудная любовь к очаровательной Пегги, его жене, он, быть может, остался бы честным человеком и героем.
ПОНГО
С вызывающе красным пером на треуголке, как у всех солдат Лафайета, лейтенант Жиль Гоэло с головой погрузился в войну, как узник бросается в море, кишащее акулами, чтобы выплыть свободным или не выплыть никогда…
Ценой тысячи опасностей им удалось, пользуясь сведениями разведчика Чэмпа, подойти к Форт-Конститьюшн в нью-йоркской бухте, где укрылся предатель. Но там они узнали, что добыча ускользнула. Вне себя от гнева, жаждущий мести, Арнольд не мог и не желал просидеть все зиму взаперти в крепости. Он добился у лорда Клинтона разрешения присоединиться к южной армии англичан и тотчас двинулся на Виргинию, твердо решив заставить земляков Вашингтона дорого заплатить за то унизительное положение, в котором он оказался по своей собственной вине.
Экспедиция вернулась в Тэппен с пустыми руками — солдаты и офицеры не помнили себя от ярости. В едином порыве Лафайет и Жиль настойчиво убеждали Вашингтона, добиваясь у него разрешения преследовать предателя до Виргинии. Но генерал был против:
— Мы осаждаем Нью-Йорк, господа, вы, кажется, об этом забыли, и у меня не слишком много войск. Прошу вас, оставайтесь здесь и подчиняйтесь приказам.
Еще более жестокое разочарование ждало Жиля: пастор Гибсон и охрана, отвозившие Ситапаноки в лагерь на берегах Саскуэханны, возвратились гораздо раньше, чем думали, так как они не добрались до цели своего путешествия. Красавица индианка сбежала однажды ночью, когда они стояли лагерем около Дингмэнс Ферри на Делавэре. Она исчезла, и найти ее было невозможно.
Сначала эта новость, которую он услышал из уст самого генерала, наполнила Жиля тайной радостью.
— Она не захотела вернуться к Сагоевате! — Жиль не смог скрыть своего ликования. — Она хотела, чтобы мы жили вдвоем, далеко на севере, в тайном месте, которое служило убежищем племени ее отца, пока его не истребили.
— И вы полагаете, не правда ли, что она отправилась туда одна… и что она вас там, быть может, будет ждать?
— Почему бы и нет? Она уверена во мне, так же как и я уверен в ней.
— Уверены в ней? Ах, молодость, молодость!..
Мне вовсе не хочется говорить вам то, что скажу сейчас, мой бедный друг, но я должен это сделать, чтобы помочь вам изгнать из вашего сердца даже тень сожаления. Знаете ли вы, что мне сообщили шпионы, которые у меня есть на индейской территории? Супруга мудрого Сагоеваты, женщина, ради которой вы хотели отречься даже от своей крови, отправилась не в северные леса, где когда-то жили алгонкины, а в долину реки Мохок… к кострам лагеря Корнплэнтера!
Жиль умолк, слишком потрясенный, чтобы отреагировать, так как он ни секунды не сомневался в правдивости слов генерала. Имя вождя ирокезов ударило его словно обухом по голове.
Точно онемев, он смог только кивнуть, повернулся на каблуках и, даже не отдав честь, выбежал, пролетев, как смерч, между подошедшим Лафайетом и генералом Ноксом, которого чуть не сбил с ног.
— Боже правый! — воскликнул маркиз. — Но это же лейтенант Гоэло! Куда это он так бежит?
Он как будто увидел призрак!
Вашингтон, последовавший за ним до порога, пожал плечами и меланхолически улыбнулся.
— Призрак своей несбыточной мечты, мой дорогой маркиз! Я только что оторвал его от женщины, к которой он был неравнодушен.
— А! Вы говорите о той индейской принцессе?
Вы заперли ее в доме пастора, а он все же стал ее любовником…
— Вот как! Вы это знали?
Маркиз засмеялся.
— Когда поблизости красивая женщина, я всегда знаю все, что ее касается. У нас, французов, есть такой талант, генерал. К сожалению, я ее даже мельком не видел.
— Тогда мне жаль вас. Она наделена редкой красотой: великолепная дикая кошка. Но парень мне по душе, он храбрец, и я не хочу, чтобы он наделал глупостей!..
— Это меня бы удивило. Я видел, как он сражался, когда англичане нас чуть было не схватили… Что ж, пойду поищу его, когда мы получим ваши распоряжения.
Жиль далеко не ушел. Несясь, как раненый олень, который надеется в зарослях вырвать стрелу из раны, он внезапно остановился перед вывеской трактира «Великий Вашингтон». Его первой мыслью было броситься в Гудзон и окончить там свои дни… Весело раскрашенная вывеска, на которой красовалось довольно странное изображение его командира, заставила юношу передумать. Мысль о Ситапаноки, бросающейся из его объятий в объятия Корнплэнтера, мучила его, но не станет же он убиваться, как брошенная своим любовником беременная крестьяночка!
— Сука! — сквозь зубы процедил он. — Грязная сука! Турнемины никогда из-за этого не убивались… Раз уж ты хочешь утопиться, мой мальчик, лучше сделать это в стакане рому.
