Лора Бекитт - Остров судьбы
— Ты меня не узнаешь? Неужели я так сильно изменилась?
— Я не знаю вас, сударыня.
— Бьянка. Бьянка Гальяни.
Андреа замер. Бьянка Гальяни, девушка, честь которой он когда-то пытался спасти! Куда подевались ее непринужденная улыбка, веселые искорки в глазах, взгляд которых был способен очаровать любого мужчину, смех, похожий на звук чистого, прохладного родника?
Бьянка и сейчас оставалась красивой, и все же Андреа видел перед собой совсем другого человека. Прежде ему чудилось, будто весенний ветер вот-вот унесет ее на край земли, а теперь она стояла перед ним приземленная, разочарованная жизнью. Он не подозревал, что можно так сильно измениться, оставаясь на воле.
— Так это… вы?
Она нервно рассмеялась.
— Возможно, тебе неприятно меня видеть, но все-таки мы земляки. К тому же почти что родственники: твоя сестра Орнелла вышла замуж за моего старшего брата Дино.
Андреа хотел ответить, что если он когда-либо вспоминал или думал о ней, все это давно погребено под тяжестью лет, но вместо этого произнес:
— Орнелла? Где она теперь?
— В Париже. Представляешь, она поет в театре!
Андреа подумал об обещании, данном умирающему Ранделю: поехать в Париж и отыскать его детей. Теперь это казалось немыслимым.
— У нее всегда был красивый голос, — сказал он и спросил: — Значит, наши семьи больше не враждуют?
— Нет. Твоя мать живет в Аяччо в одном доме с Джулио, моим братом.
Андреа глубоко вздохнул.
— Она жива!
— Да. Ты не хочешь ее навестить?
Андреа представил Беатрис, ее неподвижное лицо, острый взгляд, слова, которые догоняли жертву, как метко брошенный нож, и вонзались в сердце. И ответил:
— Не знаю.
Бьянка прислонилась к деревянному столбу.
— Значит, ты десять лет провел на каторге?
— Да.
— Тебе приходилось жалеть себя? — неожиданно спросила она, но Андреа не удивился.
— Себя я не жалел. Мне было жаль жизни, растраченной понапрасну.
Ему понравилось, что Бьянка не стала говорить, что у него все впереди. Вместо этого она спросила:
— Я слышала, ты читаешь книги?
Андреа кивнул.
— Какие? Можно посмотреть?
Он нехотя достал мешок, развязал его и протянул Бьянке две книги, которые первыми попались в руки. Ее удивлению не было предела.
— Ты умеешь читать по-французски?!
— И писать тоже. На каторге была школа, где нас обучали монахи.
— Я тоже научилась читать, но этих книг не знаю. Можно взять вот эту?
— Да, — ответил Андреа, хотя речь шла о «Дельфине».
— Она выглядит очень старой, — заметила Бьянка.
— Эта книга была со мной на каторге. Мне стоило большого труда ее сохранить.
— Откуда она у тебя?
— Мне подарил один человек, — ответил Андреа и добавил: — Он умер.
Он почувствовал, что сказал слишком много, отступил от желания держаться на расстоянии от окружающего мира. Он хотел, чтобы Бьянка поскорее ушла, и она в самом деле удалилась, очевидно, почувствовав, что он хочет остаться один.
Ночью Андреа лежал без сна и думал, думал о том, долго ли сможет оставаться сторонним наблюдателем жизни. Он бы позволил судьбе включить себя в тот водоворот восторгов и ярости, что бурлил вокруг, если б не знал одной вещи: ничто, никто и никогда не способно сделать его по-настоящему счастливым.
Глава 7
Прошло два месяца. У Андреа отросли волосы, и он уже не выглядел таким изможденным и худым. Работы было на удивление мало; во всяком случае, так ему казалось после десяти лет каторги. Если его здоровье и пострадало, то не настолько, чтобы оно не могло восстановиться.
Иной раз Бьянка заглядывала к нему поболтать, и хотя она держалась запросто, почти дружески, Андреа старался сохранять необходимое расстояние, и не только потому, что она была женой хозяина. Просто он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь.
Винсенте не удостаивал нового работника особым вниманием, но Андреа чувствовал, что господин им доволен. Молодой человек ничего не замечал и ни во что не вмешивался, он знал только свою работу, лошадей и книги.
Однажды, когда пошел ливень, Андреа сидел возле входа, глядя на серебристую колышущуюся завесу, которая отбрасывала на пол конюшни шевелящиеся тени. Пахло мокрой зеленью и землей, и ему чудилось, будто это аромат самой жизни. Он неожиданно вспомнил маки: они никогда не сдавались; даже почти полностью выгоревшие, сохраняли в себе частичку будущего и продолжали расти.
Когда напротив входа внезапно появилась женщина, Андреа вздрогнул. Нарядное платье намокло и облепило ее фигуру, с неприбранных волос капала вода. Бьянка наклонилась, сняла с ноги туфлю и вылила из нее воду. При этом сильно покачнулась, и Андреа заметил, что она пьяна.
— Где ваш муж? — спросил он обычным холодным тоном и тут же осознал, как нелепо звучит вопрос.
Бьянка скривила губы. Ее щеки пылали.
— Он куда-то ушел. Ты знаешь о том, что он негодяй?
— Я знаю только, что он дал мне работу и кров, когда мне некуда было деваться.
Бьянка прошла мимо него и улеглась в сено.
— Я вся вымокла, — сказала она, расстегивая лиф бледно-розового платья и обнажая нежную белую грудь. Потом вздернула подол, и Андреа увидел ее длинные стройные ноги. — Я хочу изменить ему, неважно, с кем… Хотя бы с тобой. Ведь это из-за меня ты попал в тюрьму!
Ее тон был развязным, а язык слегка заплетался. Голубые глаза блестели — в них будто переливались крохотные льдинки. Она была живая, трепетная, теплая, но при этом до предела утомленная и невероятно несчастная.
Андреа приблизился, натянул платье ей на колени и сказал:
— Нет, не из-за вас, а потому что убил человека. — И протянул ей руку. — Вставайте.
— Возьми меня, — сказала она, — как хочешь; можешь даже грубо, так как ты умеешь. Да я и не привыкла к иному.
— Я никак не умею. У меня никогда не было женщины.
Бьянка резко села.
— Это правда? А почему?
— Когда меня арестовали, я был еще слишком молод. А на каторге нет женщин.
— И как ты вытерпел десять лет?
— Когда целый день работаешь на пределе сил, когда тебя кормят гнилыми овощами, когда думаешь только о том, как выжить, никакие женщины не нужны.
— А теперь?
— Теперь я мечтаю только о покое.
— Я тоже, — тихо сказала Бьянка, и Андреа почудилось, что она слегка протрезвела.
Дождь закончился. Капли покрывали траву сплошной пеленой, дрожали на листве и срывались с веток. Бьянка встала и собиралась выйти из конюшни, как вдруг на пороге появился Винсенте. Его смуглое лицо побагровело, глаза были чернее ночи и при этом налиты кровью, в руках он сжимал хлыст.
