Симона Вилар - Коронатор
– Ранами Христа заклинаю, сэр, пощадите ее!
Ричард понял, что баронесса уже все знает, но остановиться не мог.
– Его зарубил в схватке барон Филип Майсгрейв!
Он с любопытством смотрел на Анну, ожидая ее реакции. Но та выглядела лишь слегка опешившей.
– Это неправда, – удивленно произнесла она.
– Но это так, миледи. Я видел это собственными глазами.
– Значит ваши глаза солгали вам!
Анна вскочила. Теперь всю ее била дрожь. Глаза сверкали, как у безумной. Ричард и в самом деле испугался за ее рассудок, когда она стала отступать к стене, крича:
– Это неправда! Неправда и еще раз неправда! Филип Майсгрейв никогда не поднял бы руку на Уорвика! И вы лжете, герцог Ричард, как делали это тысячу раз, чтобы причинить мне боль. Вы сам дьявол во плоти, Дик Глостер, и если на небе есть Бог – он покарает вас!
Она умолкла тяжело дыша. И тогда герцог смущенно улыбнулся.
– Я поражен, сколь высокого мнения вы о славном бароне Майсгрейве. Но тем не менее, это ничего не меняет. Именно от его руки пал Делатель Королей. Многие видели их схватку. И если вы не верите мне, то поверьте супругу леди Деборы или другим очевидцам, которые могут под присягой подтвердить, что во время битвы граф Уорвик храбро бился на мечах с рыцарем Бурого Орла и пал от его руки.
Губы Анны побелели, в лице не было ни кровинки. Наконец она проронила:
– Я поверю в это, если услышу подтверждение из уст самого Филипа Майсгрейва.
Ричард хотел пожать плечами, но невольно поморщился от боли и схватился здоровой рукой за раненое плечо. Боль раздражала его. Он исподлобья взглянул на Анну.
– Видит Бог, это было бы недурно! Но тот, чьи уста навеки сомкнулись, уже ничего не скажет. Майсгрейв мертв, миледи! Он также пал в битве, упокой, Господи, его душу.
Он хотел перекреститься, но перевязь помешала ему. В следующий миг он шагнул вперед, чтобы поддержать оседавшую на пол Анну. Сознание оставило ее.
– Дьявол и преисподняя! Леди Дебора!
Но баронесса уже была рядом, и вдвоем они уложили Анну на постель.
– Оставьте нас, ваша светлость.
Она хлопотала над Анной, растирая ей руки и брызгая в лицо водой. Когда она принялась расшнуровывать платье принцессы, герцог все еще не двигался с места.
– Весьма странно. Она держалась, когда я сообщил ей о гибели отца, но, узнав о смерти Майсгрейва, упала в обморок. Что вы на это скажете, миледи?
– Скажу, что вы бессердечный человек, ваша светлость.
– Бога ради, леди!.. Дамы падают в обморок и по куда более незначительным поводам, нежели гибель отца. Она же лишилась чувств, когда…
Дебора резко выпрямилась, и Ричард удивленно взглянул на нее. Он никогда раньше не приглядывался к ней. Твердый взгляд, характерная волевая складка губ… Эта юная дама не так проста, как кажется. И наверняка именно она помогла Анне бежать из Тауэра. Похоже, Кристофер Стэси далеко не все знает о своей супруге.
Ричард прищурился.
– Строптивость не является добродетелью. И я понимаю, почему ваш супруг после битвы не слишком торопился к вам, не отказав себе в удовольствии поразвлечься с горожанками в Барнете.
Дебора на мгновение опешила, но тотчас нашлась:
– А малодушие не украшает рыцаря. Горько сознавать, что столь сиятельный лорд, как вы, ваша светлость, опускается до бабьих сплетен.
Какое-то время они с герцогом с вызовом глядели друг на друга, затем Ричард пожал здоровым плечом и удалился…
В нижнем помещении башни не было окон, но горело около дюжины факелов и свечей. Роберт Рэтклиф велел установить здесь столы, чтобы устроить пиршество в честь великой победы Белой Розы. На грубо сколоченных досках дымилось жирное, прямо с огня, мясо, лежали каплуны, яйца, творожные пасхальные пироги, в кувшинах пенилось пиво и душистые настойки. Ричард с удовольствием присоединился к трапезе, тотчас забыв о двух женщинах.
Факелы отбрасывали на лица пирующих красноватый свет. Под столами сновали забредшие в открытую настежь дверь куры. Ричард, в своем блистающем наряде, с рукой на перевязи, восседал во главе стола, красочно рассказывая жадно внимающим ему воинам о ходе битвы, о том, как шесть долгих часов в густом тумане англичане истребляли друг друга, о смерти Уорвика, Монтегю, о гибели тучного Экзетера, о пленении Стэнли, о бегстве Оксфорда и Сомерсета с поля боя. Все это сопровождалось щедрыми возлияниями, и Ричард уже пребывал в самом благодушном настроении, когда сверху спустилась баронесса Шенли и сообщила, что принцесса Уэльская желает видеть герцога.
Когда Ричард поднялся в башню, Анна уже успокоилась, но на лице ее были заметны следы слез.
– Могу ли я просить вас, милорд, сопровождать меня к телу отца?
Ричард поморщился.
– Барнет сейчас не самое подходящее место для леди. Король Эдуард вершит там суд и расправу, и даже горожане, не выдерживая этого, бегут в лес.
– И все же я настаиваю.
Ричард, размягченный вином и едой, неожиданно согласился. Было велено седлать коней, и через полчаса кавалькада двинулась в сторону Барнета.
Едва они покинули пределы замка, небо потемнело, налетел ветер, гоня полотнища серых холодных туч. Пасхальное солнце скрылось, все вокруг стало тусклым, тени исчезли.
– Будет гроза, – заметил Ричард, вглядываясь в сумрачное небо.
Анна молча правила конем, глядя прямо перед собой. Дебора Шенли на своей малорослой пегой лошадке все время держалась рядом, с тревогой поглядывая на принцессу. Ее супруг замыкал кортеж, недовольно поглядывая на супругу, не уделявшую ему никакого внимания.
Они свернули в лес. Здесь было тихо, лишь ветер шумел в вершинах дубов и буков. Дорогу им торопливо перебежала волчица с отвислыми сосцами, неся в пасти какую-то поживу. Ричард кивнул в ее сторону.
– Сегодня под Барнетом для них будет настоящий пир. Король запретил монахам хоронить павших ланкастерцев и оказывать помощь их раненым. Конечно, это выглядит жестоко, но во время войны всегда совершаются поступки, которые потом хочется забыть.
Анна будто и не слышала этих слов, словно пребывая в трансе. Однако когда лес расступился и перед ней предстало поле битвы, она очнулась и на лицо ее набежала тень ужаса и отвращения.
Налетевший ветер доносил тошнотворный запах крови, железа и уже тронутых разложением трупов. Всюду, куда ни глянь, лежали груды человеческих и конских тел, торчали обломки копий. Изрубленные тела казались тряпичными куклами, серое смешивалось с багровым. Некоторые из павших были обнажены, и их раны казались иссиня-черными. Там и тут мелькали фигуры мародеров, хотя Эдуард строго-настрого запретил грабить павших, пока войсковые командиры и монахи не вынесут с поля боя тела раненых и убитых йоркистов, чтобы с почестями похоронить их в освященной земле. Среди мертвых бродили псы, обнюхивая тела, лизали пропитанную кровью землю. Тучи воронья и галок кружили над павшими, с карканьем и гвалтом опускаясь на трупы, а высоко в небе парили ястребы.
