Жюльетта Бенцони - Рабыни дьявола
Охваченная чувством ужаса и сострадания при новом соприкосновении с подлостью работорговли, Марианна широко открыла глаза. Дерзость этой женщины ошеломила ее. Разве не находился турецкий пост всего в нескольких туазах от созданного ею убежища? В первый раз она по-настоящему почувствовала привязанность к бесстрашной женщине и улыбнулась ей от всей души.
– Я могу только восхищаться тобою, – искренне сказала она, – и если я в состоянии помочь тебе, я сделаю это охотно, но как? Этот человек уже упомянул, что мой господин послал меня к султанше, чтобы попытаться восстановить ослабевшие дружеские связи…
– Но он также дает убежище лучшим представителям нашей интеллигенции. Один из самых известных писателей, Кораис, посвятивший все свои силы нашему возрождению, живет во Франции, в Монпелье, а Ригас, наш поэт, был казнен турками за попытку присоединиться к Бонапарту и обеспечить нам его поддержку!..
Мужчина, которого звали Теодорос, вмешался. Видимо, этот экскурс в историю раздражал его, и он торопился перейти к непосредственной действительности.
– Наполеон желает, чтобы война между Турцией и Россией продолжалась, – бросил он внезапно, – но скажи нам, почему? Мы тоже желаем полного поражения Порты, но мы хотели бы знать намерения твоего императора.
– Точно я их не знаю, – после легкого колебания сказала Марианна. (Она подумала, что не имеет никакого права раскрывать тайные планы Наполеона.) – Но мне кажется, что он желает ослабить английское влияние на султана.
Теодорос согласно кивнул головой. Он всматривался в Марианну, словно хотел проникнуть в самые сокровенные уголки ее души, затем, очевидно, удовлетворенный, он повернулся к игумену.
– Скажи ей все, отец. Она кажется искренней, и я готов попытаться рискнуть. В любом случае, если она предаст меня, она долго не проживет! Наши ее подкараулят.
– Да перестаньте непрерывно подозревать меня в чем-то! Я никого не собираюсь предавать, – возмутилась Марианна. – Скажите наконец, чего вы хотите от меня, и покончим с этим!
Игумен успокаивающе замахал руками.
– Следующей ночью ты уедешь на лодке Йоргоса. А он будет сопровождать тебя, – сказал он, указывая на гиганта. – Он один из наших вождей. Он умеет управлять людьми, и из-за этого пять лет назад ему пришлось бежать из родной Мореи от преследования турок, и он должен жить скрытно, долго не задерживаясь на одном месте. Он непрерывно передвигается по Архипелагу, всегда преследуемый, но всегда свободный, вдувая огонь в вялые души, чтобы зажечь пожар восстания, и по возможности помогая тем, кто нуждается в его помощи, его мужестве и вере. Сегодня в нем нуждается Крит, но его присутствие там не принесет большой пользы, в то время как на берегах Босфора он сможет действовать более эффективно. Прошлой ночью Йоргос привез сюда вместе с тобою одного монаха из монастыря Аркадиос на Крите. Там льется кровь и крики угнетаемых возносятся к небу. Янычары паши грабят, разрушают, сжигают, насилуют, истязают и сажают на кол при малейшем подозрении. Необходимо это прекратить. И Теодорос считает, что у него есть средство, чтобы изменить там положение вещей. Но для этого ему необходимо попасть в Константинополь, что для него все равно что броситься в пасть льву. С тобою у него появилась возможность не только проникнуть туда, но еще и вернуться живым. Никто не подумает беспокоить знатную французскую даму, путешествующую со слугой: он будет этим слугой.
– Он? Мой слуга?..
Она недоверчивым взглядом окинула дикий облик гиганта, его пугающие усы и невероятно живописный костюм: все это исключало возможность даже представить его слугой или мажордомом в богатом доме Сен-Жерменского предместья.
– Он изменит свой внешний вид, – улыбнувшись, сказала Мелина, – и он будет одним из твоих итальянских слуг, раз он не говорит по-французски. Все, чего мы хотим от тебя, – это поехать вместе с ним и привезти его в Константинополь. Я полагаю, ты остановишься во французском посольстве?
Вспомнив, что говорил генерал Арриги о призывах о помощи, повторяемых послом, графом де Латур-Мобуром, Марианна не сомневалась, что будет принята с распростертыми объятиями.
– Собственно, я не знаю, – призналась она, – где бы еще я могла остановиться.
– Прекрасно. Никто не подумает искать Теодороса во французском дворце. Он останется там некоторое время, затем в один прекрасный день исчезнет, и больше тебе не о чем будет беспокоиться.
Марианна нахмурила брови. Она отчетливо представляла себе, – учитывая деликатность и трудность ее миссии к султанше, – как она рискует, взяв с собою преследуемого вождя бунтовщиков, достаточно известного, без сомнения, раз он не смел открыто появиться в Константинополе. С одной стороны, это могло сорвать ее миссию, с другой – послать ее размышлять о жизни на сырую солому турецкой тюрьмы при условии, что ей эту жизнь оставят.
– Так ли необходимо, – сказала она после некоторого раздумья, – чтобы он лично отправился туда? Не могу ли я каким-нибудь образом заменить его?
Гигант обнажил в свирепой улыбке белоснежные острые зубы, поглаживая рукой чеканную серебряную рукоятку кинжала.
– Нет, ты не можешь заменить меня, потому что ты только женщина, иностранка, и я не питаю полного доверия к тебе. Но ты можешь и отказаться. Ведь никто не знает, что ты здесь…
Все ясно: если она откажется, этот зверь способен зарезать ее тут же, прямо в церкви. К тому же она действительно хотела выполнить свою миссию, а также выбраться из этой крысиной дыры, попытаться найти бриг бандита-доктора и особенно Язона и своих друзей. Если после того, как ей удастся оказать выдающуюся услугу Наполеону, единственной радостью, которая останется ей в мире, будет увидеть повешенным Джона Лейтона, она не хотела терять возможность, как бы мала она ни была, достичь этого. И такую возможность нельзя найти на Санторине.
– Решено, – сказала она наконец, – я… согласна!
Княгиня Кориатис радостно вскрикнула, но Теодорос еще не был удовлетворен. Его полная волосатая рука схватила Марианну за запястье, и он увлек ее к подножию иконостаса.
– Ты ведь христианка, не так ли?
– Естественно, но…
– Но твоя церковь не такая, как у нас, я знаю! Тем не менее Бог един для всех его детей, каким бы они образам ни молились. Ты сейчас поклянешься здесь перед этими святыми образами, что честно исполнишь все, что тебя попросят, дабы помочь мне попасть в Константинополь и пожить там. Клянись!
– Клянусь перед Богом! – заявила она уверенным голосом. – Я сделаю все, что будет в моих силах, но знай, что это будет сделано не ради тебя и не из-за страха перед тобой: я сделаю это, – и, опустив руку, она медленно повернулась к мнимой Сафо, – ради нее, потому что она помогла мне, и я не хочу ее разочаровывать.
