Джудит Тарр - Дочь орла
День наконец кончился. Никто не смотрел на нее с удивлением и не спрашивал, что с ней случилось. Она отправилась спать в обычное время и долго лежала без сна, пока ночь медленно тянулась к рассвету.
Утром она встала, умылась, оделась, она делала все, как обычно. Она слушала мессу. Она завтракала вместе с Оттоном, играла с ним, давала ему уроки. Как будто все это делала какая-то другая женщина. Она ходила, разговаривала, даже улыбалась, но это была не Аспасия. Аспасия оставалась в холодном одиночестве.
Когда настало время пойти к Исмаилу, что нужно было сделать еще накануне, она собралась заняться другими важными делами. Он позовет ее, когда захочет, или придет сам. Но, надев старый плащ и деревянные башмаки, она уже пробиралась по грязным улицам.
Его дом выглядел как обычно. Он был большой, как многие дома в Магдебурге. Дверь была выкрашена в зеленый цвет, свежепобеленные стены сияли на солнце. Она даже не заметила, какой сегодня погожий день.
В комнате, представлявшей собой не то кабинет врача, не то аптеку, Исмаила не было. Только пыль, солнечный свет и смешанный запах трав и лекарств. Она прошла в заднюю комнату и к лестнице, которая вела наверх.
Внутреннюю комнату охраняли. Это не был слуга Вильгельм, который часто занимался там своими делами. Он бы улыбнулся ей, поздоровался, и она прошла бы мимо.
Этот не улыбнулся. Она узнала младшего из двух спутников Назира, который вообще не улыбался и не говорил ничего. Он ничего не делал, просто загородил ей дорогу на лестницу.
Она вздохнула.
— Я хочу, — она говорила как можно вежливее, — поговорить с Хафизом Исмаилом.
Он не двинулся с места.
— Хафиз не принимает сегодня, — сказал он. — Приходи завтра.
Она не позволила себе рассердиться. Слуга просто защищал своего господина от докучливых просителей.
— Я пришла не лечиться, — сказала она, все еще вежливо. — Я его друг. Он захочет видеть меня.
— Приходи завтра, — повторил мавр.
Руки ее сжались в кулаки. Неважно, что она маленькая слабая женщина. Есть много разных способов заставить уступить тебе дорогу, если ты царственная византийка.
Но стоит ли пользоваться ими сейчас? Может быть, он действительно не хочет видеть ее. Она лишь напомнит ему об его изгнании; а он теперь свободен, и его зовут домой.
На лестнице раздались шаги. Она уже готова была повернуться и уйти, но задержалась.
Вильгельм радостно приветствовал ее:
— Моя госпожа! Мастер только что спрашивал, где ты.
Мавр не понимал германского. Он стоял как стена.
Вильгельм, взглянув на него, понял, в чем дело.
— Уж эти варвары, — пробурчал он. Он легонько отодвинул мавра, с улыбкой, чтобы тот не обиделся, и отступил в сторону, кланяясь низко и почтительно. — Ваше высочество, идите, пожалуйста, за мной.
Может быть, Карим и хотел бы возразить, но он был не дурак. Он отошел в сторону. Поднимаясь по лестнице, она ощущала спиной его хмурый взгляд.
Она решила не сердиться. Вильгельм был возмущен тем, что царственная женщина должна была стоять у дверей, словно нищенка. Она успокоила его улыбкой и позволила провести себя к мастеру.
Они сидели на полу, Исмаил выглядел как обычно, а Назир — как его портрет в юности. Они держали друг друга за руки. Перед ними на низком столике стояло угощение, питье в красивых серебряных чашах, но обо всем этом они давно позабыли.
— Нет, нет, — говорил Исмаил. — Это было после того, как я женился на твоей матери. Две жены были мне тогда не по средствам, а чтобы относиться к ним одинаково…
Назир засмеялся, но почтительно.
— Я собираюсь жениться, — сказал он немного смущенно, — когда я вернусь. Ее семья хотела устроить все раньше, но мама решила сначала получить твое благословение.
— Вот как? — сказал Исмаил. — И это хороший брак?
— О да, — отвечал Назир пылко. — Я знаю, что так не полагается, но ее брат — мы с ним друзья, мы вместе учились в медресе, служили вместе у одного эмира — почтенное семейство, отец, на хорошем счету при дворе — он клянется мне, что она очень хорошенькая. И с головой, я думаю, — добавил он, — я бы хотел иметь умную жену.
Аспасия собралась повернуться и уйти. Здесь ей было нечего делать. Исмаила позвал его собственный мир, его собственная семья.
Голос Вильгельма остановил ее. Он почтительно дождался паузы в разговоре. Теперь же он сказал:
— Мастер, молодой господин. Пришла госпожа Аспасия.
Они оба повернулись. Назир с любопытством, слегка нетерпеливо. Исмаил весь просиял от радости. Даже когда он радовался жизни, лаская ее, объезжая одного из своих полудиких коней или обращая в бегство разбойников, он никогда не был таким, как сейчас. Незаметна была и седина, и морщины; видно было только, как он похож на своего сына.
Он вскочил и схватил ее за руку. Прежде чем она смогла освободиться, он втащил ее в комнату и, все еще держа ее за руку, улыбнулся Назиру. Мальчик был уже на ногах, явно не зная, кланяться ли и как низко.
Ему-то она могла помочь.
— Не стесняйся, — сказала она, — здесь я не прин-цесса.
Тогда он узнал ее: по тому, как краска залила его лицо, можно было понять, что он узнал в ней не только ее высочество, но и «служанку» у ворот.
— Конечно, принцесса, — сказал Исмаил со смехом, — но и друг, и родственница.
И это Назир мог бы понять, если бы хотел; Исмаил не выпускал ее руки и, подведя ее к креслу, на котором она всегда здесь сидела, он остался стоять возле нее.
Она знала, чего от нее ожидают. Она думала, что не сделает этого. Какое право имеет Исмаил быть так уверенным, что она это сделает?
Он ничего не предполагал. Он не просил даже взглядом. Он хотел, чтобы его сын видел, только и всего; чтобы знал правду. В их мире в этом не было ничего позорного.
Она сняла вуаль. Назир был слишком хорошо воспитан, чтобы откровенно уставиться на нее. Он не выглядел разочарованным. Он приветствовал ее очень изящно, сперва как принцессу, потом как родственницу.
— Моему отцу повезло, — сказал он.
— Я знаю это, — сказал Исмаил.
— Ты нам сообщал об этом, отец, — сказал Назир. — Мама довольна, что ты был счастлив в изгнании. — Он искренне улыбнулся Аспасии. — Она просила передать тебе, что рада будет увидеть тебя в Кордове, как возлюбленную ее достойного мужа.
— Жену, — поправил Исмаил, и в голосе его прозвучал металл.
Назир снова вспыхнул.
— Ох, конечно. Как же нет? Надеюсь, вы простите меня, госпожа, за то, что вчера я не упомянул об этом.
— Конечно, — ответила Аспасия. Она почувствовала гордость, что ей удалось сказать это так спокойно. — Я понимаю. Ты был занят поисками своего отца; ни о чем другом ты не мог думать.
