Лоретта Чейз - Последний негодник
– Ты хочешь сказать мне, что представительницы твоего пола такие идиотки, что не могут отличить правду от вымысла? – заметил Вир. – Любой, кто достаточно глуп, чтобы попытаться повторить один из трюков Миранды, либо безрассуден от природы, либо не владеет ни толикой здравого смысла. Такой народ будет творить глупости с твоим участием или без оного. Мои подопечные – прекрасный тому пример.
– Твои подопечные только доказывают мою точку зрения.
– «Отвратительные девчонки» – сама назвала ты их, когда еще и в глаза их не видела. – Вир повысил голос. – Они Мэллори, Лидия, а Мэллори порождали негодников с начала времен. И не надо использовать Лиззи и Эмми, как повод прекратить писать эти замечательные истории, которые ты соизволила назвать романтическим вздором и чепухой. Ты талантливая писательница, умеющая привлечь читателей обоих полов, любого возраста и происхождения. И я не позволю тебе выкинуть на ветер этот дар. Лишь только ты поправишься, как начнешь другой роман, и черт меня подери, если я не запру тебя в комнате, пока ты этого не сделаешь!
Она моргнула раз, другой. И потом сказала:
– Боженьки, ну и суету ты устроил. Я понятия не имела, что ты воспринимаешь все столь серьезно.
– Именно. – Он оставил кресло, прошел к камину и обратно. – Да я бы остался невеждой, кабы не «романтические помои» и «неправдоподобные истории». Да впервые я стал учиться на «Сказках тысячи и одной ночи». Мне их читал отец, и они сделали меня охочим до книг, даже без картинок.
– Моя мать давала мне книжки с рассказами для детей, – сказал Дейн, голос его звучал очень тихо. – Они подарили мне счастливейшие времена детства.
– Мы читали их Доминику, – добавила его жена.
– Ты же видела парнишку, – напомнил Вир. – Во время твоего чтения для него не существовало ничего в мире, кроме твоей истории. Ни одного писка от него за долгие часы. С Робином было то же самое, когда я читал ему вслух. Ему бы понравилась твоя писанина, Гренвилл.
В комнате повисло тяжелое молчание.
Напряженную паузу нарушил спокойный голос его жены.
– Ну тогда следующая будет написана для него, – произнесла она. – И она в десять раз будет лучше любой истории в «Сказках тысячи и одной ночи».
– Воистину будет лучше в десять раз, – снисходительно заметил Дейн. – Ее ведь напишет Баллистер.
Вир не знал, отчего в голове его все крутилось одно и то же, только поделать с этим ничего не мог.
… Дедушка вашей матушки и его братья весьма увлекались театром – и актрисами…
Добродетель… никогда не было нашей сильной стороной…порождая в каждом поколении одного дьявола.
Баллистер напишет это.
Этой ночью герцогу Эйнсвуду снился Карл II. Гренвилл развлекала его величество, изображая третьего маркиза Дейна, стоявшего среди придворных и одетого в одну лишь шляпу с плюмажем, на руке его повисла актриса Нелл Гуин [9].
Вир проснулся с первыми проблесками зари. Жена рядом спала беспробудным сном. Он встал с кровати, стараясь вести себя как можно тише, подошел с другой стороны, взял дневник ее матери и отошел к окну, чтобы почитать его.
Много времени это не заняло, а когда он закончил, то пребывал в таком же неудовлетворенном состоянии, как и в первый раз. Промежутки между датами… чувство недосказанности… гордость, не позволявшая ей жаловаться. Яснее всего жалоба проступила в первой записи, в презрительном описании ее мужа… скрытая горечь, когда она говорила о своем отце.
…память не подчиняется воле, даже память Баллистеров, имя и образ настойчиво хранятся еще долго после смерти.
«Чье имя или образ настойчиво хранились в ее памяти?» – размышлял Вир.
Послушным юным леди не следовало бы даже думать, как тайком сбежать от бдительных родных, сказала тогда Гренвилл.
Энн Баллистер бдительно охраняли и за ней хорошо присматривали.
Так как же смогли пересечься пути ее и Джона Гренвилла, третьеразрядного актера? Как он умудрился добраться до нее, соблазнить сбежать с ним в Шотландию? Ее отец был «лицемерным ханжой» по словам Дейна. Во времена отца Дейна в Аткорте не привечали театральные труппы. Отец Энн их тоже не приглашал в свой дом.
Теперь задним числом Вир понял все намеки, осторожно вкрапленные Гренвилл в «Розу Фив». Увлеченно следя за приключениями, читатели не заметили их. Лишь когда вероломство Орландо было, наконец, раскрыто, проклюнулись семена, которые столь умно сеялись в предыдущих главах.
Вир поискал намеки в маленьком дневнике, но если они там и присутствовали, а он был уверен, что они там должны значиться, то спрятаны были весьма искусно.
Он вернул книжицу на ее место на ночном столике и прошел в гардеробную.
Если верить Вельзевулу, юридическая контора «Картон, Брейс и Картон» представляла собой скопище слюнявых неумех. Вот почему Дейн отказался от их услуг, как только вступил в права наследования.
Вельз кинул бы взгляд более каменный, чем обычно, будь он здесь, потому что, казалось, за девять прошедших лет в конторе ничего не сдвинулось с места, включая прежде всего пыль.
Мистера Картона-старшего не было, «учитывая, что он спятил», сообщил Виру конторский служащий. Молодой Картон находился в Чансери, ступая на путь, как бы «спятить» самому. В настоящее время мистер Брейс не занят, но совершенно определенно пьян, «поскольку это обычное для него дело», как объяснил клерк.
– Прискорбное положение вещей, ваша светлость, но так уж выходит, что здесь только ваш покорный слуга сейчас, и я, стало быть, к вашим услугам.
Клерк по имени Миггс был немногим старше любого мальчишки – высокий, точнее нескладный и долговязый – с легким пушком, желающим сойти за усы, и великим множеством веснушек.
– Ежели ты ответишь на мои вопросы без одобрения старших служащих, то, наверно, лишишься места.
– Конечно, нет, – возразил Миггс. – Они без меня не справятся. Ничего без меня тут не могут найти, а когда я им отыскиваю нужное, то не имеют представления, что оно значит, и мне приходится растолковывать им. Если я уйду, они всех клиентов порастеряют, а их и так не много, и большую часть-то я привел.
Вир рассказал ему, что именно ищет.
– Я посмотрю, – пообещал парнишка.
Он ушел в какую-то комнату и не возвращался с полчаса.
– Я не смог найти записи, – сказал он, когда пришел обратно. – Да это и много не значит. Старик все хранил в голове. Вот почему и спятил в конце концов. Придется мне отправиться в «катакомбы», сэр. Это может занять несколько дней.
