Елена Арсеньева - Господин Китмир (Великая княгиня Мария Павловна)
Она приехала на Капри в столь растрепанных чувствах, что ей потребовалась помощь доктора. Так Мария стала добычей (увы, это самое подходящее в данной ситуации слово!) лейб-медика королевы Виктории Акселя Мунте.
Этот человек был личностью загадочной и неоднозначной. В одних людях он вызывал отвращение, в других – восторг. Он был много старше молодой принцессы, и отеческое, покровительственное отношение сочеталось у него с нескрываемым восхищением ее красотой. Его внимание завоевало доверие Марии, потому что казалось ей совершенно бескорыстным. Чудилось, будто доктором Мунте движет только забота о ее здоровье, которое он находил абсолютно расшатанным и требующим неустанной заботы. Особенно его беспокоило состояние почек принцессы. Вердикт был однозначен: жить в холодном климате Швеции принцессе нельзя!
Из диагноза доктора Мунте не делали никакой тайны. Наоборот, все шведские газеты писали о почечном недуге принцессы Марии. Сама же она с тоской вспоминала столь любимые ею зимние виды спорта, особенно игру в хоккей, но в принципе была рада, что на неопределенный срок откладывается воссоединение с супругом.
Однако Мария была слишком деятельной натурой, слишком думающим и чувствующим существом для того, чтобы вести растительное существование на Капри. Она даже обратилась к тете Элле, великой княгине Елизавете Федоровне, которая находилась в то время в Европе. Тетушка была совершенно удовлетворена жизнью в монастыре, и Мария попросила взять ее под свою опеку. Тетушка отказалась – после разговора с Мунте, который сумел убедить ее, что лишь он один способен излечить племянницу от великого множества почти смертельных хворей.
Что и говорить, доктор обладал очень сильным даром убеждения. Марии и самой-то после разговоров с ним чудилось, будто у нее болит то, что никогда раньше не болело! Это ее насторожило, и она стала внимательней присматриваться к Мунте. И убедилась, что в своем лечении он применяет… гипноз. Простодушную принцессу словно ледяной водой окатило! Она попыталась сопротивляться… И тогда Мунте, рассерженный тем, что бессловесная до того пациентка с подавленной волей что-то о себе возомнила, решил показать Марии, кто тут хозяин.
Однажды она лишилась сознания в кабинете доктора, а когда очнулась, почувствовала неладное. Не в силах еще поверить в свои догадки, она тем не менее заподозрила, что доктор изнасиловал ее, пока она была в беспамятстве! Причем не было никакой гарантии, что подобное не повторится.
Тут Мария пришла в ужас. Мало того, что весь мир с подачи доктора Мунте постепенно убеждается в ее расшатанном здоровье и необходимости жить в каприйском затворничестве! Мало того, что она будет находиться в разлуке со всеми, кого любит! Ведь тетя Элла была полностью убеждена доктором, что его действия направлены лишь во благо племянницы, Дмитрия не допускали к сестре… Так она еще принуждена будет сделаться безвольной любовницей этого стареющего гипнотизера с неаппетитной внешностью!
Мария решила действовать. Тайно списалась с отцом и братом и, воспользовавшись необходимостью совершить с принцем Вильгельмом официальный визит, отправилась в Париж. Остановившись в Булони, в доме отца, она сообщила принцу, что жить с ним больше не будет.
Отец был на ее стороне. Ну что ж, он и сам когда-то ради любви пошел против всего общества и даже против своего сюзерена-императора! Правда, Мария поступала так не ради какого-то мужчины – герцог Монпансье изъявлял желание быть ее любовником, но не мужем… Однако после вынужденного общения с доктором Мунте у нее образовалось сильнейшее отвращение к чистой физиологии, не освященной возвышенными чувствами. Поэтому бывшие любовники сказали друг другу последнее «прости», и Мария стала с нетерпением ожидать ответа от короля.
К ее изумлению, он не стал возражать против расторжения брака… Лишь впоследствии окольными путями Мария узнала, что свекор чувствовал себя виноватым перед ней. Именно по его замыслу к ней был приставлен доктор Мунте. Однако король не ожидал, что тот столь пошло воспользуется своим служебным положением! Кроме того, король давно понимал, что его унылый сын и эта буйная женщина – не пара. Таким образом, Мария получила свободу, что казалось в те времена событием почти фантастическим (развод в августейшем семействе!). Но ей пришлось проститься с сыном.
Да, король не собирался отпускать внука, и против этого Мария Павловна ничего не могла поделать. Утешало лишь то, что некоторый оттенок своего отношения к отцу этого мальчика мать перенесла и на ребенка, то есть пылкой любви там не было места. К тому же Мария не верила, что разлука затянется надолго, и надеялась хоть нечасто, но видеться с сыном. Возможно, так оно и было бы, когда бы весь мир не сошел с ума уже в следующем году…
Ну а пока «принцесса-разведенка» вернулась в Петербург и, хоть была встречена императором довольно сухо, все же удостоилась приглашения на бал в честь трехсотлетия дома Романовых. Чтобы доказать свою скромность, Мария на балу в Дворянском собрании семь раз подряд танцевала вальс-бостон с… братом Дмитрием. В конце концов император Николай II послал к ним адъютанта с приказанием танцевать и с другими гостями.
Это было последним светлым событием. В начале 1914 года Мария занималась своим пошатнувшимся здоровьем. У нее обнаружилась масса заболеваний – от плеврита до воспаления радужной оболочки глаз… которые только и оказались в превосходном состоянии!
Летом 1914 года началась мировая война. Мария вместе с братом слушала обращение государя к русскому народу с балкона Зимнего дворца.
С первых дней войны бывшую герцогиню Сёдерманландскую обуревала невероятная жажда деятельности. Она и не подозревала, что настолько соскучилась по России, настолько жаждет быть ей полезной. Мария с радостью и с восторгом стала помогать сербской королеве Елене организовывать военные санитарные госпитали. Она работала в Инстербурге, Петербурге, в Пскове… Ее хватало на все!
«Я была старшей медсестрой, – писала спустя много лет Мария Павловна в своих воспоминаниях. – То есть в моем подчинении находились двадцать пять женщин, и я должна была следить, чтобы они хорошо выполняли свою работу, защищать их интересы и заботиться о них. А мне никогда раньше не доводилось отдавать приказы.
Старшая медсестра не должна была работать в палатах, но мне не хватало работы, и, чтобы занять себя, я стала помогать в операционной и перевязочной и вначале очень этим увлеклась. Через некоторое время врачи уже доверяли мне сделать сложные перевязки, и ни одна операция не проходила без моего участия. Если ночью возникала непредвиденная ситуация, меня поднимали с теплой постели, и я в накинутом поверх ночной сорочки халате бежала в операционную, дрожа от холода. Потом, когда пациентов стало так много, что пятеро врачей не могли справиться с работой, я по необходимости выполняла несложные операции, к примеру, извлекала пулю или ампутировала палец. Поначалу ответственность меня пугала, но вскоре я привыкла. Иногда мне приходилось делать анестезию, и если у нас было много операций, меня одурманивали пары хлороформа, и я выходила из операционной на нетвердых ногах.
