Кейт Логан - Ночной огонь
Месяцами они охотились за новостями о Ла Флере, который скрывался. Следы привели в Сент-Луис.
На пароходе какой-то мужчина замахнулся на особу, напомнившую Люку его сестер. Он вступился, отвел кулак обидчика, началась драка. Мошенник выхватил пистолет и выстрелил.
Выстрел гулким эхом отозвался в сознании, боль пронзила бедро.
— Тсс… Мой дорогой, так… так… — шептал чуткий, дрожащий голос у его уха.
Он теснее прижался к мягкому телу, зная, что без него умер бы. Песня Смерти племени чинуков зазвучала из прошлого… Тамала, Тамала… завтра навсегда… вечность…
Он отогнал прочь страшный напев, прислушался к сильному, ровному сердцебиению его ангела. Звуки переполняли уставший мозг.
Приступ боли повторился, и, проваливаясь в темноту. Люк крикнул:
— Ангел!
— Tec, — мягкий шепот заглушал жестокую боль. — Вот так, мистер Люк… Скорее, пожалуйста, выпейте это… — медовый звук ее голоса облегчал страдания. Ласковая прохладная рука лежала на горящем лбу, он позволил Сиаму приподнять его голову и выпил сладкий ликер.
Колетт и Ивон тоже выпили ликер, забравший их жизни… Он вскрикнул, борясь с воспоминаниями, припал к ангелу. Он сосредоточился на ней — нежные зеленые глаза, аромат фиалки и лаванды. Он увидел, как она бежит по бескрайним лугам Вильямета, увидел, как сорвала огромную маргаритку. Потом она лежала среди белых цветов и горных трав, глядя на него загадочными изумрудными глазами.
Тогда ему неудержимо захотелось той нежности, которой никогда не было в его жизни. Он хотел, чтобы этот ангел крепко держал его, сжимал в своих объятиях, закрывая от любой боли…
— Разденься для меня, сердечко, радость моя, — лепетал Люк, когда она гладила горячий лоб. — Позволь мне почувствовать твою шелковистую кожу. Позволь прикоснуться как любовнику. откройся для меня… — шептал он, и Ариэль будто окаменела в его руках.
— Таков Люк. И в бреду занимается любовью, — Сиам захохотал, и где-то вдалеке ударил гром. Люк попытался сказать Сиаму, чтобы тот убирался к дьяволу.
Внезапно он отчаянно захотел детей, которые примут наследие его предков. Давнее желание, выношенное с детства, — жениться на девушке его мечты, продлить древний род. Боль снова пронзила его, и Люк крепче обнял женщину, безнадежно цепляясь за жизнь. Казалось, он уже никогда не увидит потомков Д'Арси на руках у прекрасного ангела.
Это удивительное создание держало его пари на своих маленьких ручках.
Прелестная женщина. Светлый ангел, защищающий его от смерти… мать его ребенка… зеленые глаза и рыжие роскошные локоны… прохладная летняя поляна… бледная, нежная кожа…
— Джентльмены, сколько еще? — резко спросил Ангел. Пальцы Ариэль вцепились в волосы Люка, пытаясь оторвать его от своей груди.
Очередной ужасный приступ боли пронзил ногу, и Люк громко вскрикнул: откуда-то из темноты невыразимая черная тяжесть навалилась на него. Он сильнее обнял Ангела, его волшебный талисман против боли и смерти.
— Поцелуй меня… Сними эту боль…
— Сэр! — Но резкий протестующий голос затих, когда его губы нашли Ариэль.
Рот богини был прохладным, мягким и сладким.
Люк с нежностью ласкал крепко сжатые холодные губы. Утешаемый легким прикосновением Ангела, он слабо улыбался, пока боль раздирала бедро.
— Детский поцелуй, chere, — тихо произнес больной, чувствуя под юбками стройную ножку. Когда он нащупал пальцами длинные фланелевые панталоны, то ощутил, как она напряглась. Он ожидал почувствовать шелк и кружево, но наткнулся на практичное белье, удивившее его.
Люк поцеловал ее снова, преодолевая жуткую боль. Врач начал зашивать рану.
Сиам ухмыльнулся, и Люк тут же получил от своего ангела легкий удар по голове. Горячая женщина, она разжигала его страсть. Ее живот был мягким, и Люк увидал своего малыша в ее чреве, увидел своего сына.
— Он… — протестующе начала Ариэль, и Люк переключил внимание на сердце, бешено колотившееся под щекой. Он желал, чтобы его семя пролилось в ее лоно, чтобы его сын был зачат именно с ней.
Он думал о сыне. Безнадежное желание оставить ребенка, крошечную частичку себя, испугало Люка.
— Почти все сделано, держите его крепко, — проворчал доктор. — Лежите спокойно.
— Один сладкий поцелуй, chere, — Люк положил руку к ней на шею, стараясь не сдавить слишком сильно, когда врач зашивал рану.
— Проклятье! — пронизанный яростью, резкий тон Ангела охладил горящие щеки Люка. Он попытался открыть веки, прилагая последние силы, чтобы увидеть женщину, которая приподнялась и склонилась над ним. Огненные волосы светились в тускло освещенной комнате, растрепавшиеся кудри обрамляли лицо. Шелковистые пряди касались его щеки, их чудный аромат сводил с ума. Зеленые глаза, затененные темными ресницами, глядели на него в упор. Холодные мягкие руки гладили впалые щеки, облегчая боль.
— Вы должны спать. — прошептала она прерывисто и нежно.
Их глаза встретились, и что-то вечное и глубокое пролегло между ними. «Мое терпение и страсть подвергнутся испытанию, — решил Люк. — Но время летит так быстро». Пронзительная нежность охватила его сердце, смягчила рубцы.
— Поцелуй меня, chere, — прошептал он, рука скользнула к ее затылку.
Ариэль что-то сердито пробормотала, сопротивляясь властной руке, но Люк притягивал ее все ближе и ближе. Потом влажные робкие губы встретились с его и словно замешкались. От губ ее веяло прохладой, и Люк закрыл глаза, наслаждаясь сладостным вкусом. Он лежал спокойно, в дреме, забыв о боли, и Ариэль снова поцеловала его дрожащими губами. Это был всего лишь легкий намек на страстное желание…
Люк закрыл глаза, позволив приблизиться сну. Он хотел научить Ангела целоваться как женщина, а не как ребенок. Он дышал медленно и глубоко. Его Ангел был рядом и в безопасности, — и на время Люк разрешил себе уснуть так же крепко, как когда он был маленьким мальчиком.
3
Люк проклинал свою слабость, борясь с лихорадкой и болью. Он беспокойно дремал, просыпаясь от тихого похрапывания Сиама вместо возбуждающего сердцебиения Ангела.
Подушка пахла ее духами. Люк припал к ней, борясь со страстным желанием и одиночеством. Он никогда не просил, его гордость была выкована веками. Теперь он умолял ту, которую он хотел, как никакую другую.
Я хочу ее нежность и пылкость, ее резкость и чуткость. Я хочу эту сильную, заботливую женщину, которая будет страдать от чужой боли и бороться за свою честь.
Бледная кожа, лицо, похожее на сердечко, рыжеватые взъерошенные волосы, поцелуй ребенка, страсть женщины…
Он отбросил навязчивый мотив песни Смерти Тамала, Тамала. Его слабое тело поймало в ловушку ясный, быстрый ум. Он негодовал, что умирает. Забвение окружало честь его семьи. Гнев отца пронзил уставшую душу, пари проиграно.
