Мэри Гилганнон - Мечта Дракона
Тупая боль снова зашевелилась в груди. Теперь странно вспоминать, сколь сильно он любил сестру, как зависел от нее в те годы. Это было давно, задолго до того, как она превратилась в алчное, ревнивое чудовище. Но почему это произошло? Что заставило ее предать своего брата и свой парод во имя... да, собственно, во имя чего? Перед этим вопросом он всегда терялся. Почему же все-таки Эсилт сделала то, что она сделала? Иногда Мэлгон допускал, что нее это ради власти, но она должна была понимать, сколь призрачными оставались ее надежды даже после союза с Фердиком и Гивртейрном. Итак, оставалась лишь одна причина – ненависть к Авроре.
При мысли об этом ярость изгоняла из груди Мэлгона все прочие чувства. О нет, он не сможет простить сестру даже после ее смерти. Ее предательство стоило ему слишком дорого. Речь шла не только о королевстве или погибших и борьбе с Гивртейрном людях, но и о нескольких месяцах счастья с Авророй, Не натвори Эсилт столько бед, он, возможно, намного раньше осознал бы, как сильно любит свою жену. И они гораздо скорее познали бы согласие в браке.
Но Эсилт не могла терпеть чужого счастья и всеми силами пыталась помешать ему. Как хорошо, что она не дожила до унизительного, позорного союза своего гордого брата с одним из его старейших врагов. Уж наверняка ее позабавила бы женитьба Мэлгона на дочери Фердика.
Боже правый, как он презирает этого человека! Ну что он может испытывать к его дочери?! А вдруг у нее такое же хитрое, как и у ее родителя, лицо, с такими же неестественно яркими, жадными глазами? Ведь придется всю жизнь смотреть на нее! Оставалось надеяться, что она не наделена той же хитростью и изворотливостью, что и ее отец. Довольно в его жизни было хитрющих баб его собственная мамаша, Эсилт, да и Аврора, хотя от ума последней он не испытывал горя. Но король не желал, чтобы женщины снова плели у него за спиной свои интриги. Мэлгона передергивало при мысли о браке без любви, каким был союз его родителей. Уж лучше вовсе не жениться, чем жить е женщиной, которая нетерпеливо ждет смерти мужа, чтобы привести к власти своих сыновей.
Он поежился. Отец поступил глупо, женившись на его матери, но кто знает, может быть, и у Кадваллона не было иного выбора? Ведь невеста тоже принесла ему ценное приданое. Не в виде войска или новых земель, но в виде мира. Взяв в жены принцессу из горного племени, Кадваллон наконец-то добился союза между обитателями побережья и горцами и положил конец десятилетиям войн. И не важно, как он при этом относился к женщинам, – хотя мать Мэлгона и отличалась необычайной красотой, похоже, для Кадваллона эта женитьба была лишь выгодной сделкой.
Очевидно, такова судьба королей. Они женятся во имя будущего своих народов. Свадьба с иноземной принцессой необходима для его державы. Если б только это было не так тяжко, если б не походило на предательство всего того, что он изведал в браке с Авророй.
Мэлгон опять посмотрел на дальний горизонт и ощутил, как на плечи ему, словно плащ, спустились сумерки. Аврора. Даже теперь ее образ стоял перед его глазами. Гордые черты необычайно утонченного лица напоминали о надменном римском предке. В завитках темных шелковистых волос, таких мягких и густых, казалось, можно было утонуть, как в море. В объятиях мужа ее пышное тело словно расцветало, становилось так отзывчиво... Она нарочно противостояла ему, сопротивлялась, но оказавшись придавленной к постели, становилась тепла и податлива. Она отличалась храбростью, почти бесстрашием, однажды даже рискнула своей жизнью, чтобы спасти его. Но, шепча его имя в ночной темноте, Аврора будила в нем то необычайно нежное и в то же время страстное, яростное желание, которое лишь одна она в состоянии была удовлетворить.
После ее смерти Мэлгон почувствовал себя разбитым и опустошенным. Много лет потребовалось, чтобы притупилась боль, уврачевались раны. Когда умерла Аврора, ему минуло двадцать пять зим, когда он поступил в Колвинскую обитель – двадцать девять, и тридцать одна – когда Бэйлин оказался у ворот монастыря, прося его об аудиенции.
Спасибо, что Господь послал ему такого верного друга. Если бы он не уговорил короля вернуться в мир, снова вкусить свет и жизнь, дружбу и человеческие чувства, он все еще жил бы в монастыре, барахтаясь в собственных страданиях. Бэйлин сумел напомнить ему, что он король и вождь. Вся эта монастырская жизнь с ее ограничениями, молитвами и лишениями не зачеркнула того, что было предначертано судьбой. Гвинедд остался делом его жизни, душа его принадлежала этой земле. И вот почему он стоял теперь тут, наблюдая, как погружаются в ночной мрак вершины гор.
Это его земля, и он не может ее предать. Он сделает все, что нужно для блага королевства: женится на этой иноземке, заставит себя разделить с нею ложе, получит от нее потомство. Он постарается не причинять ей зла только из-за того, что она дочь Фердика, но полюбить ее... на то надежды нет. Время любви уже прошло. Это раньше, будучи молодым и здоровым, он годился для таких чувств.
Теперь же ясно, что единственной его любовью навсегда останется Гвинедд.
Мэлгон направился к крепости, где люди с нетерпением ожидали его решения.
На побережье спустилась дымка, и хотя лето еще не прошло, воздух был холоден. Когда король уже подходил к воротам, облако тумана колыхнулось под дуновением ветра, но вскоре снова сгустилось. На какой-то миг Мэлгону показалось, что его окутало чем-то осязаемым, словно вокруг обвились руки самой Судьбы, чтобы наполнить его новыми силами. Дымка закрутилась вокруг него, а затем расступилась, открывая взору деревянные стены крепости.
Глава 4
Уже почти стемнело, когда часовой оповестил о приближении большого обоза. Услышав об этом, Мэлгон быстро поднялся на надвратную башню. В сгущающейся темноте он мог разглядеть лишь вереницу людей и лошадей, движущуюся по прибрежной дороге. Их поздний приезд внушал королю неприятные ощущения, и он ненадолго задумался, прежде чем отдать приказ отворить ворота. Мэлгона не оставляла мысль о том, что это удобный случай для вероломного нападения. Но, с другой стороны, он понимал, что и так уже очень далеко зашел, доверяясь Фердику, а значит, должен и дальше верить ему, и потому приказал впустить бригантов в крепость.
Даже при свете факелов Мэлгон тотчас же узнал старого знакомого. Король бригантов мало изменился за те восемь зим, что они не виделись. Его длинные рыжие волосы, как и прежде, отливали золотом, надменное лицо было все так же красиво, а самодовольная улыбка незамедлительно вызвала у Мэлгона, подошедшего, чтобы лично встретить гостей, знакомое чувство отвращения. Тем не менее он произнес, как и подобало радушному хозяину:
