Барбара Картленд - В поисках любви
— Mais oui, cherie[15], — успокоилась Моника. — А теперь давайте есть.
Столовую наполняли самые пленительные запахи: слуги приготовили поздний завтрак а-ля фуршет, состоящий из сладкой выпечки, мясной нарезки и блюда с помидорами. Марина в недоумении смотрела на стол.
— Марина! Как вы выросли!
Марина обернулась и увидела перед собой высокого, красивого молодого человека. Она смотрела и едва узнавала мальчика, с которым играла в детстве.
— Саймон? — спросила девушка неуверенно. Она определенно не помнила, чтобы он был настолько хорош собой в детстве.
— Enchanté, та chère[16] Марина, рад видеть вас снова.
Он взял ее руку и поцеловал. Марина почувствовала, как по руке пробежала дрожь, и покраснела.
— Боюсь, я не сразу вас узнала.
— Но ведь прошло так много времени, n'est-ce pas?[17] Мне было, кажется, тринадцать, когда мы виделись в последний раз?
— А мне десять, — с улыбкой добавила Марина.
— Как летит время, да? А вы выросли прекрасной леди!
Марина вновь покраснела и, пытаясь отвлечь внимание от своей персоны, принялась накладывать в тарелку выпечку.
Саймон не отходил от нее в продолжение всего завтрака, задавая разные вопросы и на каждом шагу делая комплименты.
Мысли Марины пришли в смятение, поскольку Саймон очень отличался от джентльменов, которых она знала в Англии. Он почему-то казался очень взрослым и искушенным, хотя был всего на три года старше ее.
Множество съеденных крахмальных булочек, длительное путешествие — внезапно на Марину навалилась усталость.
Скрывая зевоту, она попросила разрешения уйти из-за стола. Девушка заметила, что Саймон подскочил на ноги и отодвинул ее стул.
«Какие чудесные манеры», — подумала она, оставляя Соланжей, громко разговаривающих между собой.
Когда Марина вернулась к себе в спальню, Элен была там, чтобы помочь ей переодеться.
— Я рада, что вы решили поспать, мисс. Я позабочусь, чтобы к тому времени, когда вы проснетесь, платье было готово. Дворецкий сказал, что перед театром, в пять часов, подадут легкий полдник.
— Спасибо, Элен. Я бы посоветовала тебе и самой отдохнуть.
— У меня совсем мало дел, мисс, ведь Мари многое сняла с моих плеч. Я только что ела на завтрак восхитительные сладкие рулеты. Никогда не пробовала ничего вкуснее.
— Они называются brioche[18], — мечтательно сказала Марина.
Она думала о Саймоне, его густых черных волосах и потрясающе голубых глазах, сбрасывая туфли и ложась в постель.
* * *Элен разбудила Марину в половине пятого.
Девушка спала очень крепко и видела во сне маму. Ей снилось, что та вместе с ней в Париже, показывает ей свое платье абрикосового цвета, которое очень любила, и говорит, что Марина должна его надеть.
Сон был таким правдоподобным, что, проснувшись, Марина пережила ужасное чувство потери, осознав, что матери нет рядом.
«Нельзя плакать, — говорила себе девушка, пока Элен хлопотала вокруг и затягивала ей корсет. — Нельзя портить этот вечер, предаваясь горю: это будет некрасиво по отношению к Соланжам».
Когда Элен надевала на Марину черное шелковое платье, девушке захотелось, чтобы вместо него был абрикосовый наряд из сна.
«Но его, вероятно, выбросили вместе с остальными мамиными вещами», — с грустью подумала она.
Снизу послышался звук гонга.
Марина вздохнула и, посмотрев на себя в зеркало, принялась щипать щеки.
Хотя она была одета во все черное, выглядела очень мило. Кожа, точно алебастр на фоне черного шелка, а глаза были как никогда голубыми.
Поправив креповые оборки на манжетах, Марина спустилась на первый этаж, в столовую. Моника уже сидела за столом в красивом платье из темно-красного атласа. При виде Марины ее глаза загорелись.
— Ты так прекрасно выглядишь! — воскликнула она, хлопнув в ладоши от удовольствия. — Ты меня затмишь.
— Ах, Моника, мне никогда это не удастся, и твое платье такое чудесное!
— Спасибо, папа купил его на прошлой неделе. Я умоляла сшить мне платье у месье Карона, и он, наконец, уступил.
Моника кокетливо захлопала ресницами и поправила лиф платья. Она была очаровательна и определенно знала это.
— Позвольте мне, — сказал Саймон, кинувшись к Марине, чтобы отодвинуть для нее стул.
Марина залилась краской. Саймон был так обходителен. Сравнивая его манеры с бестактным поведением Альберта, Марина с трудом верила, что в последнем текла французская кровь.
— Мы надеемся, что вам понравится пьеса, Марина, — сказала мадам Соланж, пробуя свой щедро приправленный бульон. — Это комедия Мольера, одного из наших величайших драматургов.
— Да, я слышала о нем, — ответила Марина, отламывая кусочек французской булки. — Папа очень любил театр…
Девушка смолкла, она собиралась добавить «пока не умерла мама», но слова застряли у нее в горле.
— Быть может, он приедет навестить вас здесь? — с надеждой предположила мадам Соланж. — Его общество всегда доставляет нам удовольствие.
— Не думаю, что это возможно, — с грустью ответила Марина. — У папы в Лондоне столько дел. Он даже в нашем доме в Райе[19] не бывал подолгу.
— Очень, очень жаль. Такой привлекательный мужчина, как ваш отец, не должен впадать в хандру. Он обязан идти дальше и жить как бы заново.
— Мадам, как вам известно, в Англии существуют сложные правила, которым подчиняется траур… — начала Марина.
— Зачем так усложнять жизнь? — спросила мадам Соланж, пожав плечами. — Я этого не понимаю.
— Мама, мы должны уважать желание Марины продолжать носить траур, — неожиданно вмешался Саймон.
— Bouf![20] Я бы не хотела, чтобы вы оба ходили с мрачными лицами, когда я умру, — ответила мадам Соланж. — Я хочу, чтобы вы одевались в красное и веселились на вечеринках.
Моника и Саймон рассмеялись. Марина смотрела на них с ужасом. Как они могут хохотать при мысли о смерти своей матери?!
— Ты должна простить нас, — сказала Моника, заметив выражение лица подруги. — Мама всегда говорит, что хочет большую вечеринку, когда умрет. В нашей семье всегда так делают.
— Это довольно чуждо мне, — чопорно поджала губы Марина. Она все больше убеждалась, что не сможет воспринять их отношение к жизни.
— Довольно. Вы расстраиваете нашу гостью, — перебил месье Соланж, который вплоть до этой минуты хранил молчание.
— Pardon, Papa, excusez-moi[21], — ответила Моника с должной нотой раскаяния.