Франсин Риверс - Эхо во тьме
И вот теперь, как бы посмотрев в зеркало, Марк увидел себя таким, каким он был: скучающим, пьющим вино с друзьями, когда кого-то пригвождают ко кресту; поедающим деликатесы, приготовленные рабами, в то время как людей выгоняют на арену и натравливают друг на друга, заставляя там сражаться и умирать. И все ради чего? Чтобы потешать такую же скучающую и ненасытную толпу, частью которой был и он сам. И вот настал час жестокой расплаты: Марк понял, что он, так же как и все в этом обществе, виноват в смерти Хадассы.
Он вспомнил, как смеялся, когда кто-то на арене в ужасе пытался убежать от голодных собак и не находил спасения. Он по-прежнему слышал крики тысяч беснующихся зрителей, когда львица терзала тело Хадассы. А ведь эта девушка ни в чем не была виновна, если не считать той удивительной чистоты, которая поражала воображение и возбуждала зависть одной безмозглой развратницы. Этой развратницей была его сестра…
Феба молча сидела на скамье, в тени, внимательно глядя на печальное лицо сына.
— Юлия спрашивала, когда ты вернешься.
При упоминании имени сестры Марк стиснул зубы.
— Она хочет видеть тебя, Марк.
Он ничего не ответил.
— Ей нужно видеть тебя, — повторила Феба.
— Меня как-то мало волнует, что ей нужно.
— А если она хочет примириться с тобой?
— Примириться? Как? Вернуть Хадассу к жизни? Или вычеркнуть из памяти все то, что она натворила? Нет, мама. После того что она сделала, ни о каком примирении не может быть и речи.
— Но ведь она же твоя сестра, — тихо сказала Феба.
— У тебя, быть может, и есть дочь, мама, но, я клянусь тебе, у меня нет сестры.
Феба увидела ярость в глазах сына и неумолимое выражение на его лице.
— Ты не можешь забыть прошлое? — спросила она умоляющим голосом.
— Нет.
— И простить?
— Никогда! Пусть все проклятия, которые только живут под небом, падут на ее голову.
Глаза матери заблестели от слез.
— Тебе, наверное, нужно помнить о том, как Хадасса жила, а не о том, как она погибла.
Эти слова поразили Марка в самое сердце, и он слегка отвернулся, рассердившись в душе на то, что мать напоминала ему об этом.
— Я все прекрасно помню, — глухо произнес он.
— Просто, наверное, мы помним об этом по-разному, — тихо сказала Феба. Она подняла руку и нащупала под своей одеждой небольшой кулон. Это был символ ее новой веры: фигурка пастыря, несущего на плечах найденную овцу. Марк об этом не знал. Феба помедлила, думая о том, не настала ли пора все ему рассказать.
Удивительно, что, наблюдая за Хадассой, Феба ясно увидела перед собой свой жизненный путь таким, каким он должен быть. Она приняла христианство, крестилась водой и Духом живого Бога. В отличие от Децима, который принял Господа только перед смертью, для Фебы в принятии веры никаких трудностей не возникло. И вот теперь она думала о Марке, который, как и его отец, противостоял Духу. О Марке, который не хотел, чтобы над ним кто-то господствовал, который не признавал никакой власти над собой.
Глядя на его состояние, на то, как он сжимал и разжимал кулаки, Феба поняла, что рано еще было говорить ему об Иисусе и о своей вере. Марк был в гневе. Он ничего бы не понял. Он стал бы бояться за нее, бояться, что потеряет ее, так же как потерял Хадассу. О, если бы он только мог понять, что на самом деле Хадасса не была потеряна. Потерян был он.
— Как бы Хадасса поступила на твоем месте?
Марк закрыл глаза.
— Если бы в свое время она поступила иначе, она была бы сейчас жива.
— Если бы она поступила иначе, ты бы никогда не полюбил ее так, как любишь сейчас, всем своим сердцем, душой, умом. — Так сама Хадасса любила Бога, но Марк не мог понять, что Хадасса поступала так, как ей велел живущий в ней Дух.
Видя мучения Марка, Феба переживала за него. Поднявшись, она подошла к сыну.
Неужели твоим памятником Хадассе станет беспощадная ненависть к собственной сестре?
— Оставь это, мама, — сказал он с болью в голосе.
— Как я могу это оставить? — с горечью возразила Феба. — Ты мой сын, и что бы Юлия ни сделала, она все равно моя дочь. И я люблю вас обоих. Я люблю Хадассу.
— Хадасса умерла, мама. — Марк посмотрел ей в глаза. — Разве она умерла от того, что совершила какое-то преступление? Нет! Ее убили из-за мелочной ревности одной распутницы.
Феба положила руку ему на плечо.
— Для меня Хадасса жива. Как и для тебя.
— Жива, — безрадостно повторил Марк. — Как я могу утверждать это? Разве она сейчас здесь, с нами? — Он отошел от матери и сел на скамью, на которой Хадасса часто сидела в вечерней тишине. Прислонившись спиной к стене, Марк выглядел совершенно опустошенным.
Мать подошла, села рядом и взяла его за руку.
— Ты помнишь, что Хадасса сказала твоему отцу перед его смертью?
— Он взял мою руку и положил ее на руку Хадассы. Она была моей. — Марк прекрасно помнил выражение ее глаз, когда в тот момент их руки соединились. Разве отец знал тогда, в какой она опасности? Разве он сказал Марку, что ему нужно защищать ее? Нужно было сразу забрать ее от Юлии, а не ждать, когда Юлия сама решит ее отпустить. Юлия тогда ожидала ребенка, ее возлюбленный покинул ее. Марк жалел сестру, и он не понимал, какая опасность нависла над Хадассой. Если бы он поступил мудрее, Хадасса была бы жива. И сейчас была бы его женой.
— Марк, Хадасса сказала твоему отцу, что если он поверит в Бога и примет Божью благодать, то будет с Господом в раю. Она сказала нам, что всякий, кто верит в Иисуса, не погибнет, но будет иметь вечную жизнь.
Марк убрал свою руку.
— Всего лишь слова утешения для умирающего человека, который считал свою жизнь бессмысленной, мама. Нет никакой жизни после смерти. Только прах и тьма. Все, что у нас есть, существует только в нашей жизни. Сейчас. Единственная вечная жизнь, которую человек может обрести, существует в сердце другого человека. Хадасса жива и будет жить ровно столько, сколько буду жить я. Она жива во мне. — В его глазах отразилась бесконечная горечь. — И поскольку я любил ее, я никогда не забуду, как она погибла и кто отправил ее на смерть.
![Франсин Риверс - Воин [The Warrior]](/uploads/posts/books/270045/270045.jpg)
![Франсин Риверс - Воин [The Warrior]](/uploads/posts/books/270188/270188.jpg)