Мэри Патни - Розы любви
— Вот именно. Больше всего меня волнует то, что, вернувшись в школу, я окажусь там совершенно ненужной. — Хотя Клер сказала это шутливо, на сердце у нее и впрямь было неспокойно: она понимала, что ее слова могут обернуться правдой.
Если Маргед наберется опыта, она станет прекрасной учительницей, в чем-то даже лучше, чем Клер. Ведь хотя Маргед менее образованна, у нее куда больше терпения…
Покончив с делами, Маргед откинулась на спинку своего стула и начала мелкими глотками пить чай, который приготовила Клер.
— А как он выглядит? Клер не поняла вопроса.
— Кто? — недоуменно спросила она.
— Трегар, или, вернее, граф Эбердэр, как его теперь называют. — Маргед лукаво покосилась на Клер. — Наш Никлас. Ему нечасто удавалось улизнуть от своих сторожей и прибежать в деревню, чтобы поиграть со здешними ребятишками, но я его не забыла — такого, как он, невозможно забыть. Ты тогда, конечно, была маленькая, младше меня, так что вряд ли хорошо его помнишь. Он был проказник и сорванец, но без малейшей вредности или чванства. И по-валлийски он говорил не хуже нашего. Не то что старый граф.
— А я и не подозревала, что он знает валлийский, — удивленно протянула Клер. Представители уэльской знати обычно говорили только по-английски, а в манерах и быте старались быть еще большими англичанами, чем сами англичане, так что Никлас Дэйвис волей-неволей вырос во мнении Клер. — Во время своего визита я беседовала с ним по-английски.
— Мне вспоминается то время, когда он только что вернулся из Оксфорда вместе со своими тремя друзьями, — задумчиво проговорила Маргед. — Кто-то рассказал мне, что в Лондоне их называли «Падшими ангелами». Никлас, такой же смуглый и красивый, как сам дьявол. Люсьен, белокурый и прекрасный, как Люцифер. Еще Рэйфиел, ставший теперь герцогом, и лорд Майкл, от которого потом пошли все беды Пенрита. Пожалуй, все они были немного шальные, но зато как хороши собой! Других таких красавцев я в жизни не видела. — Она усмехнулась. — Кроме моего Оуэна, конечно. Хорошо, что как раз в ту пору он за мною ухаживал, иначе я бы, пожалуй, могла и не устоять и сделаться падшей женщиной.
— Уверена, что ты преувеличиваешь.
— Ну разве что самую малость. — Маргед допила свой чай. — Стало быть, теперь Никлас стал графом и снова поселился дома, после того как столько лет мотался по всяким языческим странам. Интересно, он все так же красив, как и раньше?
— Да, — сухо произнесла Клер. Маргед с надеждой ждала новых подробностей и, не дождавшись, спросила:
— А ты видела в поместье каких-нибудь диковинных зверей? Говорят, что из своих путешествий нынешний граф прислал сюда каких-то странных тварей и они теперь бегают по усадьбе. Я едва удерживаю детей, которые все время рвутся проникнуть туда и разведать, что к чему.
— Я не видела в Эбердэре никого более экзотического, чем павлины, а они были там и раньше. — Сложив все бумаги в аккуратную стопку. Клер отдала ее подруге.
Поняв, что пора уходить, Маргед встала.
— Ты ведь будешь приходить на собрание нашей группы, правда?
— Конечно. — Сказав это, Клер вдруг заколебалась. — Во всяком случае, когда смогу. Лорд Эбердэр говорил, что собирается взять меня с собой в Лондон.
Брови ее подруги взлетели вверх.
— Правда? Экономку он бы с собой не взял, — шутливо заметила она.
— А личного секретаря мог бы и взять, — возразила Клер, чувствуя себя весьма неуютно, оттого что ответ ее не вполне правдив. — В общем, я еще не решила, чем буду заниматься.
— Ты все-таки будь поосторожнее со Старым Ником, Клер. Он человек опасный, — серьезно сказала Маргед.
— Не думаю. Лорд Эбердэр слишком высокого о себе мнения, чтобы взять женщину, которая этого не желает.
— Меня сей факт нисколько не беспокоит, — мрачно изрекла Маргед. — Опасность состоит как раз в том, что ты можешь этого пожелать.
Закончив разговор этим зловещим предсказанием, она ушла. Клер вздохнула с облегчением.
Она очень быстро собрала немногочисленные пожитки, которые собиралась взять с собою в Эбердэр. Других дел как будто не было, сон не приходил, и Клер принялась бесцельно бродить из комнаты в комнату, время от времени касаясь руками знакомых предметов Она родилась в этом скромном доме и никогда не жила под чужой крышей Самая маленькая комната в Эбердэре куда просторнее любой из здешних комнатушек, но ей все равно будет не хватать побеленных известью стен и прочной незатейливой мебели.
Клер легонько погладила кончиками пальцев потемневшую от времени крышку резного дубового сундука, с сожалением подумав о том, что вряд ли у нес когда-нибудь появится дочь, которой она смогла бы оставить в наследство этот сундук, передававшийся в семье из поколения в поколение от матери к дочери. На внутренней крышке сундука вырезана надпись: «Энгерхад, 1579 год». Иногда Клер думала об этой Энгерхад, чья кровь текла и в ней. Наверное, та давняя владелица сундука — дочь небогатых фермеров, которые трудились в поте лица, обрабатывая свой клочок земли. Но за кого она вышла замуж? Сколько у нее было детей? И даровал ли ей Господь счастье?..
Единственной роскошной вещью в доме был доверху набитый книгами шкаф, стоявший в углу гостиной. Томас Морган происходил из валлийского дворянского рода; закончив Оксфорд, он удостоился посвящения в сан пастора англиканской церкви. Однако, услышав однажды проповедь Джона Уэсли[2], преподобный Морган испытал глубокое духовное просветление и сам стал проповедником учения методистов. Хотя после этого его семья, строго придерживавшаяся традиционных церковных канонов, отреклась от него, он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Отказавшись от своей прежней жизни, он женился на дочке мелкого фермера и поселился в Пенрите, проповедуя и разъясняя истину, которая осветила его собственную жизнь.
Он не утратил своей любви к знаниям и передал ее единственной дочери. Всякий раз, уезжая для чтения проповедей в других местах — а таких поездок было немало, — он старался купить там хотя бы одну недорогую подержанную книгу. Клер прочитала их все, причем многие — по нескольку раз.
Мать Клер умерла двенадцать лет назад, угаснув так же тихо, как и жила. После смерти жены преподобный Моргам предложил своей четырнадцатилетней дочери жить в других методистских семьях, пока он будет в разъездах, однако Клер наотрез отказалась покидать свой коттедж — единственный раз, когда она ослушалась отца. В конце концов преподобный Томас Морган уступил желанию дочери — при условии, что во время его отлучек члены общины будут присматривать за ней.
Когда Клер было всего шестнадцать, она организовала свой первый небольшой класс и начала учить грамоте взрослых женщин деревни. Четыре года спустя Эмили, вторая жена старого графа, пожертвовала Пенриту деньги на учреждение школы. Десятки жителей деревни вышли на работу, чтобы отремонтировать давно заброшенный сарай, в котором когда-то хранилась собранная десятина. Обыкновенно преподавателями бывали только мужчины, но поскольку Клер уже накопила достаточно опыта, новую школу доверили именно ей, и с тех пор она работала там учительницей. За это время в учениках у нее перебывала по меньшей мере половина жителей Пенрита. Клер зарабатывала двадцать фунтов стерлингов в год, этих денег было недостаточно, чтобы сделать ее богатой, но вполне хватало на пристойное существование.
