Сесилия Грант - Любовь и расчет
— Конечно, было бы идеально, если бы этот удобный случай представился годом позже, когда бы ты почувствовал, что полностью восстановил свое доброе имя. — Каждое слово Уэстбрука акцентировалось постукиванием обручального кольца о стакан, который он все еще крутил. — Но шанс выпал сейчас. И нет никакой гарантии, что у тебя появится второй такой. К тому же на кону доверие ко мне. — Ага, вот и завершающий выпад. О нем объявила перемена в голосе Уэстбрука, подобная смене музыкального ключа. — Барон спрашивал, не знаю ли я человека с профессиональными навыками и желанием научить его искусству речи. Мне бы хотелось рекомендовать ему лучшего из лучших. Не второго и не третьего — лучшего!
Ник зарделся бы от похвалы, если бы не сознавал, сколь много в ней преувеличения.
— Лесть и игра на струнах благодарности. — Он поднял стакан с портвейном, чтобы сделать еще глоток и заодно скрыть улыбку, которую не мог подавить. — Ваша тактика не отличается тонкостью.
— Она и не должна быть тонкой. Она должна работать. — Уэстбрук, напротив, не считал нужным скрывать улыбку. — Позволь мне назвать Баркли одну-две даты, когда он мог бы прийти в суд и посмотреть на тебя. Если после этого он пожелает встретиться с тобой, ты сможешь сам решить, послужат ли твои обстоятельства препятствием или нет. Ставлю десять шиллингов, что ему это будет безразлично.
— Еще и пари. Потому что лести и воззвания к моему чувству долга оказалось недостаточно.
Но Ник и так собирался сказать «да», и они оба это знали. Кроме возможности сделать политическую карьеру, существовало еще одно преимущество, которое Уэстбрук не стал из деликатности подчеркивать: жалованье, которое Баркли предложил выплачивать.
Чтобы получить место в парламенте, требовалось владеть землей; и земля эта должна была приносить доход не менее шести сотен фунтов в год, или три сотни при избрании от городского округа. Чтобы иметь землю, нужны были деньги. Путем строжайшей экономии Ник сумел кое-что накопить, но этого было очень мало. А с мизерным заработком на судебных делах он не мог отказаться от перспективы честно заработать несколько гиней. Уж раз он «лучший»!
— Очень хорошо, можете сообщить ему мое имя. — В нем боролись противоречивые чувства: страх и надежда. — Но если ему не понравится мое имя и он попросит порекомендовать кого-то другого, я при первой же возможности приду востребовать свои десять шиллингов.
— Естественно. Мы, как всегда, будем рады тебя видеть. — Уэстбрук с победоносным видом поднял стакан и осушил его единым залпом. — Теперь скажи, в какие дни ему лучше всего прийти в суд. До конца этой сессии у тебя есть какие-нибудь интересные дела?
Убедить мисс Розалинду спеть оказалось совсем несложно. Она уже стояла у пианино и переворачивала листы для мисс Беатрис, когда Ник вошел в гостиную. Ему оставалось лишь выбрать место вблизи от них и, когда инструментальная пьеса подошла к концу, попросить исполнить что-нибудь с вокалом.
— Дуэт, если можно, — добавил Ник на тот случай, если девушка решит поручить это своей сестре. — Нечасто доводится навещать семьи, где есть кто-то с музыкальными способностями, чтобы поразвлечь гостей. Здесь же в этом смысле настоящее богатство.
— Все дело в их театральной крови, я уверен. — Уэстбрук стоял у камина, положив локоть на спинку кресла, в котором сидела его жена. — В семье миссис Уэстбрук все играли музыкальные роли с младых ногтей. Сам же я в юные годы жил в страхе, что меня выбросят из церкви за осквернение песнопений.
— Однако кое-какие таланты достались нам и со стороны Уэстбруков. — Мисс Уэстбрук стояла у чайного столика. Ее руки легко летали от чайника к чашке и к сахарным щипчикам. — Подобные вещи порой скрыты в одном поколении, но проявляются в другом. Может, наша бабушка обладала музыкальностью? Или наш дедушка? Мы столько всего слышали о наших родных со стороны Стэнли и почти ничего не знаем о людях, с которыми рос наш отец.
Ник смущенно шевельнулся на диване. Он уже имел возможность быть свидетелем одного из подобных диалогов. Родственников мистера Уэстбрука, как правило, не упоминали, но мисс Уэстбрук время от времени находила тот или иной благовидный предлог, чтобы заговорить о них. Семья отца отказалась от него еще до ее рождения, и все же она, похоже, лелеяла надежды, что когда-нибудь они признают друг друга.
— Насколько мне помнится, мои родители не отличались музыкальностью. — Уэстбрук принял чашку, что подала ему дочь, и сел у камина напротив жены. — Полагаю, моя сестра Элизабет играла довольно неплохо. Но я уверен, что своими талантами вы обязаны своей матери.
Порой Ник наблюдал тень разочарования на лице мисс Уэстбрук, когда затронутая ею тема не получала развития. На этот раз она лишь изогнула брови и философски качнула головой, прежде чем вернуться к своим обязанностям за чайным столиком.
Когда началось по его просьбе исполнение дуэта, мисс Уэстбрук направилась к Нику с чаем. Она с такой плавностью пересекла ковер, что, когда подала ему чашку с блюдцем, чай в его чашке даже не всколыхнулся. Она помнила, какой он любит: черный и несладкий, хотя с момента его последнего посещения прошло уже достаточно времени и в этом доме бывало много других барристеров и студентов юриспруденции.
«Благодарю», — изобразил он одними губами, чтобы не потревожить исполнительниц.
Она ответила ему улыбкой столь же приятной, как и напиток в его чашке, и вернулась к своим обязанностям.
Песня оказалась меланхолической и повествовала о некой благородной даме, которая сохла от любви к одному благородному мужчине. Сестры, насколько мог судить Ник, исполняли ее довольно мило. Он улыбался всякий раз, когда одна из них бросала на него взгляд: вернее, когда это делала мисс Розалинда. Мисс Беатрис, всецело занятая чтением нот и игрой, лениво следила за перемещениями по комнате старшей сестры, разносившей чай.
Будь Кейт девушкой, поглощенной исключительно своей красотой и общественным положением, он не стал бы о ней думать. Хотя он и так думал о ней не слишком много. И уж точно не столько, как в самом начале. Он занимал себя неустанным изучением законов, общением с коллегами и флиртом с авантюрными женщинами, когда испытывал желание пофлиртовать.
А думал он о Кейт Уэстбрук лишь потому, что сквозь личину самодовольства порой просвечивали доброта и глубина. Ее забота о сестре, к примеру. Простодушная серьезность, с какой она обратилась к нему за обедом. И желание подать чай человеку в соответствии с его вкусом. Даже по прошествии трех лет он иногда задумывался, знает ли он ее, хотя иногда казалось, что изучил достаточно хорошо.
