Маргарет Брентон - Жемчуг проклятых
Проводить ученицу вызвалась сама директриса, невысокая дама, похожая на сладкую булочку: с глазами-изюминами и рыхловатым лицом, обсыпанным белой, словно бы сахарной пудрой (в детстве мадам перенесла оспу). Сходство довершал приторный запах, исходивший от ее платья — свое белье мадам перекладывала не сушеной лавандой, а стручками ванили.
— Ah, ma petite fille! — восклицала она, тиская Агнесс и оставляя на ее плечах россыпь пудры. — Обешай писать мне шасто!
Агнесс чмокнула сдобную руку наставницы.
— Только не так, как все англишане — когда письмо переворашивают, а потом пишут поперек строшек! Это глюпая, глюпая привышка! У меня от этого болят глаза! Лучше возьми еше один лист. И не плати за доставку.
— Но вам придется заплатить вдвойне!
— За письмо от люшей ушеницы мне денег не жалько! — расщедрилась директриса.
Ее возгласы потонули в протяжном звуке горна. Запряженный четверкой лошадей, к станции подъезжал почтовый дилижанс. Красные колеса слегка дребезжали, но лихо катились по дороге, а черные лакированные бока блестели в лучах солнца, ненадолго выглянувшего из-за туч.
На влажной от дождя табличке, прибитой на двери, Агнесс разобрала место назначения — Йорк. Стало быть, ей сюда.
Пока кондуктор, облаченный в красный мундир и при цилиндре, отдавал мешок с письмами почтальону, кучер помог Агнесс погрузить багаж. Ее сундучок взлетел на крышу и улегся рядом с прочей поклажей. Карета была битком набита пассажирами, и лишь чудом девушке удалось втиснуться внутрь. Обернувшись, она увидела, как из таверны выбегает толстяк, размахивая надкусанным пирогом. Заглянув в окно дилижанса, господин скривился, махнул рукой и поплелся доедать завтрак. Незанятой оставалась только скамеечка позади кучера. Но кто захочет ехать на крыше, да еще и под проливным дождем? А он как раз начал накрапывать.
Когда кучер вскочил на облучок, а кондуктор забрался на сидение позади кареты, вновь зазвучал горн, и дилижанс тронулся с места. К радости Агнесс, ей досталось самое желанное место — у окна. Она полюбовалась на холмы, но даль была скрыта за серой непроницаемой пеленой. Изредка дилижанс проносился мимо деревень. Домики, как один, были из серо-зеленого известняка, с покатых шиферных крыш стекали ручейки дождевой воды.
Типичный для сердца Англии ландшафт быстро наскучил Агнесс. Рассчитывая на долгую дорогу, она захватила сумочку с рукоделием. Текущим проектом был чехол для молитвенника, который девушка готовила в подарок дяде — по лиловому бархату протянулись узоры из золотых нитей. Как выяснилось, вышивать в трясущемся дилижансе не так уж просто. Сначала Агнесс истыкала иголкой пальцы, затем долго искала упавшие ножницы, шаря по соломе, устилавшей пол. Другие пассажиры, солидные господа, ехавшие в Йорк по делам, посматривали на рукодельницу неодобрительно. Чтобы не видеть их унылые мины, а заодно и скоротать время, Агнесс решила задремать.
Спала она до следующей остановки и очнулась, когда кондуктор затрубил в горн. Распахнулась дверь, впуская в карету струю свежего воздуха. Кряхтя, сосед справа вылез из экипажа, а его место занял другой джентльмен, как две капли воды похожий на предыдущего — в таком же табачного цвета сюртуке.
— Все, сэр, больше мест нету, — сказал кому-то кучер.
— Мы сядем наверху.
Агнесс прислушалась. Голос принадлежал юноше и звучал решительно, чтобы не сказать отчаянно.
— В такое-то ненастье?
По-видимому, неизвестный кивнул так яростно, что кучер переменил тон.
— Хорошо, сэр, сейчас я спрошу джентльменов, не согласится ли кто уступить место вашей даме.
— Нет! Она сядет со мной.
На этом разговор закончился. Агнесс было ужасно любопытно, что за отважная пара заняла место на крыше. Там так трясет, что легко свалиться, а уж до нитки они точно промокнут!
Оставшиеся два часа Агнесс просидела, как на иголках. Она собиралась первой выскочить из кареты и застать пассажиров с крыши. Но когда колеса зашуршали по гравию, а лошади, всхрапнув, остановились, Агнесс дернула за ручку и вздохнула от разочарования. Дверь с ее стороны заело. Пришлось дожидаться, пока из дилижанса не выйдут все мужчины, а они разминали затекшие ноги и двигались ну так медленно! Нужно ли говорить, что когда карету покинула Агнесс, скамеечка уже пустовала? Таинственные пассажиры успели улизнуть.
Но вскоре ей стало не до них.
Оглядевшись, она так и не увидела во дворе никого, даже отдаленно напоминавшего священника. Разве что дядюшка зашел отужинать? Попросив кучера захватить ее сундучок, Агнесс поспешила в гостиницу «Три зайца». В обеденном зале стоял гам, гости хрустели поджаристыми пирогами со свининой, заливали в себя реки пива и облизывали жирные пальцы. На все расспросы Агнесс пузатый хозяин лишь руками развел. Да, краем уха он слышал о каком-то мистере Линдене. Вроде служит в соседнем приходе. А вот имя мисс Тревельян ему внове. Нет, никто за ней не приезжал.
Агнесс почувствовала, как под ложечкой неприятно засосало. Неужели она ошиблась адресом? Взяла не ту карету? Или письмо не пришло вовремя? Не мог же дядя о ней позабыть!
Едва удерживаясь, чтобы не распаниковаться, она опять вышла на улицу. Кучер распрягал лошадей, а кондуктор зажигал фонарь спереди кареты. Смеркалось. Еще немного, и совсем стемнеет.
Можно, конечно, заночевать в гостинице, но в кошельке Агнесс не набралось бы и шиллинга. Кроме того, от голода у нее кружилась голова, а после целого дня в карете девушка испытывала и дискомфорт иного рода. Но где тут отыскать то, что ей так нужно? Про такое и спросить стыдно!
Она торопливо обогнула гостиницу и чуть приободрилась, заметив на заднем дворе одинокую женскую фигуру. Платье женщины было скрыто под зеленым плащом с капюшоном.
— Вы не подскажите, мэм, где здесь дамская комната? — спросила Агнесс, подходя поближе.
Незнакомка повернула к ней голову, и Агнесс отшатнулась.
В глазах женщины стояла сплошная чернота. В них не было белков.
Присмотревшись, девушка тихонько выдохнула. Всего лишь иллюзия, игра тени и света из окон гостиницы, падавшего на незнакомку. Со второго взгляда ее глаза показались обычными, разве что очень черными и блестящими, как отполированный гагат. Только густые брови, протянувшиеся по вискам почти до линии волос, портили красоту смуглого лица.
Женщина приоткрыла рот, собираясь ответить, и…
Такого звука Агнесс еще никогда не слышала!
Это был полу-рык, полу-лай, бессмысленный и жуткий. Да и взор незнакомки стал пустым. В нем засквозило тупое отчаяние, как у попавшего в западню зверя. Тот бы и рад придумать выход из положения, да одна беда — не умеет думать по-человечески.