Кристофер Гортнер - Заговор Тюдоров
Перегрин расхохотался, ловко увернувшись от моей карающей руки. Смех у него был замечательный, настоящий мальчишеский смех. Впервые с тех пор, как мы покинули Хэтфилд, я вдруг обнаружил, что улыбаюсь.
– Ты невозможен, – сказал я. – Поехали. Нужно попасть в город до темноты.
Мы продолжили путь. Людей на дороге было раз-два и обчелся; мы обогнали лишь одинокого крестьянина да компанию торговцев, толкавших тележки с товаром. Они брели, понурив головы, и настороженно ответили на наше приветствие. Вскоре, однако, заснеженные поля Хартфордшира сменились небольшими скоплениями хижин и деревушками – верный знак приближения к Лондону. На дороге стало более людно; все торопились добраться до города до сигнала к гашению огней. Когда мы проезжали мимо крохотной каменной церквушки, где вовсю звонили колокола, я разглядел на шпиле распятие, криво, кое-как закрепленное известкой на прежнем месте. Женщины в наброшенных на голову платках цепко держали за руки дрожащих от холода детишек, поспешая на призывный звон церковных колоколов.
Перегрин во все глаза наблюдал эту сцену. Я искоса глянул на него:
– Ты исповедуешь старую веру?
– Я никогда особо не интересовался религией, – пожал он плечами. – И Господь, я думаю, тоже.
Меня поразило, как метко Перегрин, сам того не желая, выразил мое собственное мнение. Я тоже часто гадал, чем одна вера лучше другой, если помнить, сколько было пролито из-за них крови; однако предпочитал держать эти мысли при себе, поскольку вслух рассуждать о религии всегда было небезопасно.
Спустились сумерки, снег пошел гуще, усилился ветер. Шафран нетерпеливо фыркнул, и я похлопал его по шее. Я и сам устал, не говоря уж о том, что замерз. Руки в перчатках точно пристыли к поводьям, натертые о седло бедра и ягодицы ныли. Воображение рисовало обратную дорогу в Хэтфилд, где Кейт, должно быть, уже зажигает свечи, накрывая стол к ужину…
– А вот и Криплгейт, – прервал мои размышления Перегрин. – Отсюда можно будет выбраться на Стрэнд и доехать прямиком до дворца.
Я встряхнулся, возвращаясь к действительности, и мы принялись пробираться вперед в потоке людей, которые, теснясь и толкаясь, спешили попасть в город, прежде чем закроют на ночь городские ворота. Платя пошлину, я живо припомнил, как приехал в Лондон впервые. Тогда, с трепетом глазея на громадные стены и дальний изгиб Темзы, я понятия не имел, какое приключение ждет меня впереди. И сейчас, точно так же, как тогда, я холодел, замирая от неизвестности.
Повсюду здесь были люди: одни запирали лавки и, покончив с подвернувшимися в последнюю минуту делами, спешили по домам; другие, с нетерпением ожидая ночи, распахивали настежь двери чадных трактиров и шумных таверн. Уже рыскали в переулках потемнее потрепанные шлюхи с вызывающе размалеванными лицами, обходя стороной вездесущих попрошаек, грабителей и пронырливых карманников. Тощие собаки шныряли под ногами прохожих, копаясь в сточных канавах, по которым городские отходы стекали в реку. Бревенчатые дома высились, упираясь друг в друга, и верхние этажи смыкались в подобие зловонной галереи, откуда лондонцы опорожняли прямо на улицу ночные горшки, обдавая неаппетитным дождем опрометчивых прохожих.
Вначале я не увидел особых изменений. Лондон казался таким же грязным и непредсказуемым, как в последние дни правления покойного короля Эдуарда. Однако пока мы пробирались к Кинг-стрит и дворцу, я стал замечать корявые надписи на стенах домов: «Смерть папистам!» и «Испанцы, убирайтесь вон!». Там и сям на мостовой валялись листовки, истоптанные до полной нечитаемости, но, вне сомнения, гласившие то же. Все походило на то, что лондонцы не в восторге от прибытия посольства Габсбургов.
Впереди возник Уайтхолл. Мы въехали во внутренний двор и спешились. Недовольные чиновники семенили мимо, плотно закутавшись в плащи и надвинув шапки на самые глаза. На нас никто не обращал внимания. Снег повалил гуще, укрывая плиты двора. Шафран зацокал копытами.
– Коней нужно поставить в конюшню и накормить, – сказал я.
Перегрин забрал обе пары поводьев. Я выдал ему две золотые монеты из кошелька, присланного Сесилом. В скупости его не обвинишь. Денег у меня было достаточно, чтобы устроиться со всеми удобствами, конечно, если здесь не задерживаться.
– Постой! – Я ухватил Перегрина за запястье. – Как ты меня найдешь?
Мальчишка презрительно фыркнул:
– Я ведь жил здесь, забыл? И уж будь уверен, в королевских покоях тебя не разместят.
– Ладно, только не мешкай. Позаботишься о конях – и сразу ко мне.
– Слушаюсь, хозяин!
Перегрин дурашливо взмахнул рукой, изображая примерный поклон, и повел коней прочь.
Вскинув дорожную сумку на плечо, я направился к ближайшему входу. Трое часовых с алебардами, закутанные по самые носы в плащи, преградили мне путь. Только после того, как я в очередной раз повторил, что хочу встретиться с лордом Рочестером, один из стражников соизволил пренебрежительно хмыкнуть:
– Ревизором ее величества? И зачем бы это неотесанной деревенщине понадобилось видеть такую важную персону?
– Скажите ему, будьте добры, что приехал мастер Бичем, – устало попросил я, надеясь, что Рочестер вспомнит мое вымышленное имя.
Я остался ждать, дрожа от холода, под колоннами. Прошел, казалось, не один час, прежде чем я услышал громыхающий возглас:
– Да чтоб мне лишиться жезла, если это не тот самый мастер Бичем, который спас всех нас от погибели!
Я обернулся – и узрел перед собой расплывшегося в улыбке лорда Рочестера.
В последний раз я видел его в Норфолке, размещавшем войска сторонников Марии, когда она готовилась сразиться с Нортумберлендом за английский трон. Тогда Рочестер был лишь плотно сложен, но сейчас заметно располнел; камзол из дорогого темно-красного бархата трещал на нем по всем швам, с мясистых плеч свисала тяжелая золотая цепь – знак высокой должности, обвисшие щеки покрывал багровый румянец, а дыхание отдавало жареным мясом и подогретым вином.
Рочестер потряс мою руку:
– Мастер Бичем! Кто бы мог подумать! Вот уж не предполагал снова увидеть вас! Посетив нас во Фрамлингеме, вы исчезли бесследно, точно призрак.
– Сожалею, что так вышло, сэр, – сдавленно улыбнулся я. – Меня призвали срочные дела.
Рочестер хохотнул:
– Еще бы, когда все приспешники Нортумберленда разбежались в поисках укрытия, едва голова герцога покатилась с плеч! Ну да неважно. Вы здесь, и я этому очень рад, как, безусловно, будет рада и ее величество.
С этими словами он провел меня мимо часовых во дворец. Мы шли по увешанному гобеленами коридору, и мои закоченевшие руки и ноги ныли, постепенно отогреваясь в тепле.
