Нэнси Като - Все реки текут
Обойдя комнаты, Дели обнаружила в передней спальне тетю Эстер. Та с озабоченным видом выглядывала из окна.
– Оно совсем рядом, я тут, наверное, не усну, – проговорила она, указывая на маленькое кладбище из трех могильных холмиков сразу за садом. В изголовье каждого холмика – доска с надписью, каждая могила обнесена отдельной оградкой.
– Ничего, мы посадим перед окном дерево, оно их закроет, – успокоил жену Чарльз. – Думаю, это мать решила похоронить их так близко от дома, не хотела расставаться. Но когда малышку выловили из реки, мать с отцом сразу же решили уехать отсюда. Первые-то двое еще младенцами умерли.
Дели широко раскрытыми глазами, не мигая, смотрела на детские могилки. Смерть… Забрала и маленькую девочку, что спала в ее комнате, и ее сестер, они тоже утонули…
Она почувствовала, как кто-то взял ее за локоть: рука была теплая, но твердая – Адам.
– Пойдем, Дел, посмотрим сад. Глаза его светились сочувствием.
Эстер вернулась на кухню, вытащила из-за цистерны хохотушек и принялась учить их, как нужно убирать кухню: каждую неделю посыпать полы свежим речным песком, при мытье рабочего стола обязательно три раза сменить воду, на плите всегда должно быть достаточно графита.
Но ее правильный язык и непривычный голос вызывали только новые смешки: девочки Луси и Минна и повариха Бэлла, наполовину аборигенки, явно не понимали ее.
Чарльз пришел на выручку, заговорив на местном гибридном наречии.
– Бэлла, Луси и ты, Минна. Вот вам новая хозяйка. В кухне она почище вас разбирается. Ваше дело – чтоб все было, как надо. И чтоб обед вовремя на столе стоял, не то сам с вами разбираться буду.
У аборигенок были красивые темные глаза и ровные белоснежные зубы, но их короткие ситцевые платьица и открытые ноги шокировали Эстер. Девочки в смущении елозили босыми пятками по засыпанному песком полу, и ноги выступали из-под платьев чуть не наполовину – такой вид для девушки – верх неприличия.
Самая младшая из трех, Минна, ненамного старше Дели, и той пора носить длинные юбки – не маленькая, а уж остальным и подавно. Надо будет подобрать им приличные платья да сказать, чтобы ноги закрыли – срам смотреть.
Дели с Адамом обследовали все хозяйственные постройки на заднем дворе и помчались наперегонки в сад, где росла большая сосна, вилась виноградная лоза, на которой только начинали зреть кисти, и чуть поодаль, на некотором расстоянии друг от друга, стояли миндальное дерево, липа и ива. Вдоль крутого берега тянулась голая полоса песка, густо усыпанная корой, сухими ветками и листьями – ветер щедро набрасывал их с огромных эвкалиптов, что росли по самому берегу.
Дели с Адамом стояли на круче и смотрели вниз, на реку. Водный поток появлялся из-за поворота слева и, проделав недолгий путь по ровному участку, исчезал за правым поворотом. По отметинам на внутренней стороне берега видно, как менялся уровень воды, постепенно, по мере того как мелела река, вода опускалась все ниже и ниже. Река спокойна и так чиста, что даже сверху просматривается дно.
На противоположном берегу растительность гуще. Разросшиеся темные деревья клонятся к самой воде и молчаливо взирают на свое отражение. В этом водно-зеркальном мире облака кажутся мягче, а небо синее. Из-за буйной растительности берег напротив почти не виден.
– Эх, лодку бы сейчас! – мечтательно произнес Адам.
– Да, – откликнулась Дели, – я тоже подумала. Так хочется посмотреть, что на том берегу.
И тут, словно угадав их желание, из-за поворота выплыли два челнока, сделанные по местному обычаю из эвкалипта. В каждой из лодчонок стоял в полный рост темнокожий человек и, опустив в воду длинный шест, управлял движением. Человек с веслом. С тех пор, как существует река и человек, живет и этот образ.
Челны бесшумно скользили по гладкой поверхности, легко управлялись с ними гребцы – аборигены.
Их наблюдения прервал коренастый, приземистый человек с седой бородой, одетый во фланелевую рубашку и брюки из кротового меха. Человек вышел из хижины, что притулилась на самом краю обрыва, и быстро приблизился к ним. Подойдя почти вплотную, он остановился; его выцветшие голубые глаза разглядывали незнакомцев с нескрываемым любопытством.
– Здравствуйте, – сказал Адам. – Вам не страшно жить в этой хижине? Если вода поднимется, ее оттуда смоет.
– Не моя она, приятель. Большой дом хозяин, – отозвался человек на местном наречии. – Да и он долго стоять не будет, он – дом на песке. А вы откуда тут взялись? Приезжие? Неужто новые хозяева? Не слыхать было, как подъехали.
– Приезжие, – незаметно для себя скопировал туземца Адам. – Утром приехали.
– Ай, беда! – зацокал языком туземец, – что хозяин с хозяйкой подумают. Старший и встречать не хочет? Совсем глухой стал, ничего не слышу. А Библия говорит: «Имеющий уши да слышит». Илия я, за главного тут. Для вас – Или, так зовите.
– Рад познакомиться, Или, – Адам протянул руку. Мозолистая рука аборигена крепко сжала его пальцы, в глазах, что спрятались в морщинках, блеснул хитрый огонек.
– А эти черные вон там, они не дикие? – со страхом спросила Дели.
– Не, они дикие, если курево кончится, – загоготал Или. – Диких черных тут больше нет: когда Бог помог, когда змеи.
Или повел Адама и Дели к ферме знакомиться со скотиной, и на конюшне они увидели Джеки, мужа Беллы. Он распряг коня Барни, который вез их сюда и теперь мыл и кормил его. Или принес длинную палку; он заметно нервничал. Остальные лошади паслись на выгоне, но ели неохотно – трава, выжженная летним зноем, была совсем сухая, а Или, не жалея сил, охаживал палкой тех, кто пытался отказаться от корма. Прямо на выгоне стояла старая железная цистерна квадратной формы: проржавевшая, с множеством мелких отверстий – поильня для лошадей. Вода в поильню поступала с водяной мельницы, которую питала река.
Дели вдруг дернула ногой и почесала лодыжку.
– Надо же, здесь москиты даже днем кусаются, – сказала она. – У вас тут их много? В Эчуке вчера ночью ужас сколько было.
– Ужас сколько, – опять загоготал Или. – Тут посмотришь, сколько будет. Бачок там видишь? Его москиты притащили, он раньше внизу, у берега был.
Дели вскинула на него удивленные глаза, а Адам недоверчиво спросил:
– Как же они его притащили?
– А так. И бачок, скажу, не пустой был, Или внутри сидел. Дело вот как было. Стою я на берегу, трубку набиваю.
Вдруг глядь – здоровенный рой летит, туча целая москитов, и – на меня. Я в бачок – раз, он, слава Богу, пустой стоял, и не успели москиты глазом моргнуть, крышку закрыл. Сижу, а москиты до крови охочие, стали свои жала в железную стенку пихать, еще немножко – дырок насверлят и сами внутрь залезут. У меня же молоток при себе оказался. Я – бац, одного москита и убил, он самый пронырливый был, почти целиком через стенку пролез. Ух, и разозлились его братья! Схватили бачок, зудят, тащут. А сил-то только до выгона и хватило. Бросили бачок, я выскочил – и бежать. Пусть, думаю, с голоду подыхают.
