Синтия Томасон - Песня реки
Обзор книги Синтия Томасон - Песня реки
Синтия Томасон
Песня реки
Книга посвящается памяти Эстер Беркхарт Коллинз и Барбары Коллинз Брэкетт, а также всем матерям и дочерям, преодолевающим непонимание между поколениями с полющью книг.
Благодарю Ону Бастос, Нэнси Кейн, Чарлин Ньюберг и Энн Рейнольд за помощь в подготовке этой книги.
Выражаю особую признательность и любовь Берту Брэкетту, моему отцу, за то, что он такой замечательный рассказчик.
АвторПролог
Миссури, 1872 год
Анна в недоумении смотрела на стоявшего перед ней небритого человека. Кто бы это мог быть? «Мой дядя», – догадалась она, хотя они не виделись очень давно. Тогда ей было, кажется, лет девять, и абсолютно точно она помнила только его эксцентричность и всякие уморительные штучки. Теперь, глядя на него глазами двенадцатилетнего подростка, она плохо представляла себе, как этот невзрачный крепыш в мешковатой одежде может быть родным братом ее отца. Отец был таким высоким и красивым!
– Анна, скажи что-нибудь своему дяде, – подталкивала ее директриса к мужчине. – Иначе он подумает, что ты не в себе. Ведь не можешь же ты совсем не помнить родного дядю!
Признать, что в твоей голове сохранились лишь жалкие крохи воспоминаний о родственнике, хотя ты и общалась с ним всего три или четыре раза, было бы верхом неразумности. В свои юные годы Анна Роуз Конолли в этой жизни четко усвоила одно: нужно любыми путями выбираться отсюда. И в душе она молилась счастливому случаю, даровавшему ей надежду на освобождение.
Добрые глаза мужчины смотрели на Анну из-под полей запыленного серого котелка.
– Она вполне могла забыть меня, – сказал он директрисе, пристально глядя на племянницу. – Боюсь, это в самом деле так, мэм. У нас не было возможности хорошо узнать друг друга.
Хотя верхнюю губу мужчины прикрывали давно не стриженные, неухоженные усы, Анна поняла, что он улыбается, и вообще лицо его выглядело очень приветливо.
– Ну конечно же, я помню вас, дядя, – с притворной убежденностью сказала Анна. – Как вы там? – добавила она непринужденно, как обычно справляются о здоровье близких часто встречающиеся родственники.
Дядя снял котелок, и непослушные полуседые вихры тут же затопорщились во все стороны над круглой вмятиной его черепа.
– У нас все хорошо, – бодро сказал он, – я считаю, даже прекрасно. Хотя, конечно, прискорбное известие о кончине твоих родителей сразило меня…
– Теперь это уже позади, дядя. И вам не стоит возвращаться к печальному прошлому через столько лет.
Мужчина чуть наклонил голову и с подозрением посмотрел на девочку, словно усомнившись в ее столь стоическом самообладании.
– Твой папа как-никак приходился мне родным братом, – заметил он, – и вообще, это был замечательный человек. Да и с мамой твоей у меня тоже были самые теплые отношения. И… ты прости меня, Анна, что я так долго до тебя добирался. Надо было сделать это раньше. Но я только на прошлой неделе приехал в Ганнибал. Пошел за своей почтой и узнал…
– Это не имеет никакого значения, – прервала его директриса и повернулась к девочке. – Ведь ты все равно благодарна дяде, что он приехал за тобой? Верно, Анна? – Она положила руку поверх ее коротких белокурых кудряшек и пригнула ее голову, принуждая этим подобием кивка выразить согласие.
Воспитанница с готовностью поддержала инициативу своей начальницы. В конце концов директриса сказала правду – Анна была бы признательна любому изъявившему желание забрать ее от мисс Брокман. Она поспешно протянула руку к небольшому потертому саквояжу, стоявшему у нее в ногах, и сказала:
– Ну пойдемте же, дядя!
– Анна, ты хорошо подумала? – спросил Мик Конолли. – Ты действительно этого хочешь? Может, нам все-таки потолковать без спешки? – Прежде чем взять ее пожитки, он долго и пристально вглядывался в решительное лицо девочки. – Ну что ж, – сказал он наконец, – я вижу, ты уверена в своем решении.
– Она только о вас и говорила, мистер Конолли, – сказала директриса, легкими толчками подгоняя Анну к двери. – Все время, пока вы не приехали.
Анна даже отскочила на безопасное расстояние, боясь, что столь беспардонной ложью мисс Брокман навлечет на себя немилость Творца, который обрушит на них свой гнев. Однако реакции с неба не последовало, директриса не пала замертво, поверженная молнией. Кара Божья и на этот раз обошла ее стороной.
– Тебе стоит поторопиться, пока еще не стемнело, – сказала она Анне. – Сент-Луис не то место, где можно спокойно разгуливать вечером. С началом золотой лихорадки город стал прибежищем воров и бандитов.
Дядя самым серьезным образом отреагировал на предупреждение столь почтенной дамы.
Анна наблюдала, как Мик продвигается к выходу.
Он пропустил племянницу вперед и подождал, пока она выйдет во двор. Затем они молча пошли рядом по булыжному тротуару. Только дойдя до железных ворот, Анна оглянулась на серое каменное здание, бывшее многие месяцы ее домом. Со своими немногочисленными подругами она уже простилась и теперь могла не оглядываясь идти в свое будущее. Директриса закрыла на засов массивную дубовую дверь. Анне Роуз Конолли показалось, будто она вовсе и не жила здесь. Так буднично, без всяких прощальных церемоний состоялся ее отъезд. Окончательный и бесповоротный шаг был сделан.
Мик осторожно прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание. Анна взглянула на него ясными сухими глазами.
– Сейчас увидишь фургон, я поставил его поблизости. Надеюсь, ты в курсе, как я живу. Никаких корней, никакого постоянного дома. С Ганнибалом меня связывает только почта и маленькая берлога для зимней спячки. Так что я почти круглый год на колесах.
«Никаких корней…» Да, именно эти слова употреблял отец Анны, говоря о брате. «В сущности, Мик – нормальный добрый человек, но, несомненно, не такой, как все мы. В нем никогда не было интереса к традициям или почтения к праотцам. Для него не существует такого понятия, как семья. У него нет того, что именуется очагом». Но Анна помнила и ту необыкновенную нежность, которая слышалась в голосе отца, когда он рассказывал о брате, слывшем человеком не от мира сего, обособленным от него.
– Значит, вы путешествуете? – сказала Анна, поднимая щеколду у ворот; – Так это же замечательно! Правда-правда. Я думаю, мне понравится. И чем дальше мы уедем отсюда, тем лучше.
Они вышли на улицу и направились туда, где Мик оставил свой фургон с впряженной лошадью. Обветшалое сооружение, плод изощренной конструкторской мысли, он сохранил лишь малую толику былого великолепия. За долгие годы битв с непогодой некогда броская надпись на парусине выцвела и полиняла. Анна подошла ближе и с грехом пополам разобрала надпись: «Конолли. Домашняя утварь, скобяные изделия и галантерейные товары». Она провела пальцами по истершимся буквам.
