Элизабет Кларк - Дорогами судьбы
Обзор книги Элизабет Кларк - Дорогами судьбы
Элизабет Кларк
Дорогами судьбы
Благодарность
Спасибо Алисии Кондон за покупку этой книги. Она всегда будет для меня особенной, потому что это — мой первый исторический любовный роман. Особую благодарность я хочу выразить моему агенту Морин Моран за ее искреннее одобрение, интерес и поддержку. И как всегда, я благодарю мою семью за то, что они поняли, что их вспыльчивая мамочка, в конце концов, придет в себя, когда работа будет закончена в срок.
Пролог
Эвингтон Иллинойс, 1834 год
— Ш-ш-ш, — шепнула Шарлотта своей сестре, когда они спрятались за стогом сена в конюшне. — Кажется, они идут прямо сюда.
Действительно, через мгновение они услышали шаги родителей, ступавших по грязному полу конюшни.
— Уверяю тебя, я не думаю, что Шарлотта вообще когда-нибудь захочет уехать с фермы, — сказал отец. Когда они с женой ссорились, его голос становился резким, дребезжащим. — Она навсегда останется невзрачной, как самый обыкновенный серый воробей, Эллен. Она никогда не заинтересует мужчину. А Люсинда, та и вовсе боится собственной тени!
— Девочки работают на ферме, не покладая рук…
— Ну и что, Эллен? Черт возьми, мне надоели эти твои проклятые возражения, — прорычал он. — Если я захочу продать все завтра, продам завтра! Если я решу, что нам стоит остаться, мы останемся.
Сестры закрыли глаза, угадав, какой звук за этим последует. Звук удара. Потом послышался тихий плач женщины, которую они обе любили больше всего на свете.
Их отец был очень жестоким.
В следующее же мгновенье мама выбежала из конюшни, и они знали, что отец последует за ней… что он и сделал. Люсинда протянула руку и коснулась лица сестры.
— Не вздумай слушать этого противного старика, Шар. Он не понимает, о чем говорит, называя тебя невзрачной.
Шарлотта пожала плечами, стараясь не думать больше о словах отца. Это оказалось не так уж трудно, потому что в глубине души она знала, что ей никогда не будет нужен мужчина. По крайней мере, если нуждаться в мужчине означает, что ею будут постоянно помыкать, не давать высказывать свое мнение, а иногда даже бить.
— И все-таки, — продолжала Люсинда, играя с длинной косой сестры, — папа ничего не знает о нашем плане. Мы выйдем замуж за двух лучших в мире братьев. Он локти станет кусать с досады, когда мы заживем счастливо до конца наших дней, правда?
Шарлотта, которой было всего одиннадцать лет, весело засмеялась. Однако уже в следующее мгновение, когда во дворе она увидела свою маму, выглядевшую лет на сто старше, чем она была, в душе девочки, испытавшей слишком много горя для такого юного возраста, родилось решение: даже, несмотря на то, что ей очень хотелось всегда быть рядом с сестрой, она никогда не выйдет замуж.
— Я собираюсь посмотреть мир, — Шарлотта услышала свой голос как бы со стороны. — Я не смогу жить так, как мама, Люси.
Подбородок Люсинды дрогнул.
— Но ведь ты же обещала!
Шарлотта обняла свою младшую сестру и стала качать ее на коленях. Люси было только восемь — совсем ребенок, как думала Шарлотта.
— Сейчас еще не время об этом беспокоиться. Думай лучше о том, покормила ли ты лошадей, подоила ли корову и правильно ли сшила юбку, а не о замужестве, Люси, — пожурила ее Шарлотта.
— Но мы уже, наверное, раз сто говорили об этом! — воскликнула Люсинда. — И ты всегда обещала.
— Ш-ш-ш, — прошептала Шарлотта, чувствуя себя опытной и мудрой. — Чему суждено случиться, непременно произойдет, Люсинда. Это единственное в жизни, в чем я совершенно уверена.
На миг она подумала о других словах, в истинности которых она тоже была уверена: она застенчивая и некрасивая. В этом ее отец был прав. Совсем как тогда, когда родился тот теленок, который не мог ходить, и он сказал:
— Я скажу прямо, девочки, нравится вам это или нет. Этому теленку перережут глотку еще до заката.
И Шарлотта знала, что ей он точно так же не стал бы врать. Неважно, задумывался ли он, что этими словами может обидеть ее чувства, или нет. Она невзрачная, как обыкновенный серый воробушек.
Потом она сказала себе, зная, что еще тысячу раз повторит эти слова в будущем: «Все это не имеет значения, ведь я вообще не собираюсь выходить замуж. Я никогда не повторю ошибок своей матери. Никогда-никогда, никогда в жизни!»
Глава первая
Индепенденс, Миссури, 1846 год
«Дорогая мама!
Вчера вечером один джентльмен сказал нам, что Территория Орегон[1] — это молочные реки и кисельные берега, настоящий райский сад для тех, у кого достаточно отваги, чтобы совершить туда путешествие. Мы покидаем Индепенденс совсем скоро, и у нас все прекрасно — и у меня, и у моего мужа Фрэнсиса (кто бы мог подумать, что так все выйдет?), и у Люсинды с Маркусом, которые с нетерпением ждут рождения своего первенца».
Шарлотта перечитала письмо, думая, сможет ли ее мама почувствовать фальшь.
— Дорогая, по-моему, было бы лучше, если бы ты сходила навестить свою сестру, — сказал Фрэнсис.
— Но ведь с малышом все в порядке? — спросила она, поскольку знала, что ребенку ее сестры еще слишком рано было появляться на свет.
Фрэнсис улыбнулся и коснулся ладонью ее щеки.
— Успокойся, — сказал он нежно. — С ребенком все будет хорошо, и с Люсиндой тоже, только бы она смогла взять себя в руки.
— Что случилось? — спросила Шарлотта.
Ее муж покачал головой, прядь темных волос упала на его высокий лоб.
— Мой брат мог бы быть с ней понежнее. Давай, запечатывай своё письмо и пойди, подбодри сестру.
Шарлотта вздохнула, мельком глянув на своё отражение во весь рост в последнем, как она думала, зеркале, которое она увидит в ближайшее время. Она выглядела взъерошенной и возбужденной, ее длинные темно-каштановые волосы были уложены в причудливую высокую прическу, как у дамы на обложке «Книги для леди Гоуди», которую она видела еще дома. Ей казалось, что даже незнакомый человек мог заметить, как она волнуется в предвкушении предстоящей поездки.
Она взглянула на письмо и спешно добавила постскриптум: «Пожалуйста, пусть твое сердце не беспокоится по поводу нашей поездки, мама. У нас все хорошо, а через несколько недель Люсинда и сама станет мамой! Я люблю тебя всей душой».
— Ты написала маме, что тебе нравится быть женой? — спросил Фрэнсис, и уголки его рта приподнялись в улыбке.
Шарлотта почувствовала себя виноватой. Фрэнсис был веселым и добрым, безусловно, добрее своего брата Маркуса. Он был ласковым, и Шарлотта всем сердцем верила, что он будет ласков с их детьми, в отличие от ее собственного отца. Но не может ли человек, думала она, быть слишком добрым? С тех пор, как еще в Иллинойсе священник сочетал их браком, Фрэнсис ни разу не прикоснулся к ней, если не считать по-братски невинных легких поцелуев в щечку.
