Газета Литературы - День Литературы 143 (7 2008)
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…
И на самом деле немало перевидал он следов невиданных зверей на самых неведомых дорожках, впрочем, и сам был таким же невиданным зверем. И живал немало в избушках на курьих ножках, что без окон и без дверей. "Там лес и дол видений полны" — это же было написано, и так замечательно, про его родной мир. Лунный заяц узнал, где живет поэт Пушкин, стал приглядываться к нему, стал оберегать его. Люди в своём незнании природы уже давно стали путать причину и следствие. Даже его любимый Пушкин почему-то считал, что, если заяц перебежит сознательно перед ним дорогу, быть беде. Но заяц ли наводит беду на поэта? А может, наоборот, заяц, предсказывая, предчувствуя беду, старается любым путём предупредить о ней. Осматривая с Луны по лунным лучикам столичный российский Петербург, лунный заяц уже предвидел начало восстания декабристов, и знал, что в их рядах почти все лучшие друзья ценимого им поэта. Лунный заяц спустился на землю по лучику где-то перед имением Михайловское — поэт уже направился из своего имения в Петербург. Лунный заяц еле догнал Пушкина и, пристально уставившись на поэта, перебежал дорогу перед его повозкой. Затем из лесу следил он за действиями опешившего Александра Сергеевича. "Да будь он неладен, этот заяц!" — в сердцах воскликнул Пушкин, но всё же приказал возчику поворачивать назад. В зайца, перебежавшего дорогу, как предчувствие беды, он верил абсолютно искренне. Хоть над ним и посмеивались иные его циничные, ни во что не верящие друзья.
Потом было неудачное восстание на Сенатской площади, было следствие, были виселицы, была каторга в Сибирь для многих друзей. Было знаменитое пушкинское "Во глубине сибирских руд". Был гордый ответ поэта царю, что он, конечно, пошёл бы со своими друзьями на Сенатскую площадь. Но были и самые изумительные пушкинские стихи, которых не существовало бы, если бы лунный заяц не бросился навстречу повозке.
Такие предупреждения поэту со стороны лунного зайца случались неоднократно. И до поры до времени Александр Сергеевич им внимал. Если следовать индийскому эпосу "Рамаяне", о Пушкине можно было бы сказать словами эпоса: "Отмечен знаком зайца благородным…" А может это коллега Пушкина восточный поэт Ли Пу обратил внимание на служение лунного зайца русскому поэту, на его долгие отлучки от коричного лунного дерева: "Лунный заяц, верно, с месяца упал, / Словно тень его оттуда кто-то стёр".
Но как-то, уже спустя восемь лет после декабрьского восстания, ехал Александр Пушкин по симбирскому тракту к Оренбургу, собирая материалы для "Истории Пугачевского бунта" и "Капитанской дочки". Спешил, времени было мало, планов много, откуда ему было знать, что впереди на тракте ждала его, богатого столичного барина, шайка лихих разбойников, и жить ему оставалось всего столько, сколько лошадям времени отпущено до той роковой развилки. Вдруг опять навстречу ему, и так откровенно, шевеля ушами и усами, дорогу перебегает наш лунный заяц. Пушкин разозлился до предела, пишет жене: "Опять я в Симбирске… Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне её. Черт его побери, дорого бы дал я, чтоб его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей — гляжу, нет ямщиков, — один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой…" (14 сентября 1833 г.) И опять эта другая, определённая лунным зайцем, дорога спасла его от верной смерти от руки разбойников. Долго он в Оренбурге не пробыл, но материал для книг сумел собрать, трудиться поэт умел и любил. На обратном пути зайца уже не встретил. Но вспомнил. "Въехав в границы болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи. Смотри, жёнка". А смотреть бы надо было ему самому. Конечно, недаром были все эти заячьи встречи, чуял лунный заяц, что из дальних германских земель едут уже к ним два злобных гоблина, в колпаках, подкрашенных человеческой кровью. Один из них, якобы голландский посланник Геккерен, низкорослый старик, с выступающими вперёд вампирскими клыками. С костлявыми пальцами и загнутыми как у диких зверей когтями. Убить его могли лишь сварив заживо в масле в медном котле. Другой, молодой, ещё более злобный дух из французских порченых земель, даже шумом своим он предвещал добрым людям смерть. Эти злобные западные гоблины были оборотнями, и когда надо, принимали вполне приличный человеческий вид. Лишь звери и древние деревья чуяли их смертоносный запах и стремились отвернуться от них. Не столько сами злобные гоблины их пугали, как их покровитель Белый владыка Запада.
Лунный заяц поэтому от симбирского тракта умчался совсем в другие места, нежели Пушкин. Он стремился сорвать совсем другую встречу. В своём лунном бессмертном озарении чуял заяц, что смерть идёт к поэту совсем с другой, не с симбирской стороны. И не попов надо было пугаться поэту.
Гибель шла с Запада.
Белый Владыка — один из пяти Мировых Владык, правитель Запада, разозлился на русского поэта за его гневные стихи. Не понравилась ему русская горделивость великого поэта.
Иль мало нас?
Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал
До пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?
Как стерпеть Белому владыке такое чуждое Западу величие?
Белый владыка Запада выпросил на время у владыки Востока восьмёрку лучших лунных лошадей. Восьмёрку чудесных коней содержали на острове посреди лунного озера и кормили волшебной "драконовой травой", которая позволяла им, подобно драконам, не скакать, а лететь, покрывая в каждый день по тысяче километров. На эту восьмерку посадили двух чудовищ-гоблинов: старого голландского вампира Геккерена и французскую переодетую ведьму Дантеса. И был у французской ведьмы вручённый Белым владыкой Запада чудесный щит, отражающий все пули и сабельные удары. Был и пистолет, заряженный дьявольской пулей. Эти вредоносные отродья способны совмещать в себе человеческую и демоническую сущность. Они давно были приучены утаскивать живых людей в северные болота и там, выпив из них всю кровь, похрустеть их косточками, а потом, как ни в чем не бывало, принять их же живое обличье. Из всех западных чудищ мало было столь омерзительных, как эти два злобных гоблина.
Лунный заяц делал всё, что было в его лунных силах, чтобы остановить лошадей, но даже его светоносной целебной силы — не хватало. Он мечтал хотя бы отобрать у французского ведьмака его магическое оружие. Но Белый владыка Запада оказался сильнее лунного зайца. А его Нефритовый владыка был высоко на небе. И небес- ной собаки Гоу в ту пору рядом с зайцем не было. Да и лунные лошади мчались не хуже, чем лунный заяц.
Когда-то в молодости поэту Пушкину нагадала чёрная гадалка, госпожа Кирхгоф, что возможна гибель его на тридцать седьмом году жизни от некоего Белого властелина. Всю жизнь после этого гадания поэт избегал поединков или ссор с людьми в белых одеждах, с белой головой, и всю жизнь не садился на белых лошадей. Но откуда было ему знать о силе Белого владыки Запада? Эти два гоблина были призраками древних злых великанов, и могли иногда раздуваться до огромных размеров. Отвратительные пещерные чудовища, они должны были по велению Белого владыки Запада наслать порчу на Россию, для этого им и надо было всего лишь уничтожить, стереть с лица земли небольшого кудрявого человека, олицетворявшего в ту пору дух целой нации.
Лунный заяц обладал невероятной быстротой и молниеносной реакцией. На востоке фигурки каменных или бронзовых лунных зайцев тысячелетия ставят спиной к дому, обращая лицом в сторону летящей стрелы или пули, дабы заяц смог её уловить. Вот и узнав о предстоящей дуэли с французским ведьмаком Дантесом, лунный заяц кинулся сначала навстречу едущему к Чёрной речке Пушкину. Не помогло… Впервые поэт, погрузившись в мрачные мысли, даже не обратил внимания на мельтешащего вокруг него лунного зайца, принял его за кошку или собаку, которых в Петербурге развелось по всем углам. Глаза его были затуманены магическими заклинаниями западных чудовищ, он не слышал и не видел лунного зайца. И тогда лунный заяц смело стал спиной к поэту и как древний каменный истукан принял на себя летящую пулю Дантеса. Магическая пуля, ведомая проклятьем всего Запада, обогнула летящего зайца и ударила в грудь поэта.
Как горько корил себя лунный заяц, что, поверив в свои волшебные силы, не обратился к Нефритовому лунному владыке, который мог бы одолеть и Белого владыку Запада. Лунный заяц сделал всё, чтобы после своей смерти ведьмак Дантес попал в самые гнилые топи великой Бездны. Он и на балу у Небесного владыки корчился от постоянных судорог. Он как бы служил примером для всех приглашённых на бал, что ждёт того, кто сеет зло.
