Жизнь в мире компьютерных игр - Ли Нунан Дженнифер
Я не могу не упомянуть, что Биллу запомнилась куда более красочная версия этой истории, в которой все начинается задолго до этого нашего разговора. По его мнению, идея названия с моим именем пришла ему во время банкета Ассоциации издателей программного обеспечения, основанной всего несколькими годами ранее. Все было ровно так, как бывает обычно на подобных отраслевых мероприятиях: были организованы выступления спикеров, выдавались награды. Но главной целью банкета была борьба с пиратским распространением ПО. Лишь через несколько лет ассоциации удастся убедить законодательные органы, что речь идет о настоящем преступлении, в 1986 году они просто давали 100 долларов всякому, кто докажет, что через электронную доску объявлений распространяют ворованные игры. Несколько таких случаев даже были успешно расследованы. MicroProse была одной из полутора сотен компаний, которые регулярно участвовали в собраниях ассоциации. Вместе с нами там были Sierra, Broderbund и Робин Уильямс.
Как бы странно это ни звучало, комедийный актер Робин Уильямс действительно был связан с Ассоциацией издателей программного обеспечения. Насколько мне известно, сам он никогда не пробовал делать игры, но зато глубоко верил в то, что любая творческая деятельность должна справедливо оплачиваться. Он так горячо любил видеоигры, что даже назвал свою дочь Зельдой. По легенде Робин, Билл и я сидели на банкете Ассоциации за одним столом, и в разговоре Робин высказал мысль, что все остальные отрасли развлекательной индустрии всячески стараются популяризировать имена своих звезд, и гейм-дизайн должен брать у них пример.
Не знаю, то ли это было походя брошенное замечание, то ли акцентированный призыв рекламировать именно меня, но у Билла к тому моменту уже накопился богатый опыт создания культа личности. Человека, который именовал себя «пилотом истребителя высшей категории», нетрудно было убедить, что первоначальное чутье его не обмануло и что у фотографии меня с огромными мешками денег была одна-единственная проблема: мы слишком поскромничали. В любом случае я не могу винить его в желании подчеркнуть свою причастность к этой идее, ведь фразой «Мне это посоветовал Робин Уильямс» можно без труда объяснить практически что угодно. Доподлинно я знаю только то, что Билл, как босс компании, принял решение назвать проект «“Пираты Сида Мейера”, например», а я был слишком занят обдумыванием механики будущей игры, чтобы ему возражать.
Хорошая для меня новость состояла в том, что тогда ни у кого не было четкого видения будущей игры. Была и плохая новость: какие бы то ни было сложившиеся традиции также отсутствовали. Я мог включить в игру все что угодно, но при этом я же нес ответственность за все, что в нее не вошло, и шансов на неудачу в такой ситуации было несоизмеримо больше. Процесс работы над Pirates! можно сравнить с созданием кулинарного рецепта человеком, который не знает, какие ингредиенты сочетаются друг с другом. Я не мог ориентироваться на стандартные представления игроков о подобных играх, поэтому в итоге у меня вполне могло получиться нечто вроде овсяных хлопьев с луком.
Мне оставалось только постоянно задавать самому себе вопрос: «Захотел ли бы я сам играть в эту игру?» Если ответ был положительным, работа над проектом продолжалась. Например, я знал, что хочу избежать ловушки, которую представляет собой единственный вариант развития сюжета. Если условная хижина не покажется мне интересной, я хочу, чтобы у меня была возможность пойти куда-нибудь еще и не искать спрятанный под ковриком ключ от двери, о котором мне никто не рассказывал, или тратить 10 минут на то, чтобы убедить компьютер по-человечески этот ключ использовать. («Открыть ящик письменного стола?», «Использовать ключ?», «Применить ключ к ящику письменного стола?»)
Дизайн коробки игры Sid Meier’s Pirates!
MicroProse, 1987 г.
В то же время чрезмерная свобода означала бы, что игрок вынужден плутать в кромешной темноте. Все предпочитают выбирать один вариант из нескольких, а не заполнять поле ответа самостоятельно. Именно в этом заключалась, как я осознал, проблема приключенческих игр, в которых команды можно было вводить в свободной форме: мало того что правильный ответ был всего один (что плохо), так еще и неправильных вариантов было бесконечное множество (что еще хуже).
Недавние психологические исследования показали, что теория ограничения количества вариантов выбора имеет под собой основания. Способность принимать решения, то есть «высшее руководство» нашего мозга, со временем устает. Как и в случае с перенапряженными мышцами – и неважно, занимаетесь вы с весами в спортзале или таскаете мешки с песком в ходе ремонта, – степень важности задачи никак не влияет на усталость. Незначительные решения отнимают ровно столько же энергии, как и самые интересные, не принося при этом ни малейшего удовлетворения. В ходе одного исследования выяснилось, что участники хуже справлялись с математическими задачами, если в тесте им нужно было выбирать из большего количества; те же, у кого вариантов ответа было меньше, показали более высокие результаты. Решение о том, что есть на обед, было далеко не самым важным, но, чтобы его принять, мозгу опять-таки пришлось напрячься. Еще в одном исследовании прохожим бесплатно давали на пробу варенье. Покупки после этого чаще совершались в тех случаях, когда выбор был не слишком велик, в тех же случаях, когда разнообразие было чрезмерным, участники исследования терялись и чаще уходили без покупки (даже если потом они и заявляли, что отдают предпочтение столу с большим разнообразием сортов).
Есть несколько теорий касательно того, почему люди инстинктивно предпочитают большее разнообразие вариантов, хотя счастливее чувствуют себя с меньшим. Я лично думаю, что тут играет роль присущее всем нам любопытство. Нам хочется все попробовать, и когда сделать это не удается, это нас расстраивает. Мы не хотим чувствовать себя так, как будто упустили что-то стоящее. В гейминге есть один особый класс игроков, их называют комплеционистами. Они ставят перед собой цель собрать все имеющиеся в игре предметы и набрать максимальное количество баллов. Большинство игроков не впадает в такие крайности, но даже среди умеренных этот принцип действует. Чем больше у игроков вариантов выбора, тем быстрее им надоест игра и тем меньше удовлетворения они в итоге от нее получат. Изначально им может показаться, что большее разнообразие выбора делает их более счастливыми, но в конце концов они прекратят играть подобно покупателям варенья, которым предложили слишком много сортов. Моей работой, как я себе ее представлял, в данном случае было сокращение количества вариантов и представление на суд игроков лишь наиболее удачных.
Итак: никаких неправильных ответов и более одного правильного (но не слишком много). Я начал записывать идеи. Пираты любили ухаживать за красивыми женщинами, и в игре должна быть такая возможность. Пираты иногда встревали в бои на мечах, и такую возможность тоже нужно предусмотреть.
Конечно, настоящие пираты ничего такого не делали. Они убивали ни в чем не повинных людей и болели цингой. Радости в этом мало. Но я хотел сделать игру, а не симулятор, а романтизированная версия пиратской жизни в культуре была распространена как минимум не меньше, чем реальная. Звезда классического кинематографа Эррол Флинн снялся в четырех фильмах про отважных и неотразимых искателей приключений и ни в одном – об алчных социопатах.
Именно ранее существовавшие сюжеты больше всего помогли мне сделать Pirates! настолько захватывающими. Игроки начинали играть, уже выстроив в воображении некую предысторию: хорошие парни носят белые рубашки и яркие кушаки; плохие парни носят черные плащи и у них на глазу повязка. Если нарисовать злодею усы, он сразу обрастет всеми характеристиками всех усатых злодеев, известных человеку с детства. Один возглас «А-р-р, приятель!» может сразу передать всю атмосферу игры: окружающую природу, персонажей и, вероятно, даже сюжет. Считывание таких фрагментов культурного кода позволяет игроку узнавать детали игры, даже не отдавая себе в этом отчета, а нам, разработчикам, – экономить время и, что еще важнее, драгоценные ресурсы компьютерной памяти.
