Охота на электроовец. Большая книга искусственного интеллекта - Марков Сергей Николаевич

В целом представления в Лондоне не слишком сильно отличались от филадельфийских. Машина начинала с обращения к аудитории, произнося фразы: «Пожалуйста, извините за мою медленную речь», «Доброе утро, дамы и господа», «В этот жаркий день…» или «В этот дождливый день…», «Буон джорно, синьори». После приветствия зрителям предлагалось предложить собственные фразы, которые затем должен будет произнести персонаж, при этом машина прекрасно справлялась с весьма заковыристыми словами.

Оценки успеха Эуфонии сильно разнятся. Многие известные люди приходили взглянуть на неё, в том числе герцог Веллингтон, со стороны которого машина заслужила самую лестную оценку. Барнум фиксировал сборы на общую сумму около 300 долларов в неделю, ожидая, что доходы увеличатся «в следующем году во время сезона». Но, возможно, Барнум просто делал хорошую мину при плохой игре, поскольку большая часть очевидцев вспоминала небольшое количество посетителей [2330].

Один наблюдательный зритель, будущий театральный импресарио Джон Холлингсхед, так описал впечатления от представления:

Я заплатил свой шиллинг и был проведён в большой зал, наполовину заполненный коробками и лесами, освещённый тусклым светом ламп. В центре на столе был установлен ящик, похожий на грубое пианино без ножек, снабжённое двумя наборами клавиш. Ящик был увенчан странной полуфигурой, превосходящей размером взрослого мужчину, с головой автомата и лицом, выглядящим более загадочно безучастным, чем обычно выглядят такие лица. Её рот был большим и раскрывался, как челюсти Горгибустера (великан-людоед, персонаж детских сказок. — С. М.) в пантомиме, демонстрируя искусственные дёсны, зубы и прочие речевые органы. …Одна из клавиатур, в ответ на прикосновения профессора, вызывала к жизни слова, которые медленно и размеренно произносились хриплым могучим голосом и выходили изо рта фигуры, как из глубины гробницы. Немногочисленным посетителям трудно было представить себе способ, про помощи которого можно было бы скрыть внутри устройства человека или даже половину человека, способного медленно говорить будучи мучимым невидимыми внешними силами. Никто не допускал и мысли о том, что его водят за нос… [2331]^, [2332]

В записках Холлингсхеда содержится также редкое описание самого Фабера. Он был мрачным и молчаливым, на нём была одежда, носящая на себе отпечаток мастерской. Волосы и борода Фабера «печально желали внимания парикмахера». Ни разу за время выступления он, казалось, не обращал внимания на зрителей.

Зрители отмечали, что могли даже чувствовать дыхание Эуфонии, исходящее из каучуковых губ. В этом нет ничего удивительного — основной движущей силой аппарата были большие мехи, управляемые педалью. Сжатый воздух проходил через множество трубок, свистков и резонаторов, оснащённых различными заслонками и перегородками, которые по одной или целыми группами управлялись с помощью клавиш [2333]. Всё фонетическое многообразие Фабер разложил на 16 элементарных звуков: [a], [o], [u], [i], [e], [l], [r], [w], [f], [s], [sh], [b], [d], [g], [h] и носовой тон [2334]. Такой набор позволял Эуфонии с приемлемым качеством произносить фразы на любом европейском языке.

Эуфония оставалась частью репертуара Барнума в течение ещё нескольких десятилетий, но, несмотря на весь его промоутерский талант, приносила весьма скромную прибыль и часто становилась объектом насмешек. После лондонского шоу Барнум показывал её в своём Американском музее (Barnum’s American Museum) в Нью-Йорке, а позже в гастрольной программе цирка. Говорящий аппарат Фабера всё ещё был частью шоу цирка Барнума во время гастролей в Торонто в августе 1874 г. Газета Toronto Mail отмечала большое скопление зрителей у машины, но заметила, что у неё, должно быть, плохо действовала челюсть, потому что все слова звучали монотонно и однообразно. Машина Фабера доживала век без заботы со стороны своего создателя, который умер в Вене в 1866 г. (по другим источникам — покончил с собой в 1850 г.).

Впрочем, работа Фабера не пропала бесследно. Среди зрителей, посетивших Египетский зал в Лондоне летом 1846 г., оказался как минимум один, увидевший в говорящей машине нечто большее, чем просто мимолётную забаву. Это был исследователь в области фонетики Александр Мелвилл Белл, который вскоре стал отцом Александра Грейама Белла. В то время старший Белл занимался разработкой фонетического алфавита под названием «Зримая речь» (Visible Speech). Этот алфавит был предназначен для записи речи на бесписьменных языках, обучения глухих устной речи, а также стандартизации произношения. Механический подход к синтезу речи, реализованный в Эуфонии, не мог оставить равнодушным учёного, работающего в области фонетики. Машина произвела на Белла такое глубокое впечатление, что он всё ещё думал о ней в 1863 г., когда взял своего шестнадцатилетнего сына на встречу с сэром Чарльзом Уитстоном. Увидев машину Уитстона, молодой Белл был вдохновлён. Он позаимствовал у Уитстона книгу фон Кемпелена и, вернувшись домой, вместе со своим старшим братом Мелвиллом занялся созданием собственного говорящего устройства.

Созданное ими приспособление было основано на тех же (как мы бы сказали сегодня — бионических) принципах, что и конструкции предшественников.

Мальчики начали с изучения книги Кемпелена, а затем договорились о разделении труда: Александр взял на себя язык и рот аппарата, а Мелвилл — лёгкие, горло и гортань. Им не удалось найти ни одной анатомической работы, которая содержала бы достаточно сведений об устройстве гортани, поэтому скрепя сердце мальчики решили пожертвовать своей любимой кошкой ради науки. Они попросили студента-медика, друга Мелвилла, безболезненно усыпить кошку. Однако вместо этого студент на глазах у мальчиков влил ей в рот азотную кислоту. Увидев своими глазами мучения кошки, мальчики всё же смогли убедить студента перерезать артерию животного, чтобы положить конец его страданиям. В итоге братья отказались от экспериментов на кошках и ограничились гортанью ягнёнка, подаренной им мясником. Даже спустя полвека Александр с содроганием вспоминал об этом случае.

Что касается лёгких, Мелвилл придумал использовать органные мехи, но поначалу нетерпеливые мальчики использовали вместо них свои собственные лёгкие, просто вдувая воздух в «горло», представлявшее собой жестяную трубку. «Гортань» Мелвилл изготовил из примыкавших под углом друг к другу двух листов резины. В результате экспериментов ему удалось получить «музыкальный звук», напоминавший звук жестяного рожка.

Сняв слепки с человеческого черепа, Александр сконструировал гуттаперчевые копии челюстей, зубов, глотки и носовых полостей. Вместо копирования сложных носовых ходов отец посоветовал Александру использовать простую резонансную камеру, а также отговорил его от театральной затеи исполнения машины в виде головы — с человеческим лицом и даже париком. В итоге Александр изготовил для устройства мягкие резиновые губы и щёки, а также нёбо — из обёрнутой резиной ваты. Наиболее сложной деталью стал язык — мальчик сделал его из шести деревянных секций, каждая из которых могла подниматься или опускаться по отдельности, после чего обил их ватой и обернул единым листом резины [2335]^, [2336].

После того как устройство было собрано, мальчики провели ряд экспериментов и решили устроить большое испытание. Они вытащили машину на общую лестницу и заставили её кричать. Позже Белл писал, что «она действительно издавала звуки, подобные крику ребёнка, попавшего в беду. Крики „Мама, мама!“ производили душераздирающий эффект. Мы слышали, как кто-то сверху сказал: „Боже милостивый, что случилось с этим ребёнком?“, а затем послышались шаги. Это, конечно, было именно то, чего мы добивались. Мы тихо проскользнули домой и закрыли дверь, оставив нашим соседям бесплодные поиски ребёнка. Это был момент нашей радости и триумфа». Хотя позже Александр и признавал, что он и Мелвилл «больше хотели удивить своих друзей странными эффектами, чем достичь научной точности», долгие часы, потраченные на создание машины, окупились годы спустя. Отец поощрял участие сыновей в проекте, зная, что в процессе работы над ним они узнают, как образуются звуки человеческого голоса, и также познают ценность упорства. «Много раз мы были расстроены и разочарованы нашими трудами и готовы были отказаться от всего этого с отвращением», — писал Александр позже. В конечном итоге мальчики поняли «важность настойчивости и постоянных усилий, предпринимаемых несмотря на неудачу». На седьмом десятке жизни, в 1909 г., Белл писал: «Создание этой говорящей машины, безусловно, стало важным моментом в моей карьере. Оно познакомило меня с функциями голосовых связок и направило меня по пути, ведущему к телефону» [2337].