Сергей Чернышев - Россия суверенная. Как заработать вместе со страной
Прежде всего хотел бы сказать, что это очень интересная, сильная статья. Замечательно, что среди депутатов есть такие умные и яркие люди. Но вот загадка нашей власти: развинчиваешь ее на элементы, вынимаешь отдельного представителя – Юрий Батурин, три высших образования, доктор наук, умница. А когда смотришь, как власть ведет себя как целое, – такое впечатление, что она состоит из неандертальцев. Это означает, что проблема не в людях, не в их знаниях и убеждениях, а в самом устройстве социальной ткани. По-видимому, у нас ужасно архаическая, неэффективная социальная ткань, в том числе властно-политическая.
О неизбежном вымирании того типа власти, к которому мы привыкли, я писал довольно давно, начиная с 1983 года. Один из новых текстов на эту тему – «Неудержимая власть» из «Русского журнала» за 2000 год. Власть невозможно удержать, она сквозь пальцы просачивается и умирает сама по себе. Проблема даже не в том, что какие-то нехорошие люди, политтехнологи, коварно ее отнимают. Она как таковая расползается, ее материя архаична, исчезли поддерживающие ее социальные структуры. Власть – хрупкий, вымирающий уклад, цветок, который вянет, потому что изменилась питавшая его почва.
Новое издание конспирологии повелевает нам искать злых, жестоких и коварных масонов-политтехнологов. Но их приход – одно из следствий, а не причина. Точно так же погибло нежизненное индустриальное общество с огромными заводами, где по гудку тысячи рабочих к семи утра шли к станкам, плавили, ковали и точили многотонные шестерни и болванки, которые потом вывозили оттуда на склад, где они долго ржавели. Но вишневый сад загубил не Лопахин.
Приведет ли путинский проект реформы власти к ее эффективности?
А вы все о своем... Давайте посмотрим, какие ответы на этот вопрос вырастают из статьи Шайхутдинова. Не хочется вести с ним полемику, наоборот, хочется соглашаться. Я вообще думаю, что истина не рождается в спорах – уже хотя бы потому, что она вообще не рождается, а пребывает вечно.
Например, здесь тоже есть мысль, что дело не в коварных внешних силах (они существуют всегда) и не стервятники виноваты в смерти ослабевших животных. Автор пишет, что власть поменяла свою природу, перешла в организацию коммуникаций. Коснусь только тех мест, где, как мне кажется, мы с коллегами могли бы кое-что содержательно уточнить и дополнить.
Автор противопоставляет новых технологов традиционным политтехнологам, хотя для обычного человека это одно и то же. Видимо, просто есть хорошие политтехнологи и плохие. Но раз возможны политтехнологи, значит, есть и экономтехнологи, и стратегтехнологи. Последние – это как раз те, кто, по мысли автора, может перепроектировать то, что он называет «легитимностью». Скорее здесь имеется в виду не легитимность, а идентичность. Индейцы племени сиу – это не легитимность. Переформатирование идентичности, кстати, необязательно гибельно и злокозненно. Если человек со своей идентичностью зашел в тупик (как японский солдат, который через тридцать лет после войны вышел из джунглей и все еще борется за солнцеподобного императора), ему надо помочь выжить в другом мире.
Автор соглашается с формулой Ющенко – Саакашвили о том, что воля народа сильнее государственной машины. Но тут же перетолковывает ее на свой лад: государственная власть слабее технологий, которые используют в том числе и волю народа. Получается, что народ такая штука, которую можно использовать, и есть технологи, которые берут волю народа и ею манипулируют.
Думается, картина глубже и сложнее. Институты общества всегда сильнее институтов государства. Оговоримся: если государство понимается конкретно как state, как на Западе. У нас же само слово «государство» синкретично – об этом, к примеру, писал Виталий Найшуль в вашем журнале.
Вопрос «оранжево-бархатных революций» не в том, что какие-то политтехнологи использовали народ, а в том, что институты общества (кем-то наверняка подзуживаемые) сбросили – как им и положено делать – архаичные институты государства. А государство не пожелало, не сумело, не смогло, не захотело самореконструироваться, чтобы защититься, чтобы соответствовать времени. Если император в Китае не соответствует мандату неба, мандат неба у него изымается. Конкретно с сообщением о неполном соответствии мандату неба присылается Лю Бан – крестьянский вождь с оранжевой повязкой. Он приходит, изымает мандат, потом садится на еще теплый трон и возобновляет ход истории.
Мы часто забываемся и путаемся, привычно говоря о России как о государстве. Россия – это страна, в которой, как и в прочих странах, есть свое общество, есть государство и есть хозяйство. Среди институтов государства в свою очередь есть один особо нами любимый под названием власть.
Цитирую Шайхутдинова: «Именно власть должна объяснять гражданам, всему миру, зачем существует великая страна Россия».
Тут как раз налицо такая путаница. Власть как часть государства перепутана с целым, а государство – с обществом.
Под властью в статье (как и вообще в русском архаическом дискурсе) разумеется древняя социальная материя, в которой еще не произошло отделение государства и хозяйства от общества и тем более разделение государства на институты. Эта материя описана в «Золотой ветви» Джеймса Фрезера. Я велик и могуч, сижу на троне под священной омелой, и с виду я – власть. Но потом, когда вышли сроки, меня торжественно несут с песнями на заклание, на сакральную процедуру воссоединения неба с землей. Я главный маг-чародей, главный вождь, главный охотник. Но я ничего не решаю, только воплощаю Великое Единение, блюду Ритуал и совершаю каждый год в день солнцестояния обряд плодородия. Только такая «власть» может быть субъектом реформ, а не просто их исполнителем. Только она может воплощать в себе национальную идею в отличие от безыдейной по определению чиновной вертикали.
Современная власть – продукт многократных распадов, отслоения «общего сознания» от «общественного бытия» и глубокого разделения труда. Дело современного государства – выполнять волю общества, естественно, думая при этом, как бы переизбраться или переназначиться через четыре года. А если шансов на это нет, то по возможности нагрести добра на безбедную жизнь на пенсии либо в изгнании. Но для этого государство должно делать что-то полезное для общества, например, ремонтировать дороги, защищать от супостатов.
Наше дело – выбраться из понятийной путаницы, иначе придется искать у себя под кроватью вражеских политтехнологов. Они там – говорю без тени иронии – сидят и коварно владеют технологиями, но ничего особенного в этом нет. Проблема не в том, у кого круче технологии, а в том, как устроены институты нашего государства и чем они руководствуются.
