Ха Джун Чхан - 23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм
Если говорить о географическом положении, настойчиво подчеркивается изолированность многих африканских стран от моря. Но что тогда говорить о Швейцарии и Австрии? Это две страны с самой богатой экономикой в мире, но у них нет выходов к морю. Читатель может возразить, что эти страны смогли развиваться потому, что там хорошо развит речной транспорт, но многие не имеющие выхода к морю африканские страны потенциально находятся в том же положении, например, Буркина-Фасо (река Вольта), Мали и Нигер (река Нигер), Зимбабве (река Лимпопо) и Замбия (река Замбези). Так что проблема не в самой географии, а в отсутствии инвестирования в речную транспортную систему. Из-за замерзания морей зимой и скандинавские страны, по сути дела, в течение полугода оказывались отрезанными от мира, пока в конце XIX века не был изобретен ледокол. Влияние «плохого соседства», пожалуй, существует, но оно не так уж непреодолимо: взгляните на недавний стремительный подъем Индии, которая расположена в беднейшем регионе мира (как уже отмечалось выше, беднее, чем субсахарская Африка), на долю которого тоже пришлось немало военных конфликтов (долгая история вооруженного противостояния между Индией и Пакистаном, маоистские повстанцы-наксалиты в Индии, гражданская война между тамилами и сингальцами в Шри Ланке).
Многие говорят о проклятии ресурсов, но история развития таких стран, как США, Канада и Австралия, которые намного щедрее наделены природными богатствами, чем все африканские страны, за исключением, возможно, Южной Африки и Демократической Республики Конго, показывает, что богатые природные ресурсы могут быть и благословением. Большинство африканских стран на самом деле обладают не слишком изобильными природными ресурсами — на сегодняшний день лишь в десятке стран Африки обнаружены сколь бы то ни было значительные запасы полезных ископаемых{27}. В сравнительном отношении большинство африканских стран, возможно, и располагают щедрыми запасами ископаемых, но это лишь потому, что у них так мало ресурсов, созданных человеком, таких как машины и оборудование, инфраструктура, а также квалифицированной рабочей силы. К тому же, в конце XIX — начале XX века самыми быстроразвивающимися в мире были богатые природными ресурсами регионы, такие как Северная Америка, Латинская Америка и Скандинавия. Поэтому и напрашивается мысль, что проклятие ресурсов существовало не всегда.
Национальные различия могут по-разному мешать развитию, но их влияние не стоит преувеличивать. И в остальной части света этническое многообразие является нормой. Даже если забыть о многообразии национального состава стран, в основе своей имеющих иммиграцию, как США, Канада и Австралия, многие из сегодняшних богатых стран Европы страдают от разделенности языковыми, религиозными и идеологическими барьерами — особенно в «умеренной степени» (то есть когда существует лишь несколько, а не множество групп); последние, как считается, в наибольшей мере чреваты жестокими конфликтами. В Бельгии есть две этнических группы (если не учитывать крошечное немецкоговорящее меньшинство). В Швейцарии четыре языка и две религии, и она пережила ряд гражданских войн, главным образом, на религиозной почве. Испания испытывает серьезные проблемы с каталонским и баскским меньшинствами, и там дело дошло даже до терактов. В результате 560-летнего владения Швеции Финляндией (с 1249 по 1809 год, когда Швеция уступила ее России), в Швеции проживает заметное финское меньшинство (около 5% населения), а в Финляндии — примерно такое же шведское. И так далее.
Даже восточноазиатские страны, которые считаются этнически однородными (и в чем видят их преимущество), испытывают серьезные проблемы с внутренними противоречиями. Возможно, вы полагаете, что Тайвань этнически однороден, поскольку все его граждане — «китайцы», но население острова стоит из двух (или четырех, если использовать более тонкую классификацию) языковых групп: «материковые китайцы» и тайваньцы, и настроены они друг к другу враждебно. Япония переживает серьезные межэтнические проблемы в отношении корейцев, окинавцев, айнов и буракуминов. Южная Корея, возможно, одна из самых этнолингвистически однородных стран в мире, но это не мешает моим соотечественникам ненавидеть друг друга. Так, например, в Южной Корее есть два региона, которые особенно ненавидят друг друга (Юго-восток и Юго-запад), причем до такой степени, что некоторые местные жители не разрешают своим детям вступать в брак с уроженцами «оттуда». Интересно, что Руанда почти столь же однородна в этнолингвистическом отношении, как Корея, но это не помешало национальному большинству хуту проводить этнические чистки среди ранее доминировавшего национального меньшинства тутси — пример, который доказывает, что «этническая принадлежность» — явление политическое, а не природное. Иными словами, богатые страны не страдают от этнической разнородности не потому, что там она отсутствует, а потому, что им удалось сформировать свою нацию (что, надо заметить, часто было неприятным процессом, а порой и сопряженным с насилием).
Высказывается мнение, что развитие Африки сдерживают и плохо работающие политические институты (и это действительно так), но когда богатые страны находились на уровне материального развития, сопоставимого с уровнем развития современной Африки, их институты были в гораздо более плачевном состоянии{28}. Тем не менее эти страны продолжали развиваться и достигли больших высот. Адекватные политические институты были выстроены существенно позже или, по крайней мере, строились одновременно с экономическим ростом. Это демонстрирует, что качество институтов в равной мере представляет собой как причинный фактор, так и результат экономического развития. Следовательно, неудовлетворительное политическое устройство не может служить объяснением отсутствия экономического роста в Африке.
Говорят и о «плохом» менталитете Африки, но менталитет большинства нынешних богатых стран в свое время тоже называли плохим — примеры я привожу в своей книге «Недобрые самаритяне» в главе «Ленивые японцы и вороватые немцы». Вплоть до начала XX века австралийцы и американцы, побывав в Японии, говорили, что японцы ленивы. До середины XIX века британцы, побывавшие в Германии, говорили, что немцы слишком глупы, слишком эгоистичны и слишком эмоциональны, чтобы поднять экономику своих стран (тогда Германия еще не была объединена) — полная противоположность существующему сегодня стереотипу немцев и ровно то же, что сегодня говорят об африканцах. Японская и немецкая культуры в процессе экономического развития трансформировались, поскольку требования высокоорганизованного индустриального общества заставили людей быть более дисциплинированными, думающими и открытыми для сотрудничества. В этом смысле менталитет скорее является результатом, а не причиной экономического развития. И ошибочным будет возлагать вину за низкое экономическое развитие Африки (как и любого другого региона или страны) на менталитет ее народов.
