Егор Гайдар - Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории
Некоторые польские экономисты считают, что именно это стало одной из причин резкого замедления роста польской экономики в 2001–2003 годах (см.: Antczak M. Koszty spowolnienia prywatyzacji // Zeszyty BRE Bank – CASE. 2004. № 70. С. 87–109).
958
В статье середины 1990‑х годов С. Фишер, Р. Сахаи и К. Вейт на основе опыта стран, в которых уже начался экономический рост, оценивают среднюю протяженность постсоциалистической рецессии в 3,6 года (см.: Fischer S., Sahay R., Vegh C. A. Economies in Transition: The Beginnings of Growth // American Economic Review. Papers and Proceedings. Vol. 86 (2). May 1996. P. 229; Wyplosz Ch. Te n Years of Transformation: Macroeconomic Lessons. World Bank Conference on Development Economics. Washington. 1999. April 28–30. P. 12).
959
См. ранние работы, посвященные анализу постсоциалистической рецессии, факторов, определяющих ее масштабы и протяженность: Gomulka S. The Causes of Recession Following Stabilization // Comparative Economic Studies. 1992. Vol. 33 (2). P. 71–89; Kornai J. Transformational Recession: A General Phenomenon Examined Through the Example of Hungary is Development // Economie Appliquée. 1993. Vol. 46 (2). P. 181–227. В последней из них Я. Корнаи ввел сам термин “трансформационная рецессия”.
960
Работа Г. Колодко, написанная в 1998 году, хорошо отражает господствовавшее в то время представление о навсегда разошедшихся траекториях развития постсоциалистических стран Восточной и Центральной Европы и стран СНГ. В это время Г. Колодко представляет себе состояние и перспективы развития России следующим образом: “По уровню жизни населения Россия сходна с Африкой, по уровню коррупции – с Пакистаном, капризным парламентом напоминает Бразилию, сепаратизмом – Канаду. От переходных стран Россия взяла стабилизацию по-болгарски, фискальную политику по-румынски, монетаристскую политику Польши, приватизацию Чехии, реструктуризацию Словакии, обслуживание внешнего долга, как в Венгрии, межреспубликанские отношения, схожие с Югославией, и контроль за банками по типу Албании” (см.: Колодко Г. В. От шока к терапии: Политическая экономия постсоциалистических преобразований. М.: ЗАО “Журнал Эксперт”, 2000. С. 115). В 1999 году тезис о крахе рыночных реформ в России воспринимается как бесспорный, дискуссия идет лишь о его причинах (см.: Stiglitz J. Whither Reform? // Annual Bank Conference on Development Economics, Washington D. C. April, 1999; Aslund A. Why has Russia’s Economic Transformation been so Arduous? World Bank, ABCDE Conference 1999, Washington D. C.; Шмелев Н. П. О консенсусе в российской экономической и социальной политике // Вопросы экономики. 1999. № 8). И. Сегвари пишет в это время: “Да, рыночные реформы, бесспорно, провалились. Однако провалились не рыночные реформы как таковые, а та конкретная модель рыночных реформ и капитализма, которой следовала Россия” (см.: Сегвари И. Семь расхожих тезисов о российских реформах: верны ли они? // Вопросы экономики. 1999. № 9). Все это было опубликовано как раз тогда, когда Россия уже вступила в период динамичного экономического роста. Это еще один пример того, сколь осторожным нужно быть в оценках и прогнозах, когда речь идет о столь необычном в мировой экономической истории беспрецедентном явлении, как постсоциалистический переход.
961
См.: Домбровский М. Фискальный кризис в период трансформации. Варшава, 1996; Hemmins R., Cheasry A., Lahiri A. The Revenue Decline – Policy Experiences and Issues in the Baltic. Russia and Other Countries of the Former Soviet Union. Washington, 1997; Гайдар Е. Т. Детские болезни постсоциализма (К вопросу о природе бюджетных процессов этапа финансовой стабилизации) // Вопросы экономики. 1997. № 4. С. 4–25.
962
Такие страны, как Польша и Венгрия, принадлежавшие к кругу тех, которым удалось добиться быстрого восстановления экономического роста, были пионерами и по массовому применению процедуры банкротства (см.: Гайдар Е. Наследие социалистической экономики: макро– и микроэкономические последствия мягких бюджетных ограничений: Научные труды ИЭПП. № 13. Р. М., 1999. С. 15). О связи действенности процедур банкротства, ужесточения бюджетных ограничений и соответственно ускорения процесса реструктуризации экономики см.: Kornai J. Hardening the Budget Constraint: The Experience of Post-Socialist Countries. Collegium Budapest Discussion Paper Series 59, 1999.
963
О широком распространении неплатежей как характерном проявлении мягкости бюджетных ограничений в системах рыночного социализма см.: Kornai J. The Socialist System: The Political Economy of Communism. Oxford: Clarendon Press, 1992. С. 501, 502.
964
В числе работ западных авторов, связывавших проблемы неплатежей с недостатком ликвидности, низкой монетизацией ВВП уже в то время, когда под влиянием массового распространения процедуры банкротства неплатежи, например, в России резко сократились и в реальном исчислении, и в долях ВВП, можно назвать, например: Gros D., Steinherr A. Economic Transition in Central and Eastern Europe: Planting the Seeds. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 150, 151.
965
“Финансовая стабилизация не может ни предшествовать стабилизации производства…, ни следовать за ней. До тех пор пока спад производства не сменится устойчивым ростом, придется оставить любые попытки составления бездефицитного государственного бюджета. При снижении объемов производства в стране бездефицитный бюджет может быть получен только ценой гиперинфляции. Не говоря уже о том, что нет бездефицитных бюджетов даже и в благоприятных рыночных странах…” (см.: Федоренко Н., Петраков Н., Перламутров В., Дадаян В., Львов Д. Штурм рыночных редутов пока не удался // Известия. 1992. 18 марта. С. 3).
966
Академик РАН О. Богомолов: “Одна из существенных черт проводившейся в течение десятилетия экономической политики – реализация оголтелого монетаризма. Между тем даже из уст авторитетных западных экономистов, в том числе лауреатов Нобелевской премии Джозефа Стиглица и Лоренса Кляйна, мы слышим: если экономика находится в трудном положении, задача государства не сокращать до предела денежную и кредитную эмиссию, порождая тем самым безработицу, свертывание инвестиций и потребительского спроса, а, наоборот, проводить активную эмиссионную политику. Так поступали на Западе, в том числе в США” (см.: Реформационное десятилетие: итоги и проблемы (по материалам заседания за “круглым столом”, проведенного ИМЭПИ РАН) // Российский экономический журнал. 2002. № 5–6. С. 5.) Академик Д. Львов: “Макроэкономические вычисления показывают, что сокращение инфляции на 1 % приводит к падению объема выпуска на 3–5 %… Для того чтобы “урезать” уровень инфляции с 10 до 0 % в месяц, необходимо снизить производство практически до нуля. Но если мы решим увеличить инфляцию до, скажем, 15 % в месяц, получается возможным, как свидетельствуют вычисления, достичь объема выпуска порядка 70 % уровня 1991 года” (см.: Львов Д. Обновленные ориентиры экономической политики // Реформы глазами американских, российских ученых / Под ред. О. Богомолова. М., 1996. С. 163–184). На фоне опыта последних 15 лет постсоциалистического перехода идея, что можно наращивать объемы производства, разгоняя инфляцию до уровня 535 % в год, выглядит впечатляюще.
