Егор Гайдар - Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории
689
С одной стороны, приходилось приглашать иностранных мастеров, зодчих, переводчиков, всячески развивать экономические и политические связи с близи далеколежащими странами. С другой – всеми мерами оберегать крепнущее российское самодержавие и православие от «реформ» и влияния западной цивилизационной политической и религиозной «скверны» в лице представительных органов, церковной и реформационных идей и т. д.” (см.: Россия в начале XX века / Под ред. А. Н. Яковлева. М.: Новый хронограф, 2002. С. 14).
690
Об отличии российских городов от западноевропейских представлений, о том, что такое город, см.: Ключевский В. О. Сказание иностранцев о Московском государстве. Пг., 1918. С. 8, 212–252; White C. Russia and America: The Roots of Economic Divergence. London; New York; Sydney: Croom Helm, 1987. P. 33, 34.
691
Один из великих ученых Европы – Лейбниц – полагал, что будущее России – превращение ее в колонию Швеции (см.: Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Первого. М.: Международные отношения, 1986. С. 428).
692
См.: Россия и мировая цивилизация. К 70-летию члена-корреспондента РАН А. Н. Сахарова. М.: Институт российской истории, 2000. С. 169.
693
См.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 2. СПб.: Изд-во “Дмитрий Буланин”, 2003. С. 301.
694
См.: Там же. С. 316.
695
О влиянии политических катаклизмов, в первую очередь Великой французской революции, на внутреннюю политику России, растущую подозрительность к приходящим из Европы идеям, институтам и образованию см.: Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1893 гг.). СПб., 1892.
696
О политике Николая I Ф. Тютчев писал: “Для того, чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злосчастного человека, который в течение своего тридцатилетнего царствования, находясь постоянно в самых выгодных условиях, ничем не воспользовался и все упустил, умудрившись завязать борьбу при самых невозможных обстоятельствах” (см.: Тютчев Ф. И. Собр. соч.: В 2 т. М., 1980. Т. 2. С. 176).
697
По расчетам Д. Муна, переобложение крестьян после реформы 1861 года, в результате включения в выкупные платежи фактора личной свободы, не связанного с качеством земли, составляло 90 % в нечерноземных губерниях России и 20 % в черноземных (см.: Moon D. The Russian Peasantry, 1600–1930: The World the Peasant Made. London; New York: Longman, 1999. P. 111, 112). И. Ковальченко и Л. Милов показывают, что к 1879 году цены на землю выросли до уровня более высокого, чем тот, на котором основывались выкупные платежи (см.: Ковальченко И. Д., Милов Л. В. Всероссийский аграрный рынок XVIII – начала XIX в. М.: Наука, 1974. С. 257, 258). Однако это один из примеров того, что восприятие происходившего обществом, в том числе крестьянством, нередко оказывается намного важнее, чем реальное развитие событий.
698
Реальные возможности общины удерживать своих членов от миграции в город были ниже тех, которые определялись формально действующим законодательством (см.: Gatrell P. The Tsarist Economy 1850–1917. New York: St. Martin’s Press, 1986; Kahan A. The Plow, the Hammer and the Knout: An Economic History of Eighteenth Century Russia. Chicago: Chicago University Press, 1985).
699
Timasheff N. The Great Retreat: The Growth and Decline of Communism in Russia. New York: Dutton & Co., 1946. P. 29.
700
См.: Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало XX в.): Новые подсчеты и оценки / Пер. с англ. И. Кузнецова, А. и Н. Тихоновых. М.: РОССПЭН, 2003.
701
Автор одного из интересных исследований, посвященных ревизии укоренившихся представлений о кризисе дворянского хозяйства в конце XIX – начале XX в., С. Беккер пишет: “Не только русские писатели и драматурги описывали трансформацию дворянства в терминах упадка, происходящего от неадекватности дворянства новым условиям. Экономисты, политические обозреватели и публицисты того времени независимо от своих одобрительных или отрицательных оценок этого процесса описывали его совершенно так же” (см.: Беккер С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России / Пер. с англ. Б. Пинскера. М.: Новое литературное обозрение, 2004. C. 13).
702
Volin L. A Century of Russian Agriculture: From Alexander II to Khrushchev. Cambridge: Harvard University Press, 1970. P. 58.
703
О сходстве структурных изменений в России в 1870–1913 годы, предшествовавших началу Первой мировой войны, с тенденциями, характерными для индустриально развитых стран, с отставанием на несколько десятилетий, см.: Gregory P. R. Russian National Income, 1885–1913. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. P. 193.
704
О начале нового типа экономического роста см.: Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. A Book of Essays. Cambridge: The Belknap Press of Harvard University Press, 1962. источник: Расчет по: Maddison A. Monitoring the World Economy 1820–1992. P.: OECD, 1995.
705
В экономической политике России с середины – конца XIX в. видны следы борьбы либерально-идеологической волны, характерной для первой половины века, и постепенного усиления протекционистских тенденций. Средний тариф сокращается с 17,6 % в 1857–1868 годах до 12,8 % в 1869–1876 годах. Но затем происходит перелом. К 1891–1900 годам средний тариф возрастает до 33 % (см.: Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России / Под ред. B. И. Покровского. Т. 1. СПб., 1902. С. XXXIII; Хромов П. А. Экономическое развитие России в XIX–XX веках. 1800–1917. М.: Госполитиздат, 1950. С. 427).
706
См.: Хромов П. А. Экономическое развитие России в XIX–XX веках. 1800–1917. C. 163, 179. О темпах экономического роста России между началом 1880 и 1914 годом см. также: Goldsmith R. The Economic Growth of Tsarist Russia, 1860–1913 // Economic Development and Cultural Change. 1961. Vol. 9 (3). P. 443; Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало XX в.): Новые подсчеты и оценки / Пер. с англ. И. Кузнецова, А. и Н. Тихоновых. М.: РОССПЭН, 2003. С. 23, 24.
707
См.: Прокопович С. Н. Опыт исчисления народного дохода 50 губерний Европейской России в 1900–1913 гг. М., 1918. C. 67, 68.
708
“С 1887 по 1914 г. городское население России увеличилось почти на 10 млн человек, в основном это было пришлое крестьянство. Начался исход многомиллионного крестьянского российского населения в города. Следствием этого было не только изменение соотношения городского и сельского населения, но и прежде всего превращение на десятилетия жителей городов в носителей деревенских культурных традиций…” (см.: Россия в начале XX века / Под ред. А. Н. Яковлева. М.: Новый хронограф, 2002. С. 22). В России, как и в других странах, проходящих ранний этап индустриализации, уровень преступности после освобождения крестьян и начала современного экономического роста возрастает. Среднегодовое число совершенных преступлений в 1911–1913 годах примерно в 3 раза превышает уровень 1851–1860 годов (см.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 2. СПб.: Изд-во “Дмитрий Буланин”, 2003. С. 84).
