Уильям Боннер - Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в.
Американские войска в Перл-Харборе стали свидетелем одного из самых безумных и нелепых деяний в истории. Японцы встали на путь завоеваний. Легкость побед в Китае и Индокитае вскружила им голову. Вдохновленные успехом, они возмечтали силой оружия подчинить себе всю Юго-Восточную Азию.
Может возникнуть вопрос: а в чем смысл завоеваний? Ответ прост: обеспечить себя жизненно важными ресурсами - нефтью, каучуком, металлами. Зачем японцам понадобилось такое количество сырьевых ресурсов? Чтобы иметь материальную базу для завоеваний!
Япония обделена природными ресурсами. Правда, она могла бы покупать сырье на открытом рынке. Но в политизированном мире XX столетия рынки казались ненадежными. Что если производители откажутся продавать? Идея сама по себе совершенно абсурдная. Отчего же не продавать, если это выгодно самим производителям? Собственно, единственная причина не продавать заключалась в попытке остановить японскую военную экспансию! Поэтому администрация Рузвельта в начале 1941 г. отрезала Японию от рынка стратегических материалов, прежде всего от нефти.
Что оставалось делать японцам? Почти десять лет они наслаждались военными успехами. Разве не оправдана была их вера в то, что их акции и дальше будут только расти? Но атака на Перл-Харбор была очень рискованным предприятием. Японцы знали, что им придется воевать со страной, несоизмеримо более богатой всеми ресурсами и населением. Адмирал Ямамото учился в Гарварде и год прожил в Вашингтоне в качестве военно-морского атташе. И он не был глуп - он понимал, что Япония не сможет долго противостоять США.
Насколько лучше было бы японцам, если бы их разгромили в Китае! Они смогли бы вернуться на свои острова, расторгнуть трехсторонний договор с Германией и Италией, а затем набирать заказы и захватывать чужие рынки - продавать танки, самолеты и корабли другим воюющим державам. Вместо этого длинная череда военных успехов привела их к колоссальной стратегической ошибке, а в итоге к полному крушению Японии и ее экономики.
До нападения на Перл-Харбор в Америке наблюдался глубокий раскол в отношении к войне. Большинство выступало против участия в войне. Всего за месяц до Перл-Харбора Конгресс единогласно принял закон о годичной воинской повинности. Японцы могли захватить любые голландские, британские или французские колонии на Дальнем Востоке, не нарываясь на войну с США. В итоге Япония выбрала наихудший из возможных курс действий. Она, судя по всему, сделала то единственное, что могло вовлечь Америку в войну в качестве активного и непреклонного участника.
Адмирал Ямамото почти сразу осознал свою ошибку: «Мы… разбудили в [спящем гиганте] чудовищную решительность». Тем временем Черчилль пришел в восторг: «Для меня было величайшей радостью узнать, что США на нашей стороне. В тот самый момент я понял, что США насмерть и но самое горло увязли в войне. Так что в итоге мы выиграли! Судьба Гитлера решена. Судьба Муссолини решена. Что касается японцев, они будут стерты в порошок»34.
Двенадцать дней спустя, 11 декабря, фюрер объявил войну США, доказав тем самым, что он не менее безумен, чем его японские союзники. Он мог бы предоставить японцам самим расхлебывать последствия своих ошибок. Вместо этого державы Оси умудрились менее чем за две недели навлечь на себя гнев самой мощной экономической державы мира. Америка, защищенная двумя океанами, могла быстрее всех остальных производить джипы, танки, самолеты и продукты питания. Она могла выставить миллионы полностью экипированных солдат и сбросить на любую цель больше бомб, чем любая другая страна.
Но к 1941 г. державы Оси уже почти десятилетие пребывали на рынке «быков». А на рынке «быков» люди не способны к ясному мышлению. Их воображение притупляется. Они способны предвидеть лишь уже привычные события. Только в 1942 г., после Сталинградской битвы и сражения за остров Мидуэй, силы держав Оси пошил на спад. Тогда они вновь обрели способность мыслить, а их воображение очнулось от спячки. Но было уже поздно.
«Мир насквозь этичен» (All the world is moral), - написал Эмерсон. А также деньги и рынки, политика и война. И каждый грех влечет соответствующее наказание. На войне все грехи - смертные, а последствия трагичны. В рынках больше курьезного: грехи здесь комичны, а последствия зачастую - чистый фарс.
Умные деньги
В августе 1998 г. Билл Краскер, Джон Мериуэзер и только что получившие Нобелевскую премию по экономике Майрон Шоулз и Роберт Мертон были глубоко озабочены спрэдами по «свопам». Их компьютерные модели сообщали, что в течение одного торгового дня спрэд должен составлять один пункт или около того. Но в ту пятницу спрэды словно сорвались с цепи.
Это было плохой новостью для менеджеров хедж-фонда LongTermCapitalManagement {LTCM). Максимальная сумма, которую они могли потерять но различным открытым позициям, у них к тому моменту составляла почти 1 трлн долл. Большая часть этих позиций представляла собой пари на то, что в будущем цены постепенно вернутся к исторически средним значениям. Цены, отклонившиеся от исторически сложившихся средних значений, рассуждали гении из LTCM, рано или поздно вернутся к норме (рис. 2.2).
Рис. 2.2. Успех чреват катастрофой. На своем пике баланс Long Term Capital Man agement превышал 100 млрд долл. Но его задолженность по производным контрактам была чрезмерной - более 1,25 трлн долл.
Команда LTCMтворила историю. Опьяненные успехом эти люди отрывались по полной. Они были самыми умными и ловкими на планете, и все знали об этом. Доказательством служила зарабатываемая ими прибыль - 40% в год с первого дня работы фонда. BusinessWeekвославил их как новое «компьютерное поколение», а творцами их успеха были профессора35. Шоулз и Мертон разъезжали в самых дорогих и модных автомобилях. «Мертон выкрасил волосы в рыжий цвет, бросил жену и перебрался в шикарное жилье в Бостоне», - сообщает Роджер Ловенстейн в книге «Гений обанкротился» {WhenGeniusFailed). Казалось, что у его ног лежали все деньги мира и сам мир.
Профессорская идея была сколь полезной, столь и очевидной: необычно дешевые - или необычно дорогие - инструменты представляют собой форму финансовой «потенциальной энергии». Рано или поздно их цены станут менее необычными.
Их ошибка была столь же очевидной: они думали, что мир разумнее, чем на самом деле, и полагали, что «сходимость к средним значениям» проявляется только на рынках. Цены облигаций могут сходиться к средней величине, но ровно то же самое происходит с репутацией профессоров и с деньгами их клиентов. Согласно идее «сходимости к среднему» все, как правило, возвращается к обычному уровню. Исключений крайне мало.
Профессора предполагали, что разрыв между ценами, скажем, долгосрочных и краткосрочных облигаций или между ценами итальянских и немецких облигаций изменяется случайно, как при бросании кости. Увеличится разрыв или сократится? Можно посмотреть па прошлую динамику, полагали они, и подсчитать вероятность. Если текущие цены не совпадали с наиболее вероятными, они называли такую ситуацию абсурдной и ставили на то, что в будущем цены будут менее абсурдными.
Может быть, и станут. Но, как однажды заметил Кейнс, рынок может находиться в иррациональном состоянии столь долго, что у инвестора или компании просто не хватит денег.
От шелкового кошелька к свиному уху
Платежеспособность стала большой проблемой для LTCM, потому что гении брали огромные кредиты. «Если у нас пет долгов, - пишет Ловенстейн, - вам не грозит разорение, и вам не приходится срочно продавать, а значит, и вопрос о «ликвидности» к вам не имеет отношения. Но фирма с большими долгами может быть вынуждена прибегнуть к распродаже, чтобы быстро накапливающиеся убытки не выдавили ее окончательно из бизнеса. Невозможно преувеличить опасность, создаваемую «финансовым плечом», которое всегда ведет к одному и тому же жестокому сценарию».
23 сентября 1998 г. Уильям Макдонаф, президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, собрал совещание с участием руководителей крупнейших банков Америки и представителей ряда крупных иностранных банков. Это было крайне необычное предприятие. В сущности, оно было первым в своем роде. Но руководство Федерального резерва опасалось, что крах LongTermCapitalManagementможет поставить банки на грань «системного риска», чего никогда прежде не случалось. LTCMзнала, что должна сбавить обороты, но в условиях напряженного рынка сделать этого не могла. Несмотря па впечатляющий рост производных инструментов, денег на кредитном рынке не было. Так обычно и бывает, когда все одновременно хотят уйти с рынка.
