Джудит Пэллот - Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?
На общественном сельском хозяйстве это сказывается прежде всего.
В Косинском районе числится шесть совхозов, все убыточны. Два из них уже не дают никакой продукции, а общественного скота у них – по 10–20 голов. Из оставшихся четырех на балансе самого «крупного» Чазевского совхоза 400 голов КРС. У остальных – около 100.
Долгие годы искусственно поддерживаемое низкопродуктивное производство, сидящее на дотациях, рухнуло в 90-х. Подавляющая часть колхозной пашни была заброшена. А в этих краях на брошенном поле через 2–3 года уже появляются молодые деревца, а через 5 лет – земля для обработки потеряна. Общественное растениеводство, да и животноводство, в таких районах становится просто невозможным.
Хотя дотации на животноводческую продукцию в КПАО есть, и немалые. Эти дотации (в северных районах составлявшие в 2002 году 2,44 руб– на литр молока, 12,96 руб. на 1 кг говядины и 16,20 руб. на 1 кг свинины), выдающиеся на единицу сданной продукции, породили феномен своеобразного паразитирования совхозов на местном населении. Они собирают мясо у населения и сдают, как свое, получая деньги.
С совхозом или без него
В таежном Предуралье пределы сельского хозяйства определяет возможность заготовить корма для скота. Выжить помогает лес. На белых грибах и клюкве при желании можно заработать за сезон несколько тысяч рублей.
Для подробного обследования мы выбрали в Косинском районе два хозяйства – одно полуживое поближе к райцентру, другое, уже неживое – из самых дальних.
У Косинского совхоза сохранилось всего одно отделение в поселке Нижняя Коса, что в 20 км от райцентра. В двух бригадах, где числится по 15 человек, не платят зарплату уже несколько лет. В 2002 году в июне совхоз все же засеял 100 га – с большим трудом, так как в мае еще лежал снег. Общественный скот (90 голов) держат для того, чтобы давать натуроплату работникам хотя бы мясом. Весной вместо зарплаты дали по теленку. Так что совхоз с работниками все же как-то расплачивается, только работать здесь некому. По оценкам самих местных жителей, более половины села – безнадежные алкоголики. Упомянутые 100 га бригадиру пришлось пахать и засевать самому. По словам того же бригадира, убрать зерно они тоже вряд ли смогут. Такова затратная, тяжелая, надрывная агония умирающего совхоза, работающего по сути на самого себя и распространяющего заразу апатии и на местное индивидуальное хозяйство.
Участки у населения возле дома относительно большие (20 и более соток), но, в отличие от юга, у многих часть участка заросла бурьяном. Остальное – в основном под картошкой.
Рисунок 2.3.1. План типичного сельского приусадебного участка в Косинском районе Пермской области
У многих значительная часть участка отведена под сенокос (рис. 2.3.1). Некоторые прямо за своим приусадебным участком имеют дополнительные сенокосы. Земли здесь много, администрация всем желающим дает дополнительно по 1–3 га для сенокосов и пастбищ. Кроме того, здесь полно брошенных колхозных земель, и все, кто желает, могут их использовать. Коров держат три четверти опрошенных. Скот – единственная основа выживания в этом районе. А поскольку зерна здесь нет, то необходимо заготавливать очень много сена, учитывая то, что скот сам может питаться травой только 4–5 месяцев в году. Именно возможности заготовить корма для скота в таких районах и определяют пределы индивидуального хозяйства. Если в семье есть рабочие руки, если молодое поколение не уехало, то скота держат много, продавая мясо заезжим перекупщикам. Если в семье остаются старики, то больше одной коровы им не вытянуть, а то и ни одной. Две трети опрошенных держали и овец, с которыми меньше хлопот, но тогда приходится покупать молоко или обменивать его на другую продукцию.
В общем, несмотря на наличие скота, старые покосившиеся дома, множество пустых изб, безысходное настроение населения, большинство которого даже уменьшило свои хозяйства по сравнению с 1980-ми и отвечало, что жить стало хуже, следы алкогольного вырождения, заметные в лицах людей и даже детских лицах, – все это производило в поселке Нижняя Коса удручающее впечатление.
Поэтому дальше, на периферию района мы поехали с очень тяжелым сердцем. Действительно, вид заброшенных домов и полувымерших деревень по мере продвижения на север, кстати, по новой и относительно приличной, хотя и грунтовой, дороге наше тяжелое впечатление только усугублял. Но что-то неуловимо стало меняться и в облике оставшихся домов, и в количестве гуляющего по улицам скота. Порошевский совхоз, хотя и числится номинально «в живых», фактически перестал работать, как только кончился поток даровых денег. Однако ожидаемой трагедии мы не увидели. Глава сельсовета, которым стал бывший директор совхоза, объяснил нам, что, когда стало ясно, что совхоз не выживет, скот раздали по домам (не успев вырезать), а организационный центр территории вместо совхоза перевели в сельсовет. Туда же приписали и совхозную технику, которую теперь по очереди дают людям для вспашки огородов и заготовки сена. Все колхозные поля заброшены, кроме тех, которые жители используют в качестве собственных сенокосов. Причем использование это всячески приветствуется – как противодействие зарастанию лесом. Никто формально землю никак не делил, но все знают свою делянку. Пустующей земли – вдоволь, а все споры решаются через сельсовет.
Кроме того, многие здесь имеют лошадей. Достаточно сказать, что в селе Порошево на 44 хозяйства приходится 23 лошади, 47 коров и 57 овец, в селе Несоли на 18 хозяйств – 13 лошадей, 13 коров и 44 овцы и т. д. Здесь даже есть фермеры. Но подавляющее большинство живет только личным подсобным хозяйством, сдавая мясо частным перекупщикам, которые уже знают это село и регулярно сюда наезжают. Здесь тоже много алкоголиков. Но в своем хозяйстве они как-то управляются, кроме уж самых безнадежных, – возможно потому, что село слишком удалено и не лежит на путях березниковских барыг. Преобладает здесь русское население, причем даже более молодое и трудоспособное, чем рядом с райцентром, так как отсюда меньше уезжали. Именно удаленность и полная изолированность вплоть до последних лет, когда провели дорогу, способствовали консервации крестьянских хозяйств, которые оказались жизнеспособны даже без помощи рухнувшего совхоза.
Но главное, отчего местное население имеет реальные, «живые» деньги, – сбор и продажа грибов и ягод. Это действительно немалые по местным меркам заработки. Только на белых грибах можно получить за сезон несколько тысяч рублей, плюс изобилие клюквы на другом, болотистом берегу Камы. Строительство дороги включило этот район с лесами, изобилующими белыми грибами, в сложную разветвленную сеть скупки даров леса. Благодаря активности населения бывший сельско– и лесохозяйственный район превратился в район товарного грибного и ягодного хозяйства. Такие районы формируются теперь в транспортно доступных местах по всей северной окраине России. Более подробно о них будет рассказано в специальном разделе 3.4.
Затерянные миры
Никто из перекупщиков сюда не добирается, а технический спирт привозят регулярно. От него умирают семьями, о чем местные жители рассказывают совершенно спокойно.
Гораздо тяжелее приходится деревням, которые до сих пор расположены вне основных дорог. Мы добрели до такой деревни там же, на Каме.
Сначала от приличной дороги надо было ехать на «газике» около 15 км по страшным ухабам, которые при непогоде становятся совершенно непроезжими, потом еще 6 км идти пешком (см. рис. 2.3.2).
В селе Кривцы осталось 13 дворов. Когда-то это было дальнее отделение Порошевского совхоза. Но уже много лет оно существует само по себе, на берегу реки, полностью отрезанное от всего мира, если не считать водного пути. Почти все имеют лодки. От совхоза осталось четыре лошади и старенький трактор. Главный человек в деревне – все-таки бывший бригадир, хотя общего хозяйства давно уже нет. Но именно он решает, кому дать лошадь или трактор. Местные жители рассуждают примерно так: «Раньше днем в совхозе работали, а вечером на себя, трудно было. Сейчас, без совхоза, лучше стало. На хлеб хватает, грибов, ягод, рыбы полно. И в своем хозяйстве работы много». Лес рубят сами. Те небольшие деньги, которые им требуются, в том числе и на солярку, они всегда могут заработать продажей рыбы или ягод.
К тому же есть пенсионеры – самые богатые в деревне люди, имеющие регулярный доход. У них можно подработать (это раньше помогали соседям бесплатно, теперь все за деньги).
Рисунок 2.3.2. Село Кривцы на севере Косинского района КПАО
Кроме грибов и ягод ничего не продают, так как вывезти отсюда что-либо очень трудно, никто из перекупщиков в Кривцы не добирается. Но технический спирт добирается. И умирают целыми семьями, о чем рассказывают привычно и спокойно. Кроме как на спирт, хлеб, сахар и крупы, денег местным жителям надо немного. В их хозяйствах – всего по чуть-чуть: картошка так, чтобы хватило до следующего урожая себе и на прокорм скоту, капуста, свекла и прочие овощи. Здесь тоже главная забота – заготовка сена, от этого зависит, будет ли скотина сыта, а значит, будет ли молоко. Больше одной коровы никто не держит, но и ее приходится зимой кормить картошкой, так как нет концентрированных кормов. А зимы здесь долгие. Поэтому скот слабый и молока дает мало. Мелкого скота и птицы нет, так как одолевают волки.
