Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
Инновационный процесс имаджинариума опирается на различные комплексы человеческих способностей. Базовая из них — это способность к воображению или креативность, то есть способность к придумыванию еще не созданных вещей, которые фирма могла бы попытаться разработать и вывести на рынок. Невозможно действительно отстраниться от имеющихся знаний, если не можешь вообразить существование другого способа или другой цели, если вероятность благоприятного исхода немыслима. Воображение играет фундаментальную роль в успешном изменении — эта мысль была развита Давидом Юмом в его основополагающей для современной эпохи работе 20. Также для инновационной способности необходима интуиция, то есть схватывание новых направлений, обещающих привести к удовлетворению желаний и потребностей, которые ранее могли оставаться неизвестными. Такую интуицию часто называют стратегическим видением — это интуиция, которую мы не можем объяснить, предчувствие того, будут ли другие предприятия внедрять ту же самую стратегию. Своим небывалым успехом Стив Джобс обязан креативности и глубочайшим идеям. Также следует упомянуть любопытство, толкающее к новым открытиям, и смелость, необходимую, чтобы сделать нечто новое.
Однако никакого имаджинариума не будет в экономиках, где люди либо не имеют мотива и стимула заниматься инновациями, либо находятся в положении, не допускающем инновации. Финансовое вознаграждение меняет ситуацию: перспектива получения значительных денег может оказаться полезной, когда нужно убедить свою семью поддержать усилия, затрачиваемые на новое дело. Поэтому немногие участники экономики готовы будут придумывать и разрабатывать ту или иную коммерческую идею, если у них не будет права свободно ее монетизировать, то есть продать ее произвольному предпринимателю за долю итоговой прибыли или, если речь о патентуемых концепциях, получать лицензионные платежи либо продать патент кому-то еще. Предприниматели и инвесторы не будут заниматься разработкой идеи, если у них не будет права свободно открыть новую фирму, выйти в какую-либо отрасль, продать позже свою долю в этой фирме (сегодня это делается при первичном размещении акций) и закрыть компанию в том случае, если покупателей не найдется. Предпринимателям нужно знать, что потенциальные конечные потребители могут совершенно свободно отказаться от используемого ими метода или продукта, чтобы связать судьбу с новым методом или продуктом. Если бы не было мотива такой финансовой защиты и выгоды, большинство предпринимателей воздерживались бы от подобных рискованных предприятий, независимо от любых нефинансовых вознаграждений.
Некоторые нефинансовые мотивы или побуждения также важны или даже критичны для функционирования современной экономики. Для работы ей нужна мотивирующая экономическая культура, а не только денежные стимулы. Для высокого уровня динамизма в обществе нужны люди, у которых сформировались установки и убеждения, привлекающие их к возможностям, способным захватить их своей новизной, заинтересовать их загадками, бросить им вызов трудностями и вдохновить новыми планами и перспективами. Для такого динамизма нужны деловые люди, приучившиеся использовать свое воображение и идеи для выхода на новые направления; предприниматели, движимые своим желанием добиться успеха; венчурные инвесторы, готовые действовать, опираясь на простые догадки («Мне нравится ее стиль»); и много конечных пользователей — потребителей или производителей, желающих заниматься первоначальным (pioneer) внедрением нового продукта или метода, ожидаемая полезность которого заранее никогда не известна. То есть высокому динамизму требуются такие движущие факторы, как амбициозность, любопытство и самовыражение. Его наличие в системе требует высокого динамизма во всех ее частях 21.
Инновации также опираются на наблюдения людей и личные знания. Новые бизнес-идеи приходят только к тем, кто с близкого расстояния наблюдал за определенной сферой бизнеса, изучая то, как она работает, и обдумывая потенциальный объем рынка нового продукта в этой сфере или же перспективы лучшего метода производства; убедительные бизнес-идеи редко приходят к тем, кто далек от всякого бизнеса. Люди, занятые в определенном бизнес-секторе, приобретают знания и видят возможности, о которых они в противном случае не знали бы и которые вообще не были бы известны.
Новые идеи о лучшем использовании площади в магазине или о лучшем маршруте доставки посылок — это не совсем то, что мы имеем в виду под инновацией. Однако можно сказать, что глубокие познания в бизнесе, подталкивающие к новым инвестиционным идеям, также вдохновляют идеи, которые могут привести к бизнес-инновациям. (Точно так же установки, помогающие запустить формирование новых инвестиционных идей, также пробуждают инновационные идеи.)
Так что есть очевидный ответ на вопрос о том, откуда к бизнесменам приходят идеи об инновациях: они приходят к ним из бизнес-сектора. Бизнесмены опираются на свои личные наблюдения и знания, соединяя их с общим пулом публичного знания (например, по экономике), и в результате придумывают идеи, ведущие к новому методу или продукту, которые могут «сработать»,— примерно так же ученый, погруженный в свои экспериментальные данные, специальные теории и общие научные знания приходит к формулировке или гипотезе, которые нужно проверить и которые способны дополнить научное знание. Бизнесмены и ученые в равной мере опираются как на частные знания, основанные на индивидуальном наблюдении, так и на публичные знания сообщества, к которому относится данный индивид. (Однако сциентисты, несомненно, будут и дальше верить в то, что бизнесмены получают свои идеи извне, а не из бизнеса, точно так же как большинство людей считают, что композиторы берут свои идеи не в музыке, а в чем-то другом. Роберт Крафт, Игорем Стравинским: «Маэстро, не скажете ли, откуда вы берете все эти идеи?» «Из фортепиано»,— бросил он в ответ.)
Фридрих Хайек, австрийский экономист, один из ключевых представителей австрийской школы, первым из экономистов стал изучать различные экономики с этой точки зрения. В его работах 1933-1945 годов производители и покупатели рассматриваются в контексте окружающих их сложных экономик, причем предполагается, что они обладают ценными практическими знаниями о том, как и что лучше всего производить. В обычном случае такие знания, которые являются локальными, контекстуальными и калейдоскопичными, нельзя легко приобрести или сообщить кому-то другому — они остаются частными знаниями. (Даже если бы все они были доступны даром, то есть открыты для публики, их объем все равно был бы слишком велик, чтобы их можно было осмыслить или, тем более, усвоить.) Следовательно, такие знания остаются рассеянными среди участников экономики, и в каждой отрасли есть много знаний, специфичных только для нее, а у каждого индивида есть некоторые дополнительные знания, свойственные только ему или немногим другим людям. Это приводит нас к двум тезисам. Во-первых, сложная экономика получает критический выигрыш благодаря рынкам, в которых индивиды и компании могут обмениваться товарами и услугами друг с другом, так что специализация практических знаний может продолжаться, и каждому не нужно быть мастером на все руки, обладающим лишь незначительными познаниями в каждой из областей. Когда в какой-то отрасли приобретается новое знание, оно «сообщается» обществу посредством рыночного механизма — понижения цены или чего-то подобного. Во-вторых, такая экономика, если ее не сдерживать, является организмом, постоянно приобретающим новые знания о том, что и как производить (и при этом отбрасывающим старые знания, когда они больше не нужны). В этом процессе «открываются» правильные цены. Каждая компания или участник похожи на передового наблюдателя или муравья-разведчика, поскольку они быстро реагируют на наблюдения и исследования любого локального процесса, внося поправки в объем или направление производства. Если производство какого-либо продукта растет, снизившаяся рыночная цена становится для общества сигналом того, что теперь он стоит меньше, чем раньше 22. Вот что Хайек называл экономикой знаний.
