Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
Экономические показатели стран, которые еще недавно считались образцами современного капитализма, в последнее время были катастрофическими. Однако виноваты в этом не неизбежные недостатки современного капитализма, какую бы форму он не принимал — хорошо отлаженную или никем не регулируемую. Вина лежит на новом корпоративизме:
Новый корпоративизм душит динамизм, который является залогом наличия захватывающей работы, большего экономического роста, ббльших возможностей и вовлеченности в экономику. Корпоративизм поддерживает давно впавшие в спячку, неэкономные, непроизводительные, но при этом обладающие хорошими связями фирмы, нанося ущерб динамичным новичкам и аутсайдерам; преследует такие цели, как потребление, социальное страхование и спасение компаний и отраслей, пренебрегая возможностями поиска, творчества и исследования. Сегодня авиакомпании, автопроизводители, сельскохозяйственные компании, средства массовой информации, инвестиционные банки и многие другие в какой-то момент были признаны слишком важными, чтобы предоставить свободному рынку решать их судьбу, а потому они стали получать помощь, прикрывающуюся соображениями «общего блага».
Издержки корпоративизма мы видим повсюду: дисфункциональные корпорации, которые выживают, несмотря на то что, как правило, не могут удовлетворить своих клиентов; упадочные экономики с низким ростом производства; дефицит увлекательного труда; редкие возможности для молодежи; банкротство правительств, вызванное их попытками как-то сгладить эти проблемы; и все большая концентрация богатства в руках тех, чьи связи позволяют им всегда оставаться в выигрыше от корпоративистской сделки[203].
Трагедия в том, что во многих частях света, особенно в Северной Африке, эту систему называют капитализмом, поскольку капитал в ней находится в основном в частной собственности, хотя система в целом управляется политической властью — союзом руководителей государства и лидеров поддерживаемых государством корпораций, которые обычно являются выходцами из одних и тех же элитарных кругов, а не частным капиталом в смысле безличных и недружественных капиталистов, занятых жестокой конкуренцией и старающихся получить прибыль раньше других, то есть «капиталом» в смысле Маркса. С немалым цинизмом выгодополучатели и защитники корпоративистской системы в Америке, Британии и континентальных странах Западной Европы возлагают вину за все недавние провалы на «безответственность» и «недостаточное регулирование», предполагая, что «будущее капитализма» зависит от большего надзора и регулирования, то есть от еще большего корпоративизма.
Все имеющиеся количественные данные, показывающие расширение связей между правительством и обществом, то есть между государством и индивидом, не позволяют установить, насколько корпорации, банки и отдельные лица являются двигателями новой системы и в какой мере импульс исходит от политиков. В документальном фильме «Грабеж: кто украл американскую мечту?» корпорации и банки преподносятся в качестве единственных инициаторов этого процесса:
В 1978 году судья Верховного суда Льюис Пауэлл <…> навязал американским корпорациям более значительную роль в определении политики и законов <…> Одновременно он успешно отстаивал в Верховном суде право корпораций финансировать политические партии… С 1994 года действовало Северо-Американское соглашение о свободной торговле [NAFTA], которое подталкивало к аутсорсингу дешевой рабочей силы; в 1999 году были отменены отдельные положения закона Гласса-Стиголла, согласно которому коммерческие банки не могли заниматься инвестиционной деятельностью; в 2000 году был принят Закон о модернизации товарных фьючерсов, который дерегулировал внебиржевые деривативы, — всем этим финансовым институтам предоставлялась полная свобода действий. Безумие дерегулирования было поддержано обеими основными партиями[204].
Эти обвинения оторваны от контекста. Ничего не говорится, например, о том, что Верховный суд просто распространил на корпорации те права, которые давно уже — вполне в духе корпоративизма — были предоставлены профсоюзам, и никто на это не жаловался. NAFTA было шагом к свободной торговле, получившим поддержку многих американцев и европейцев. Также не упоминается, что при легализации внебиржевых деривативов Америка просто пыталась угнаться за структурированными финансовыми продуктами, изобретенными в Италии и проанализированными французскими математиками. Не говорится и о том, что именно американское правительство затянуло банки в субстандартную недвижимость, вместо того чтобы сосредоточиться на инновациях и финансировании государственного дефицита; именно государство увлекло людей идеями потребления и досуга, которые были им не по карману.
Но все это вряд ли имеет значение. Даже если акционеры, кредиторы и собственники состояний в целом обладают сегодня большей политической властью, чем в гэлбрейтовскую эпоху 1950-1960-х годов, взрывной рост корпоративного протекционизма, регулирования и дерегулирования, а также море социального страхования — все это зависело от желания или готовности чиновников и законодателей защищать близкие им интересы, потворствуя отдельным заинтересованным группам в обмен на электоральную и финансовую поддержку. Это система взаимосвязанных частей: корпоративистская система, переходящая от трипартизма, включающего правительство, организованный бизнес и организованную рабочую силу, к бипартизму, в котором рабочий класс лишается части своих связей. Однако систему в конечном счете движет экономико-политическая культура самодовольства и закулисных сделок. Иногда рабочий класс выигрывает, а бизнес проигрывает, а иногда наоборот.
Успех современной экономики в период с середины XIX века по начало 1970-х годов привел к такому воодушевлению, которого не знали предшествующие тысячелетия. Это был триумф современной морали и духа витализма, к которому примешивался античный материализм. Но со временем политики начали пытаться подчинить себе современную экономику, ее культура стала разлагаться, а управленцы попросту ее предали. Хотя миром, как говорил Кейнс, «правят идеи», современный капитализм был новой идеей, которую пока еще мало кто понимал: его этические основания и моральный фундамент не были в достаточной мере развиты. Корпоративизм же был старой идеей, более удобной для многих. Поэтому конкуренция идей в этом столетии не обязательно завершится так же, как и в прошлом. Нам следовало бы знать, что после поразительного развития, длившегося более 100 лет, современный капитализм может ослабеть и оказаться в опасности.
