Ричард Хитнер - Консильери. Лидер в тени
Иногда на пути к согласию могут возникать конфликты, поэтому те области, где точки зрения и идеи расходятся, требуют обсуждения и проработки. Хорошие К гармонично смотрятся в мантии адвоката дьявола. Ради здорового спора консильери иногда нарочно предлагают наивное решение и, если нужно, смиренно принимают возражения. Аргументы К, как правило, продуманны и рациональны, но в условиях жесткого сопротивления со стороны команды, если вот-вот свершится огромная глупость, К приходится быть непомерно упрямым. Когда наступает момент истины, когда невысказанное должно прозвучать вслух, К берет слово.
В 1558 году Елизавета I взошла на престол и сразу же назначила своим главным секретарем Уильяма Сесила[92]. «Я считаю тебя человеком, – сказала ему королева, – которого нельзя подкупить никаким подарком, который будет предан государству и который станет давать такие советы, какие сочтет правильными». Умопомрачительная работоспособность Сесила и то, что Ричард Кавендиш в книге «История сегодня»[93] назвал «огромным как кит, ненасытным вниманием к деталям», добавили ему смелости и позволили оставаться бескомпромиссным и безупречным.
Иногда во имя общих интересов Р приходится замалчивать некоторые обстоятельства. «Подойдите ко мне и слушайте, воины. У врага вдвое больше солдат, чем у нас, и очень неплохая позиция на холме…», – такое сообщение не лучшим образом влияет на боевой дух в компании. Если же разговоры Р и К ведутся вдали от посторонних ушей, Р только выиграет от честности консильери. Начальник должен знать правду, какой бы мрачной она ни была; в его доверенный круг должны входить те люди, которые будут говорить с ним искренне, а не тешить его самолюбие, как подобострастные дочери короля Лира.
Важно правильно выбрать время. Лучшие тренеры и советники инстинктивно понимают, когда совет будет кстати. В своей автобиографии сэр Алекс Фергюсон описывает Дэвида Гилла как «лучшего администратора и генерального директора», с которым ему приходилось иметь дело: «…с Дэвидом не было никаких сложностей. Он мог сказать вам то, что вам не понравится, никогда не увиливал. Это единственный правильный путь».
Гилл привел мне пример такого обличительного разговора с Фергюсоном:
«Алекс всегда шел в раздевалку после игры. Чаще всего мы выигрывали, но когда проигрывали, он проклинал судью прямо в присутствии игроков. Мне приходилось утихомиривать его: „Успокойся, мы проиграли, однако ты не можешь винить в этом судью“. Это не всегда работало, конечно, но у меня было право… право на критику… Я был достаточно уважаем, чтобы говорить с ним откровенно».
Но бывали и другие случаи. Тогда Гилл чувствовал, что обязан быть всецело на стороне Фергюсона:
«После поражения в матче с мадридским „Реалом“ в марте 2013-го он был опустошен. Все мы чувствовали себя ужасно. Алекс сказал: „Я не стану разговаривать с журналистами“. Это, как я твердо знал, было против правил, но я поддержал его: „Я с тобой согласен, Алекс, ты можешь и не говорить с ними после такого“. Но кто-то должен был выйти к журналистам, и мы попросили Майка Фелана. Несмотря на то что лига УЕФА осудила и оштрафовала нас за это, я считаю, что поступил правильно».
Ники Чапман задумчиво вспоминает яркие моменты в работе с артистами:
«Когда вы работаете с артистами, очень сложно соблюдать баланс. Иногда они заявляют, что хотят слышать правду, но на самом деле это не так. Порой же правда глаза колет, и я лучше впущу их в свой кабинет, поговорю с ними и подведу к собственным выводам. Так я действительно смогу помочь, хотя это может занять гораздо больше времени».
Сэр Дэвид Брэйлсфорд, по словам сэра Брэдли Уиггинса, первого победителя велогонки «Тур де Франс» из его подопечных, тоже подходит к правде смело, но осмотрительно. «Временами Дейв не боится говорить мне, что думает. В то же время я благодарен ему за стремление обложить меня ватой, порой слой ее даже слишком толст». В романе Ивлина Во «Сенсация» вата – это все, что грозный лорд Коппер из «Дэйли-Бист» получает от своего подобострастного редактора международного отдела, мистера Солтера. Когда его спрашивают, согласен ли он с высказанным мнением, мистер Солтер отвечает: «Разумеется, лорд Коппер». О какой глупости ни спроси его, он уверенно согласится с ней. Неспособный сказать «нет», он произносит: «До некоторой степени, лорд Коппер». Сталин придумал способ управляться с подхалимами. После его речей, которые часто продолжались по нескольку часов, марионетки в политбюро хлопали, и хлопали, и хлопали – никто не осмеливался опустить ладони первым. Тогда он предложил использовать электрический звонок, чтобы укоротить неискреннюю овацию[94]. Сильной стороной Тони Блэра, с точки зрения Аластера Кэмпбелла, было его желание окружить себя людьми, которые высказываются напрямую:
«На совещаниях по понедельникам не было ни одного человека, который со всем соглашался бы: там был я, был крайне непочтительный Джонатсан Пауэлл, Салли Морган, которая всегда бросала ему вызов, Брюс Грокотт, Чарли Фордхам, Дерри Ирвинг, Питер, конечно, и Пэт Макфэдден – все люди, к совету которых он прислушивался. И никто не боялся сказать: „Тони, это чушь несусветная“. Энджи Хантер, возможно, более других склонная погладить его по голове, могла сказать ему что-то утешительное, но и она тоже спорила с его решениями».
Степень свободы, при которой в дискуссиях допускается откровенность, во многом зависит от лидера. Дон Кихот велит своему К, Санчо Пансе, говорить с ним прямо:
«…и ты должен мне это поведать без утайки и без прикрас, ибо верным вассалам надлежит говорить сеньорам своим всю, как есть, правду, не приукрашивая ее ласкательством и не смягчая ее из ложной почтительности»[95].
Санчо не дрогнул и сказал своему Р, что «народ почитает вашу милость за настоящего сумасшедшего» и, что еще хуже, кабальеро считают, что он был не вправе присваивать себе звание странствующего рыцаря и использовать высокий титул Дон.
Кэмпбелл мог разговаривать со своим боссом без стеснения. Он вспоминает, как Блэр сказал ему однажды: «Знаешь, почему Буш и Клинтон так любят наше общество? Потому что их, особенно Буша, завораживает манера, с которой ты со мной разговариваешь». Буш не мог до конца в это поверить, он был шокирован, но в равной степени восхищен. Шон Фитцпатрик, легенда «Олл Блэкс», сборной Новой Зеландии по регби, добивался беспристрастности от семьи и друзей, когда был капитаном команды-победителя:
«Вам нужны люди, которые будут спорить с вами, кто-то вроде моего брата. Он был именно таким. Он звонил мне или усаживал меня в кресло и говорил: „Ты ведешь себя бездарно“. Я отвечал: „Да, конечно, я и есть бездарность“ – „Ты плохо играл, потому что ты недостаточно тренировался на прошлой неделе“. Я говорил: „Да, ты прав“. В тот период времени, в 1992-м, я безоговорочно доверял двум людям: Гранту Фоксу и Джону Кирвану. Я подходил к ним после каждой тренировки, каждой игры, чтобы спросить: „Что я говорю? Я говорю слишком много? Я говорю недостаточно?“ Или они подходили ко мне со словами: „Черт возьми, приятель, ты не справился. Ты не должен так разговаривать с Ингой Туигамалой, ведь он полинезиец, на него нельзя орать“. И я соглашался, прислушивался. Или они говорили: „Знаешь, ты недостаточно времени проводишь с молодыми ребятами“. И я задумывался. Я доверял им, потому что они желали мне добра. А что хорошо для меня – хорошо для команды».
Однажды я работал на Р, который велел мне никогда не приходить к нему с плохими новостями, потому что они расхолаживают его. Несомненно, такие новости могут испортить ему день. Это был ребяческий подход, как будто моя работа заключалась в том, чтобы уберечь его от отрицательного фона. Запрещать своему консильери говорить вам правду – очень опасно. Просто представьте себе, как выглядела бы компания Team Sky в глазах общественности после дела Лэнса Армстронга, если бы люди, особенно Роберт Тэнси, ходили на цыпочках вокруг своего исполнительного директора Дэвида Брэйлсфорда.
В это трудное время в Team Sky страх охватил всех, особенно Брэйлсфорда, который за долгие годы выстроил близкие отношения со всеми людьми в команде. Теперь он вынужденно задавался вопросами: можно ли настаивать на абсолютной нетерпимости к допингу, если он так широко распространен; если некий спортсмен принимал допинг двенадцать лет назад, а с тех пор как вошел в состав команды, был абсолютно чист, можем ли мы сделать уступку?
Даже на пути в Венецию Тэнси чувствовал огромное давление СМИ, требовавших правды и ясности. Возможно, ему было бы чуть легче, если бы, обсуждая с Брэйлсфордом позицию Team Sky, он обошел стороной плохие новости. А Брэйлсфорду было бы не так неприятно, если бы он решил проигнорировать их. Тем не менее в момент истины консильери не отступают. Тэнси смог заставить всех собраться с силами и торжественно утвердить принципы компании, которыми не поступились ни сам Брэйлсфорд, ни остальные.
