Хесус Уэрта де Сото -Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество
Начиная с публикации в 1935 г. сборника эссе о логической невозможности социализма «Коллективистское экономическое планирование» (Hayek 1975), Хайек неутомимо и преданно, бок о бок с Мизесом, участвовал в дискуссии о невозможности экономического расчета при социализме. Основная идея Хайека, отраженная в заглавии последней написанной им книги, «Пагубная самонадеянность», состоит в том, что социализм представляет собой пагубное заблуждение интеллектуальной гордыни или научного высокомерия. В своих работах Хайек использует термин «социализм» в очень широком смысле, охватывающем не только так называемый реальный социализм (т.е. систему, основанную на государственной собственности на средства производства), но и вообще любую систематическую попытку с помощью принудительных методов социальной инженерии частично или целиком спроектировать или организовать какую-либо область сети человеческих взаимодействий, образующих рынок и общество. Хайек полагает, что социализм, в этом широком смысле слова, представляет собой интеллектуальную ошибку, потому что для того, кто желает организовать общество или регулировать его, логически невозможно создать или получить информацию или знание, которые позволили бы ему исполнить волюнтаристское намерение «усовершенствовать» общество. Собственно говоря, общество, согласно Хайеку, не является системой, «рационально организованной» чьим-то умом, потому что оно представляет собой стихийный порядок, т.е. динамический процесс, постоянно развивающийся и возникающий в ходе непрерывного взаимодействия миллионов людей, который не был и даже не мог быть сознательно или обдуманно создан каким-либо одним человеком.
Сущность социального процесса, по Хайеку, заключается (как мы видели в главе 2) в сугубо личной, субъективной, практической и рассеянной информации, или знании, которую каждый человек — в своих конкретных обстоятельствах места и времени — постепенно открывает и порождает в каждом из действий, которые он предпринимает для достижения своих конкретных целей, действий, материализующихся в этапах того увлекательного путешествия, каким является жизнь каждого человека. Для того чтобы люди могли по-предпринимательски открывать и передавать огромные объемы практической информации или знания, требующегося для сохранения и развития сегодняшней цивилизации, они должны иметь возможность — без каких-либо помех, особенно систематического или институционального насилия или принуждения, — свободно ставить перед собой цели и находить средства, необходимые для их достижения. Поэтому понятен тот смысл, в каком Хайек рассматривает социализм, независимо от его типа или степени, как интеллектуальную ошибку. С одной стороны, человек, желающий «улучшить» или организовать определенную область общественной жизни с помощью институционального насилия, не в состоянии обладать огромными объемами практической, разрозненной информации, рассеянной по умам тысяч людей, которым приходится против своей воли выполнять его приказы. (Эта невозможность связана с ограниченностью его способности понимания, с объемом информации и в особенности с невыразимой в словах и динамической природой практического знания, имеющего ключевое значение для жизни в обществе.) С другой стороны, систематическое использование принуждения и насилия, являющееся самой сутью социализма, не позволяет людям свободно стремиться к своим целям, но тем самым и цели не могут выступать в качестве стимулов для открытия и создания практической информации, необходимой для развития и координации общества.
Хайек утверждает, что в силу тех же самых причин, по которым социализм является интеллектуальной ошибкой и логической невозможностью, институты, имеющие особое значение для жизни в обществе (моральные, правовые, языковые и экономические), не могли быть обдуманно созданы кем-либо, а являются результатом длительного эволюционного процесса, в который вносили свой крошечные вклад в виде опыта, желаний, стремлений, знания и пр. миллионы и миллионы людей сменяющих друг друга поколений, положивших, таким образом, начало ряда поведенческих норм (институтов), которые одновременно возникали в процессе социального взаимодействия и делали этот процесс возможным. Эти поведенческие нормы, или материальные правила поведения, образуют промежуточную область между биологическим инстинктом, который затрагивает каждого из нас, и областью человеческого разума. Эта область промежуточна, потому что, хотя подобные правила поведения, несомненно, возникают в результате человеческой деятельности, они включают огромные объемы информации, опыта и знаний, намного превосходящие возможности любого отдельного ума создать, постичь или задумать подобного рода институты с нуля.
Правила поведения, делающие возможным возникновение цивилизации, появляются в результате эволюционного процесса, в ходе которого социальные группы, первыми выработавшие нормы и правила поведения, благоприятные для мирной, добровольной торговли (совокупность правил и институтов, образующих право собственности), постепенно поглощают и подчиняют себе другие группы, сравнительно более отсталые из-за своей примитивной или родовой организации. Поэтому, как указывает Хайек, социалисты глубоко заблуждаются, полагая, что чувства и установки, типичные для малых примитивных групп (основанные на принципах солидарности, альтруизма и преданности), могут стать основой обширного порядка общественного сотрудничества, образующего современное общество. В самом деле, принципы солидарности и альтруизма пригодны в примитивных группах именно потому, что в подобных группах потребности и особенности каждого члена хорошо известны. Однако попытка распространить принципы солидарности и альтруизма, типичные для родоплеменной группы, на обширный порядок общественного сотрудничества, где взаимодействуют и сотрудничают миллионы людей, которые не знают и никогда не узнают друг друга, способна привести лишь к исчезновению цивилизации, к физическому уничтожению большей части человечества и возврату к примитивному родоплеменному хозяйству, едва-едва обеспечивающего простое выживание.
Новый вклад Хайека состоял главным образом в демонстрации того, что идея Мизеса о невозможности экономического расчета при социализме представляет собой просто частный случай более общего принципа логической невозможности социальной инженерии или, иными словами, «конструктивистского» или «картезианского» рационализма. Поскольку рационализм этого типа покоится на иллюзии, что человеческий разум намного могущественнее, чем на самом деле он отражает пагубную сциентистскую заносчивость, не признающую границ для будущего применения методов социальной инженерии. Хайек использует термин «сциентизм» для обозначения неоправданного применения в общественных науках методов физических и естественных наук. В 1940-х — начале 1950-х годов он написал ряд статей, которые позднее, в 1955 г., объединил в сборнике «Контрреволюция науки» (Hayek 1955; Хайек 2003). В этой книге Хайек дает уничтожающий анализ позитивистского рационализма, идущего от идей Конта, Сен-Симона и узкого бентамовского утилитаризма, предполагающих окружение, в котором информация о выгодах и издержках каждого действия известна и позволяет принимать максимизирующие решения. К сожалению, в этот же период была опубликована работа Милтона Фридмана «Очерки по позитивной экономической теории» (Friedman 1953), которая завоевала огромную популярность и дала новый импульс использованию позитивистской методологии в нашей науке. Хотя Хайек в своей книге в целом предвосхитил и подверг критике большинство наиболее одиозных положений Фридмена, сам Хайек позднее заявил: «Знаете, я часто говорю о том, что одна из вещей, о которых я больше всего жалею, это что я не вернулся к критике трактата Кейнса [«Общей теории»], но почти так же досадно, что я не подверг критике книгу Милтона “Очерки по позитивной экономической теории”, в определенном смысле крайне опасную» (Hayek 1994, 145). Это замечание может удивить тех, кто отождествляет Хайека с либерализмом чикагской школы, не отдавая себе отчет в очень глубоких методологических различиях между членами этой школы и австрийскими теоретиками. В другом месте он более подробно высказался о методологических разногласиях с Фридменом и неоклассиками: «Фридмен — это архипозитивист, считающий, что научные аргументы могут строиться только на том, что эмпирически доказано. Я же полагаю, что нам уже известно столько деталей в области экономической теории, что единственная задача — привести знания в порядок. Вряд ли мы нуждаемся в какой-либо новой информации. Главная трудность — переварить уже известное. Статистика не делает нас мудрее, она лишь дает информацию о конкретной ситуации. Не думаю, что статистические исследования могут чем-то помочь в плане теории. ...У монетаризма Милтона и у кейн ианства гораздо больше общего между собой, с чем у меня с любым из этих направлений. ...Чикагская школа мыслит, в сущности, “макроэкономическими” понятиями. Они ведут анализ на уровне агрегированных показателей и средних: совокупное количество денег, общий уровень цен, общая безработица, все эти статистические величины. …Возьмите “количественную теорию” Фридмена. Сорок лет назад я писал, что у меня есть сильные возражения против нее, так как это очень грубый подход, оставляющий без внимания массу вещей. Мне досадно, что такой искушенный человек, как Милтон Фридмен, не использует ее в качестве первого приближения, а принимает всю целиком. Так что в конечном итоге мы расходимся именно методологические вопросы» (Hayek 1993, 129—130).
![Гарольд Пинтер - Лифт [= Кухонный лифт]](/uploads/posts/books/271557/271557.jpg)
