Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2. В плену стихий
– Твоя не быть здесь в ночь, – хмуро сказал он. Слово «ночь» прозвучало как-то по-особенному.
– Да… Я тоже хочу уйти. Ты не сможешь отвести меня к реке, туда, где растет большое дерево? Иначе муж отправится на мои поиски! – погрозила я.
– Моя думать, миссис брать мальчишка с собой, – сказал Измаил вслух, будто отвечая на свои мысли.
Речь, безусловно, шла о Джейлис. При этих словах я почувствовала, как сердце ухнуло и упало.
– Миссис Эбернети ушла с Эуоном? Но куда? Зачем он ей?
Нижняя челюсть закрывала его лицо, и улыбки я не видела, но глаза улыбались.
– Миссис любить мальчишки.
– Да уж… А она не говорила, когда приедет?
Измаил вскинул голову, но я уже догадалась, что сзади меня кто-то стоит.
– Мы знакомы. Да? Я вас знаю? – молодая женщина нахмурилась.
– Д-да, мисс Кэмпбелл. Как у вас дела?
Я уже видела, что она выглядит лучше, чем в Эдинбурге: ее лицо перестало быть одутловатым, а кожа – дряблой. Теперь мисс Кэмпбелл была одета в белый хлопок, а не в шерсть, и эта ткань не только давала коже дышать, но и выгодно оттеняла загар, которым она покрылась. Мисс Кэмпбелл даже была подпоясана обрывком того же белого хлопка, только выкрашенного в синий цвет.
– О, мэм, очень хорошо, вы не поверите, как хорошо.
Я действительно плохо верила: перемена, произошедшая с ней, была разительной, но взгляд ее был отстраненным, мисс Кэмпбелл плохо понимала, где она находится.
О пугающей маске Измаила она не сказала ни слова, а он, по всей видимости, не носил ее каждый день. Все внимание женщина перенесла на меня, а содержание ее вопросов подтверждало мои догадки.
– Мэм, я так рада, что вы изволили пожаловать к нам. Мы столько уговаривали вас, и вот вы наконец прибыли. Желаете что-нибудь? Чаю? Вин у нас, к сожалению, нет, потому как мой брат уверен, что алкоголь является возбуждающим средством.
– Правильно полагает, – отозвалась я.
Измаил, не дослушав разговор до конца, встал и поклонился. Маска хлопнула челюстями.
– Бебе, ты готова? Огонь ждет тебя.
– О, огонь! Да, я иду. Миссис Малкольм, не хотите ли присоединиться к нам? Приготовим чай. – Я встала, и она вцепилась мне в руку: – Я люблю глядеть в огонь. А вы? Вам не приходилось видеть там образы?
– Э-э, бывало.
Измаил, стоя у входа в хижину, развел руками и последовал за нами, когда миссис Кэмпбелл увлекла меня за собой.
Перед хижинами развели костер, но так, что он не касался деревянных лачуг. Убитого крокодила освежевали, его шкуру повесили на раму, чтобы все видели результаты удачной охоты.
Мясо крокодила было наколото на заостренные колья, и я не удивилась бы, если узнала, что это дурно пахнущее нечто является наибольшим лакомством у туземцев.
У костра толпились люди: мужчины, женщины и дети, всего около трех десятков. Один мужчина пел под аккомпанемент старенькой гитары.
Выходя из хижины, я услышала «хау!», и воцарилась тишина – нас почтительно приветствовали. Крикнувший обратил внимание, что здесь присутствуют высокие гости.
Измаил не спеша ступил вперед, улыбаясь своей крокодильей мордой. Темные глаза созерцали наше появление, а лица цвета полированного агата или жженого сахара выжидали.
У костра стояла скамья, служившая своего рода местом собраний, и мисс Кэмпбелл пошла прямиком туда, словно ходила так уже не раз, поманив меня за собой.
В меня вперились десятки разнообразных взглядов, выражавшие и враждебность, и недоверие, и любопытство, но мисс Кэмпбелл все-таки интересовала людей больше, чем я. «Удивительно, – думала я, украдкой наблюдая стоявших людей, – насколько меняются африканцы, живущие в Европе или Америке среди белых людей». Джо, толком не знавший Африки, был больше европейцем или американцем, нежели африканцем, а в его облике черты черной расы были едва уловимы, если равнять его с далекими предками.
Мужчина, сидевший с гитарой, взял барабан, зажал его между ног и начал ритмично, но мягко стучать, так, как стучит человеческое сердце. По бокам инструмент был обтянут пятнистой шкурой какого-то животного.
Мисс Кэмпбелл спокойно и скромно сидела, слушая барабан. Она сложила руки на коленях и, улыбаясь, смотрела в огонь.
Рабы расступились, пропуская вперед девочек с большой корзиной в руках, увитой белыми розами. Внутри корзины что-то двигалось, как с опаской отметила я.
Покосившись на головной убор Измаила, дети поставили корзину к его ногам, а он коснулся их головок розовато-желтыми ладонями и отпустил.
Люди подошли поближе к скамье и к корзине, чтобы поглядеть, что там будет, а барабан заиграл быстрее, но все так же тихо. Женщина с бутылью в руках дала сосуд Измаилу и скрылась в толпе.
В бутыли, судя по запаху, содержалось что-то спиртное. Измаил облил землю вокруг корзины содержимым бутыли, а корзина угрожающе зашевелилась.
Дальше действовал мужчина, в чьих руках был посох с ветошью. Сунув его в огонь, он подождал, когда ткань загорится, а потом ткнул горящим посохом в спиртовой круг у корзины.
Люди ахнули, потому что спирт вспыхнул, образовав голубое пламя, и тут же угас, а из корзины донесся петушиный крик.
Мисс Кэмпбелл покосилась на корзину, но промолчала.
Истошное «кукареку!» стало своеобразным сигналом к началу действа. До этого мы видели только прелюдию, как оказалось; сейчас же заиграла флейта и люди загудели.
Измаил, подойдя к скамье-помосту, взял руку девушки, лежавшую на колене, и повязал запястье Маргарет красной тканью, а после снова положил ее руку на колено.
– Это же мой платок! – сказала она, утирая им нос.
Но вряд ли это кто-то заметил, поскольку все взгляды были устремлены на Измаила, говорившего что-то толпе. Петух, предчувствуя недоброе, бился в корзине, отчего увивавшие ручку розы ходили ходуном.
– Пусть это будет последний раз, – зло проговорила девушка. – Следующий раз будет третьим, не к добру это.
– Да? – ничуть не удивился Измаил, обливая алкоголем помост.
Мне хотелось верить, что Маргарет не убежит с криками от огня.
– Да, Арчи так сказал: «Прежде чем петух пропоет трижды, ты предашь меня». Женщины всегда предают, – так говорит он. Как думаешь, так и есть?
– Ну, это как посмотреть, – в раздумье протянула я.
Маргарет говорила будто бы сама с собой, не замечая толпы, не слыша музыки, не видя корзины и Измаила, который собирал какие-то мелочи у людей.
– Я голодна и хочу чаю.
Измаил услышал это желание и – я поразилась – достал из мешочка у пояса узелок с фарфоровой чашкой, надтреснутой, но еще пригодной для питья. На ободке даже красовались остатки позолоты. Он поставил чашку на колени девушке, радостно воскликнувшей:
– Прекрасно, а печенье у него есть, хотела бы я знать?
Она так обрадовалась этой мелочи, что даже захлопала в ладоши.
Измаил, не глядя на девушку, принялся выкладывать дань вдоль помоста: кости с выгравированными линиями, жасмин, примитивные статуэтки из дерева, одетые в лоскутья и с глиной, державшей волосы на голове.
Затем Измаил снова что-то сказал в толпу, опустил факел на помост, и там тоже взметнулось пламя, а когда оно угасло, наполнив воздух запахом бренди и опаленной земли, достал из корзины петуха.
Черная птица была большой и жирной и не хотела даваться в руки людям, но отбиваться от них при всем своем желании тоже не могла, будучи связанной.
Измаил поклонился девушке и дал ей птицу.
– Благодарю, – церемонно сказала она.
Петух, разозлившись еще больше, заорал. Девушка встряхнула его и сердито заявила:
– Гадкая птица!
Перекусив петуху шею, она отгрызла ему и голову, а потом прижала окровавленную тушку к груди, напевая:
– Вот теперь, вот сейчас все в порядке у нас.
Ее платье было выпачкано в крови, лившейся в чашку. Люди вскричали, но затем наблюдали происходящее молча под звуки барабана.
Обезглавленный петух был отброшен в сторону, где его немедленно подобрал мальчишка.
Мисс Кэмпбелл провела рукой по окровавленной юбке и подняла чашку в приветственном жесте.
– Вначале наливаем гостям. Сколько вам порций, миссис Малкольм?
Измаил дал мне роговую чашку и показал, что я должна из нее пить.
В сосуде оказался ром свежей перегонки, но он был так крепок, что я закашлялась. Кроме того, он был на чем-то настоян – пахло травой.
Люди уже пили вовсю, передавая чашку друг другу. Измаил настоял, что я мало выпила, но я, памятуя о том, что должна быть трезвой, только сделала вид, что отпила.
Маргарет пила «чай» маленькими глотками, а люди принялись раскачиваться взад-вперед. Измаил тоже не составил исключения; я видела, с какой натугой вздымается его шея и как крокодилья кровь течет по белой рубашке. Одна женщина из толпы запела, тогда он присоединился к ней, воздев руки.
Я ощутила, что меня пробирает дрожь: в этой маске его низкий голос имел такие же вкрадчивые тона, как и голос Джо Эбернети, но с той лишь разницей, что Джо говорил не так властно.
