Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь
После ланча я отправила своего пациента снова в постель – на сей раз одного, невзирая на его протесты, – и спустилась в свою амбулаторию. Из-за сильного дождя работы возле замка шли вяло, люди предпочитали сидеть дома, никому не хотелось поранить ногу лемехом или свалиться с крыши.
Я провела время вполне приятно, внося записи в регистрационную книгу, унаследованную от Битона. Едва я закончила, как дверь кабинета загородил посетитель.
Он загородил ее в буквальном смысле, заняв проем от косяка до косяка. Щурясь в полутьме, я распознала-таки в этой фигуре Алека Макмагона, закутанного во множество одежек, платки и даже в обрывки попоны.
Он передвигался с медлительностью, которая напомнила мне о первом посещении Колумом этого кабинета и вместе с тем дала ключ к задаче.
– Ревматизм? – сочувственно спросила я, а он тем временем с приглушенным стоном почти свалился в мое единственное кресло.
– Да. Сырость пробрала меня до костей, – ответил он. – Можно чем-нибудь помочь?
Он положил на стол большие узловатые руки и распрямил пальцы. Они расправлялись медленно, словно ночной цветок, открыв мозолистые ладони. Я взяла в руки одну из пораженных ревматизмом конечностей и начала осторожно поворачивать ее из стороны в сторону, выпрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистая физиономия старика скривилась было, но почти тотчас расправилась, едва первые вспышки боли улеглись.
– Как дерево, – сказала я. – Самое лучшее, что я могу посоветовать, – это добрый глоток виски и глубокий массаж. Помогает и чай из пижмы.
Он засмеялся, платки сползли у него с плеч.
– Виски, да? У меня были на ваш счет сомнения, барышня, но теперь я вижу, что вы лекарь из самых лучших.
Я потянулась в дальний угол моего медицинского шкафа и достала темную бутылку без этикетки, в которой хранился мой запас из винокурни Леоха. Поставила бутылку на стол перед Алеком, достала роговой стаканчик.
– Выпейте, – предложила я. – А потом разденьтесь, насколько считаете приличным, и укладывайтесь на стол. Я разожгу огонь, и здесь будет достаточно тепло.
Голубые глаза поглядели на бутылку с явным одобрением, и скрюченные пальцы ухватились за горлышко.
– Вы бы тоже сделали глоточек, барышня, – посоветовал он, – работенка предстоит тяжелая.
Он постанывал со смешанным выражением боли и удовлетворения, пока я помогала ему раздеться и обнажить всю верхнюю половину тела.
– Моя жена гладила мне спину утюгом, – заговорил он, когда я начала массаж. – От прострела. Но это даже лучше. У вас пара крепких рук, барышня. Могли бы стать хорошим конюхом.
– Принимаю это как комплимент, – сухо откликнулась я и, налив себе на ладонь маслянистой смеси, размазала ее по широкой белой спине. В том месте, до которого обычно были закатаны рукава его рубахи, резкая граница отделяла обветренную, покрытую царапинами и загорелую кожу рук от молочно-белой кожи плеч и спины. – В свое время вы, наверное, были недурным пареньком. Кожа на спине такая же белая, как у меня.
Плоть под моими руками затряслась от смеха.
– Теперь этого не скажешь, верно? Да, Элен Маккензи один раз увидела меня полуголого, когда я принимал жеребенка, и говорит, мол, добрый Господь Бог приделал не ту голову на мое туловище, на плечи пошел мешок молочного пудинга, а рожа как у черта из алтаря.
Я сообразила, что он имеет в виду перегородку, отделяющую алтарь в церкви от остального помещения: на этой перегородке изображено было множество невероятно безобразных чертей, которые мучили грешников.
– Судя по всему, Элен Маккензи весьма свободно выражала свои мнения, – заметила я.
Мать Джейми очень интересовала меня. По его рассказам и коротким упоминаниям я составила себе представление о его отце Брайане, но о матери он никогда не говорил, и я почти ничего о ней не знала, кроме того, что она умерла молодой во время родов.
– Да, язычок у нее был дай боже и ума достаточно, чтобы высказаться.
Я распустила завязки его клетчатых штанов и закатала брючины вверх – пора было помассировать мускулистые икры.
– Но говорила-то она так мило, что никто особо не возражал, кроме ее братьев. А на Колума и Дугала она внимания не обращала.
– Ммм, я что-то об этом слышала. Кажется, она убежала с возлюбленным, да? – спросила я, надавив большими пальцами на подколенное сухожилие, отчего Алек издал звук, который у человека с меньшим чувством собственного достоинства можно было бы назвать писком.
– Да, – ответил он. – Элен была самая старшая из шести детей Маккензи, на год или на два старше Колума, зеница ока старого Джейкоба. Поэтому она и замуж так долго не выходила. Не желала идти ни за Джона Камерона, ни за Малкольма Гранта, ни за других, кто к ней сватался, а отец не выдавал ее против воли.
Как рассказал дальше Алек, после смерти отца Колум не захотел считаться с причудами сестры. Он отчаянно боролся за укрепление непрочной власти над кланом, искал союза с Мунро на севере и с Грантами на юге. В обоих кланах были молодые вожди, полезно было заиметь таких зятьев. Юная Джокаста покорно приняла предложение Джона Камерона и уехала на север, ей было всего пятнадцать. Но Элен, в двадцать два года считавшаяся уже старой девой, подчиняться не желала.
– Как видно, предложение Малкольма Гранта было отклонено достаточно резко, судя по его поведению две недели назад, – вставила я свое слово.
Старый Алек рассмеялся, и смех перешел в удовлетворенное покряхтывание, когда я нажала посильней.
– Да. Я не слышал, что она ему точно сказала, но думаю, что ужалила больно. Это, знаете ли, было во время большого собрания, когда они встретились. Пошли вечерком в розовый сад, и все в замке ждали, даст она согласие или нет. Стемнело, а они все ждали. Стемнело еще сильней, зажгли фонари, начали петь песни, а об Элен и Малкольме Гранте ни слуху ни духу.
– Бог ты мой, как же затянулся их разговор!
Я налила еще одну порцию смеси между острых лопаток Алека, и он снова закряхтел от приятного тепла.
– Всем так и казалось. Но время шло, и Колум начал опасаться, что Грант увез ее силой, против воли. Было похоже на то, поскольку в розовом саду никого не обнаружили. Тогда Колум послал в конюшню за мной, ну а я сказал ему, что люди Гранта приходили за своими лошадьми и вся компания ускакала, даже не попрощавшись.
Восемнадцатилетний в ту пору Дугал сел на своего коня и помчался следом за Грантом, никого не дожидаясь и не посоветовавшись с Колумом.
– Когда Колум услышал, что Дугал погнался за Грантом, – продолжал старик, – он послал меня и других сорвиголов следом за ним. Норов Дугала Колум знал отлично и вовсе не хотел, чтобы будущий зять был убит на дороге до церковного оглашения. Он посчитал, что Малкольм Грант не уговорил Элен выйти за него по доброму согласию и увез ее, чтобы жениться насильно.
Алек помолчал, раздумывая.
– Дугал, ясное дело, видел в этом только оскорбление, – продолжал он. – Но я думаю, что Колум, если говорить по правде, не слишком беспокоился, оскорбили его или нет. Он решал свою задачу, а Грант получал Элен в жены без выделения вдовьей части, да еще и выплатил бы Колуму выкуп.
Алек цинично хмыкнул и продолжал:
– Колум не такой человек, чтобы упустить выгоду. Хитрый он и жестокий, Колум-то.
Единственный голубой глаз глянул на меня поверх сгорбленного плеча.
– Вы, барышня, поступили бы мудро, если бы помнили об этом.
– Я и не собираюсь забывать об этом, – заверила его я.
Я вспомнила рассказ Джейми о наказании по приказу Колума и подумала, сколько там шло от желания отомстить за бунт матери Джейми.
Тем не менее Колуму не удалось выдать сестру за лэрда клана Грантов. Близко к рассвету Дугал обнаружил, что Грант и его люди расположились лагерем при дороге и что Малкольм спит, завернувшись в свой плед, под кустом утесника.
Когда Алек и другие примчались сюда позже, они так и замерли, увидев, как Дугал Маккензи и Малкольм Грант, голые до пояса и со следами ударов на теле, мечутся и вертятся взад-вперед по дороге, нанося друг другу удары наугад. Спутники Гранта расположились вдоль дороги рядком, точно совы, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону соответственно перипетиям идущего на убыль поединка на рассвете дождливого дня.
– Они оба дышали, как запаленные лошади, на холоде от их тел подымался пар. У Гранта нос распух вдвое против обычного размера, а Дугал едва видел одним глазом, у обоих кровь капала и высыхала на груди.
При появлении людей Колума арендаторы Гранта повскакали на ноги и ухватились за рукоятки сабель, и встреча могла бы окончиться кровавым побоищем, если бы один из востроглазых парнишек клана Маккензи не обратил внимание на тот немаловажный факт, что Элен Маккензи нет среди Грантов.
– Ну, после того как Малкольма Гранта облили водой и привели в чувство, он сумел объяснить им то, чего Дугал не нашел времени выслушать: что Элен провела с ним в розовом саду всего четверть часа. Он не пожелал рассказать, что именно между ними произошло, но, что бы это ни было, он настолько разобиделся, что захотел уехать немедленно, даже не заглянув на прощание в холл. Он оставил ее в саду и больше не видел, он не желал больше слышать ее имени.
