Город и звезды - Кларк Артур Чарльз

В Диаспаре никто не спешил, и это правило редко нарушалось даже Элвином. В течение нескольких недель он тщательно обдумывал проблему и провел немало времени в поисках самых ранних записей в исторических хрониках города. Потом, поддерживаемый невидимыми руками антигравитационного поля, он часами лежал, пока гипнопроектор раскрывал прошлое его сознанию. По окончании записи машинка расплывалась и исчезала, но Элвин еще долго покоился, глядя в никуда, прежде чем сквозь века вновь обратиться к реальности. Вновь и вновь перед его мысленным взором проходили бесконечные, более обширные, чем сами континенты, просторы бирюзовой воды, волны, накатывающиеся на золотистые берега. В ушах гремел прибой, застывший миллиард лет назад. Он вспоминал леса, степи и удивительных животных, некогда деливших с Человеком этот мир.

Этих древних записей сохранилось очень мало; обычно считалось (хотя никто и не знал, по какой причине), что некогда, между появлением Пришельцев и строительством Диаспара, все воспоминания о первобытной жизни были утрачены. Забвение было столь полным, что в его случайность верилось с трудом. За исключением нескольких хроник — возможно, чисто легендарных, человечество лишилось своего прошлого. Диаспару предшествовали просто века Рассвета. В это понятие были неразрывно вплетены первые люди, укротившие огонь, и первые, освободившие энергию атома, первые, построившие из бревна каноэ, и первые, достигшие звезд. По ту сторону провала времени все они были соседями. … Это путешествие Элвин намеревался повторить в одиночестве, но уединение в Диаспаре удавалось обеспечить не всегда. Только он собрался покинуть свою комнату, как натолкнулся на Алистру, даже не пытавшуюся притвориться, что она появилась здесь случайно.

До Элвина никогда не доходило, что Алистра прекрасна, ибо он никогда не видел человеческого уродства. Когда красота становится всеобщей, она теряет способность трогать сердца, и эмоциональное впечатление может произвести лишь ее отсутствие.

На миг Элвин был раздражен встречей, напомнившей о более не владевших им страстях. Он был еще слишком молод и самонадеян, чтобы чувствовать потребность в продолжительных отношениях, да и в более зрелом возрасте, ему было бы непросто установить их. Даже в самые интимные моменты барьер его уникальности вставал между ним и его возлюбленной. Несмотря на полностью сформированное тело, он был все еще ребенком и продолжал бы им оставаться в течение десятилетий, в то время как его друзья один за другим восстанавливали память о прошлых жизнях, оставляя его далеко позади. Ему уже приходилось наблюдать это, и потому он остерегался отдавать себя полностью, без оглядки, кому бы то ни было. Даже Алистра, казавшаяся сейчас такой наивной и безыскусной, скоро должна была обрести комплекс воспоминаний и талантов, превосходивших его воображение.

Впрочем, его легкое недовольство сразу прошло. Если Алистра пожелала его увидеть, то не было причины, чтоб помешать ей это сделать. Он не был эгоистом и не собирался, подобно скряге, скрывать от прочих обнаруженное только что ощущение. Напротив, из ее реакций он даже мог почерпнуть кое-что для себя.

Пока дорога-экспресс мчала их прочь из людного городского центра, Алистра — что было необычно — не задавала вопросов. Вдвоем они быстро протолкались к средней скоростной секции, даже не оглядываясь на чудеса вокруг, тем более — на лежащие под ногами. Инженер древности постепенно сошел бы с ума, пытаясь постигнуть, как твердая на вид дорога может по краям оставаться неподвижной и в то же время, по мере приближения к середине, двигаться со все возрастающей скоростью. Но для Элвина и Алистры существование веществ, имеющих в одном направлении свойства твердого тела, а в другом

— жидкости, казалось совершенно естественным.

Дома вокруг них становились все выше, как будто город наращивал бастионы против внешнего мира. Насколько непривычно было бы, подумал Элвин, если б вдруг стало возможно увидеть жизнь за этими громоздящимися стенами, будь они прозрачны. В окружающем его пространстве были разбросаны друзья, которых он знал, друзья, которых ему предстоит узнать, незнакомцы, которых он никогда не встретит. Последних, однако, будет очень мало — за свою жизнь он познакомится почти со всеми людьми Диаспара. Большинство из всех них окажутся сидящими в своих отдельных комнатах, но они не будут одиноки. Достаточно только захотеть, чтобы по желанию оказаться в обществе любого (исключая, конечно, физическое присутствие). Имея доступ ко всему, происходившему в воображаемых или реальных мирах со времени создания города, они могли не скучать. Для людей, чей рассудок был устроен таким образом, подобное существование являлось совершенно удовлетворительным. То, что оно было также абсолютно бесполезным, даже Элвин еще не уразумел.

С удалениям Элвина и Алистры от сердца города число людей на улицах медленно убывало. Когда они плавно остановились у длинной платформы из мрамора ярких расцветок, вокруг было совсем пусто. Они переступили через застывший водоворот вещества, где субстанция движущейся дороги возвращалась к своему истоку, и оказались перед стеной, пронизанной ярко освещенными туннелями. Элвин без колебания выбрал один из них и ступил внутрь, Алистра — за ним. Перистальтическое поле сразу же подхватило их и понесло вперед. С удобством откинувшись, они рассматривали окружающее.

Трудно было поверить, что они находятся в подземном туннеле. Искусство, использовавшее весь Диаспар под свои холсты, здесь было занято вовсю. Небеса над ними казались открытыми всем ветрам. Вокруг повсюду сверкали на солнце шпили города. Но это был не известный Элвину город, а Диаспар куда более ранних веков. Хотя большинство крупных строений были знакомыми, небольшие различия добавляли интереса всей сцене. Элвину хотелось задержаться, но никак не удавалось отыскать способ замедлить продвижение по туннелю.

Вскоре они плавно опустились в просторном эллиптическом зале, с окнами по всем сторонам. В них виделись дразнящие картины садов, усыпанных сверкающими цветами. Сады в Диаспаре все еще были, но эти существовали только в сознании задумавшего их художника. В теперешнем мире цветов, подобных этим, конечно, быть не могло.

Алистра была зачарована их красотой и явно полагала, что именно это и хотел показать ей Элвин. Он наблюдал за тем, как Алистра радостно перебегала от сцены к сцене, восторгаясь при каждом новом открытии. В полупустынных зданиях на периферии Диаспара были сотни подобных мест. Скрытые силы поддерживали в них все в полном порядке. Возможно, когда-нибудь жизненный прилив снова затопит их, — пока что же этот старинный сад был секретом, которым владели только они вдвоем.

— Нам надо идти дальше, — сказал наконец Элвин. — Это только начало. Он вошел в одно из окон, и иллюзия рухнула. За стеклом был не сад, а круглый туннель, резко загибавшийся кверху. В нескольких шагах позади он все еще видел Алистру, несмотря на то, что сам он не был ей виден. Она, нисколько не колеблясь, секундой позже оказалась в проходе рядом с ним.

Пол под их ногами медленно начал ползти вперед, словно жаждал вести их к цели. Они сделали несколько шагов, пока их скорость не стала такой большой, что дальнейшие усилия были бы напрасны.

Коридор все еще клонился вверх и на тридцати метрах изогнулся под прямым углом. Но это можно было постигнуть лишь логикой; для всех чувств ощущение соответствовало быстрой ходьбе по совершенно прямому коридору. То, что на деле они двигались прямо вверх в вертикальной шахте глубиной в сотни метров, не создавало у них никакого опасения: отказ поляризующего поля был непредставим.

Теперь коридор снова начал наклоняться «вниз» до тех пор, пока снова не согнулся под прямым углом. Бег пола неощутимо замедлялся и, наконец, остановился в длинном зале, увешанном зеркалами. Элвин знал, что здесь торопить Алистру бессмысленно. Дело было не только в том, что определенные женские черты остались неизменными со времен Евы; перед очарованием этого места не удержался бы никто. Насколько знал Элвин, нигде в Диаспаре не было ничего подобного. По прихоти художника только некоторые из зеркал отражали обстановку, какой она была в действительности — и даже они изменяли свое расположение, как был уверен в том Элвин. Прочие же, конечно, отражали что-то, но видеть себя расхаживающим среди вечно изменчивого, совершенно воображаемого окружения было несколько ошарашивающе.