Питер Уоттс - По ту сторону рифта
Важно отметить, что случившееся со мной нарушением закона не было. Закон сработал именно так, как и предполагалось: предоставил карт-бланш властям, при этом приравняв к преступлению все прочие действия – даже заданный вопрос, – кроме немедленного и бездумного подчинения. Мы живем в обществе, где законы призваны защищать не население, а право третировать население практически в любых ситуациях.
Я делаю акцент на США, потому что именно там наткнулся на свой конкретный забор; там же живет и большинство из вас. Но, пока вы не приняли меня за очередного напыщенного канадишку, который, как это сейчас модно, поливает дерьмом Мерзких Американцев, позвольте подчеркнуть, что к собственной стране я питаю не больше уважения. Канадское правительство в повседневном порядке затыкает ученым рты и в данный момент трудится над уничтожением какой-никакой природоохранной системы, которая у нас хоть и в рудиментарном виде, но была. Во время саммита «Большой двадцатки» в 2010 году мой родной Торонто стал местом наиболее вопиющего нарушения гражданских прав в Канаде: были арестованы и удерживались под стражей свыше тысячи человек, причем большинству не предъявили обвинений[88]. Сотни людей часами мариновали под ледяным дождем: им приказывали разойтись, не давали этого сделать, затем задерживали за неподчинение. Проходили предупредительные аресты – иных под дулом пистолета заметали в собственных спальнях в четыре часа утра, дабы какой-нибудь активист не совершил потом преступлений в течение дня. Ну и что это была бы за вечеринка без традиционного избиения безоружных, не оказывающих сопротивления протестантов сотрудниками полиции с прикрытыми нагрудными знаками, причем затем они же и обвиняли своих жертв в «нападении на полицейских». Хвала богам за камеры в мобильных телефонах. Хвала богам за YouTube.
Если вас подмывает напомнить, что Северная Америка – невзирая на все эти авторитарные безобразия – остается образцом свободы в сравнении с Ираном, коммунистическим Китаем, Северной Кореей и иже с ними, я не стану спорить. Более того, охотно это акцентирую. Начиная с тотального видеонаблюдения в центре Лондона и заканчивая полицией Торонто, что арестовывает людей за неповиновение законодательству об обысках и выемках, которого вообще-то и не существует, систематическое нарушение гражданских прав является характерной чертой всех свободолюбивых демократий. Видимо, это лучшее, на что мы способны.
В личном общении я по-прежнему жизнерадостный человек. Похоже, людей это удивляет.
Особенно теперь.
Меня периодически спрашивают, сказалось ли пережитое на моем мировосприятии, не породит ли мое танго с юридической системой США еще более мрачных видений будущего. Я так не думаю.
В конце концов, нельзя сказать, что я не подозревал о подобных вещах, прежде чем это случилось и со мной; один-два журналиста даже провели параллели между событиями из моей жизни и злоключениями, которым я подвергал своих выдуманных героев, как будто мои сцены с полицейскими зверствами были пророческими, поскольку впоследствии воплотились в реальность.
Впрочем, если уж на то пошло, мое восприятие изменилось в светлую сторону. Как-никак, я выбрался из передряги почти невредимым: да, меня признали виновным, но в тюрьму не засадили, несмотря на все усилия обвинения. В США мне путь закрыт – в обозримом будущем, а может, и навсегда, – но с некоторых пор это для меня скорее уже знак почета, а не помеха профессиональным делам. Я в полном смысле слова победил. А большинство бы проиграло. Большинство тех, кто бросил бы вызов враждебной бюрократии с ее толстой мошной и чисто символической ответственностью, проглотили бы, не прожевывая. Им пришлось бы сдаться вне зависимости от степени вины; совершать сделки с правосудием, лишь бы избежать непосильных судебных издержек. Если обвиняемый чудом набрался бы дерзости, чтобы дать отпор, его ждали бы неравный бой, заточения и годы долговой кабалы. Штат Мичиган выставляет вам счет за время, проведенное за решеткой: тридцать баксов в день, как будто вы остановились в долбаном «Мотеле 6»[89], как будто вы сами решили поселиться в тюряге, соблазнившись обслуживанием номеров и бесплатным кабельным ТВ. Чем дольше вы просидите в заточении, тем больший счет вам сунут под нос, когда выйдете на свободу.
Мне перестали приходить по почте эти маленькие желтые квитанции. Может, в Мичигане махнули рукой, а может, потеряли мой след, когда я переехал, или же то обстоятельство, что я живу по другую сторону международной границы, делает попытки стрясти с меня стоимость одной жалкой ночи в каталажке неоправданными[90]. А вот те бедолаги, с которыми я делил фасоль и «Кул-Эйд»… Им не светит ни спасительных границ, ни убежищ, ни побегов. Год в тюрьме – и они выходят с долгом в десять тысяч на шее. И они даже еще чертовски легко отделались по сравнению с подругой нашей семьи: ее мужа-активиста «исчезнули» в Латинской Америке, а сама она подверглась групповому изнасилованию и родила в тюрьме. После разговоров с такими людьми желание поканючить о несправедливости юридических капканов штата Мичиган как-то немножко унимается.
Мне очень сильно помогли. Половина Интернета поднялась на мою защиту. Благодаря Дэйву Никлу, и Кори Доктороу, и Патрику Нилсену Хэйдену, и Джону Скальци – благодаря всем тем мириадам людей, что распространяли весть и скидывались в мой защитный фонд[91],– я вышел из суда не бедней, чем был. Я вышел окрыленным: вы только посмотрите, сколько у меня друзей, о которых я и не знал. Поглядите, какой порочной выставила себя власть в глазах общества. Поглядите, на что способны возмущение и гнев, когда переворачиваются валуны, и их скрытые стороны выставляются на свет (в Порт-Гуроне теперь стоят знаки, предупреждающие путешественников о предстоящих выездных досмотрах: уже что-то). Так много поводов не терять надежды, если ты белый, принадлежишь к среднему классу и у тебя влиятельные друзья.
Многие представители этой привилегированной прослойки и в самом деле полны надежд. Как-то раз я присутствовал на мероприятии, на котором Кори Доктороу и Чайна Мьевиль беседовали о доброте, изначально присущей человечеству, о своей общей вере в то, что люди в большинстве своем порядочны и честны. В другой раз на сцене был уже я, мы с Министером Фаустом[92] дискутировали о том, может ли фантастика быть «позитивной», и всплыла та же мысль: Министер заявил, что абсолютное большинство людей, которых встречал он, были хорошими. А проблемами, которые стоят перед нами как видом – нетерпимостью, близорукой алчностью, набирающими ход угрозами наподобие глобального потепления, гибели экосистем из-за открытой добычи ископаемых, наподобие плавучих островов из неразлагающегося пластмассового мусора, причем размером с Саргассово море, – мы обязаны немногочисленным деспотам и социопатам, что оседлали верхушки мировых властных структур и гадят на все ради собственной наживы.
Я принимаю эту точку зрения – по крайней мере отчасти; даже в самом чреве системы, ополчившейся на меня, порой обнаруживались положительные моменты, когда я совсем их не ждал. Например, та единственная пограничница, которая отказалась подыгрывать коллегам и засвидетельствовала, что не видела, чтобы я совершал вменяемые мне действия. Как присяжные, которые, хотя и вынесли обвинительный вердикт, публично высказывались в мою защиту (одна из их числа встала рядом со мной во время вынесения приговора, чтобы показать свою поддержку, и это стоило ей продолжительных притеснений со стороны полиции и незаконного вторжения в квартиру). Как судья, который освободил меня, наложив небольшой штраф, и признал, что с таким человеком, как я, он охотно посидел бы где-нибудь и выпил пива.
Поводы для надежды есть. Но остается и гнев, даже если все эти ребята правы насчет изначальной доброты человечества в целом. В особенности если они правы; потому что как еще называть мир, где порядочные люди стонут под пятой деспотов и социопатов, если не антиутопией? Можно тешить себя простодушными сказками о добрых сердцах и личном спасении, можно поддерживать огонек надежды на первом этаже; но я не могу не замечать той тьмы, что давит на нас сверху, той глобальной дисфункции, из-за которой мир заваливается набок, несмотря на ангелов и лучшее в нас. Вообще, я не вполне убежден в существовании этих ангелов, даже на уровне счастливого мирка маленьких людей. Проводя свои нашумевшие эксперименты, Зимбардо и Милгрэм[93] не делали из людей отморозков и мучителей, а всего лишь выявляли их. И ведь не только психи с маньяками вырубают леса, смывают дерьмо в океаны и заводят свои внедорожники, сжигая ископаемые останки динозавров, ради поездки за два квартала в ближайший супермаркет. Все те пластмассовые острова в Тихом океане намыли простые люди.
