Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Бонансинга Джей

– Не буду врать, у меня были сомнения по поводу всей этой спасательной операции, – пробормотал он.

– О чем ты? – Лилли посмотрела на него. – Ты сомневался, стоит ли искать этих людей?

– Пожалуй, да… А еще я сомневался, сможете ли вы пересечь весь круг по этому тоннелю. И он тоже очень беспокоился, – Келвин показал на сопящего паренька. – Он все это время места себе не находил. Я пытался занять его в саду, но в последнее время на него столько всего свалилось – гибель матери и все остальное… – Келвин опустил глаза. – Лилли, он ведь души в тебе не чает, – Келвин снова взглянул на нее. – И остальные дети тоже.

Последовала краткая пауза, в которую Лилли ужасно захотелось спросить у Келвина, вдруг и он в ней души не чает, но она сумела сдержаться и просто ответила:

– Я их обожаю, – она облизала губы. – Ты ведь сам сказал, у нас не было выбора. Мы должны были так поступить. Только так и было правильно.

– Само собой. Вы спасли много людей. С ними Вудбери станет сильнее.

– Проповедник – тот еще кадр, правда?

Келвин усмехнулся.

– Вдохновения ему не занимать, это уж точно, – улыбка сошла с его губ. – Я встречал уйму таких людей в своей жизни, он из тех, кто способен продать мороженое эскимосам, – он немного подумал. – Обычно такие ребята оказывались авантюристами. Понимаешь? Но этот парень… Он как будто другой. Почему-то я ему верю. И не спрашивай почему. Он просто кажется мне приличным человеком, который нашел свое призвание, проповедуя слово Господне.

Лилли улыбнулась.

– Должна сказать, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Он кажется искренним… честным. Вроде бы. Но зуб дать не могу.

– Понимаю, – кивнул Келвин. – Лилли, я доверяю твоему чутью. Пока что оно тебя не подводило. Как и всех нас.

Лилли смущенно опустила глаза.

– Спасибо за такие слова, Келвин.

Келвин прикусил губу.

– И сколько еще раз мне сказать, чтобы ты назвала меня Келом?

– Прости… Кел.

Лилли посмотрела на него, мечтая прикоснуться к легкой тени щетины на его волевом подбородке. Вдруг он подошел и присел на краешек стола рядом с ней, и в животе у Лилли запорхали бабочки. Теперь она чувствовала его неповторимый запах мыла, «Джуси Фрута» и «Олд Спайса». И как только ему удавалось пахнуть так приятно в эти безумные времена? От большинства людей разило псиной и засохшей мочой, но этот парень пах так, словно вечно собирался на свидание.

– Скажу честно, – уже более мягко произнес он, – последние двадцать четыре часа я тоже не был спокоен как удав.

Лилли повернулась к нему.

– Ты тоже обо мне беспокоился?

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Ты ведь меня знаешь. Я вечно жду неприятностей.

Вдруг с другого конца стола раздался звук, который привлек их внимание. Томми Дюпре пошевелился во сне и тихонько кашлянул. Келвин прикрыл ладонью рот и многозначительно взглянул на Лилли, всем своим видом говоря «Ой!». Лилли приложила палец к губам и попыталась подавить смешок. Они спрыгнули со стола и на цыпочках пошли к выходу, изображая двух бандитов, которые крадутся под покровом ночью по банку, стараясь не активировать сигнализацию и не попасться охранникам.

Они выскользнули за дверь и оказались в темном, заставленном мебелью коридоре. Единственная тусклая лампа горела в самом его конце, удлиняя тени и едва освещая пол, забросанный гильзами, мотками веревки и комьями засохшей грязи. Батареи были закрыты пластиковыми чехлами, а из проходящих под потолком труб до сих пор капала мутная вода, собравшаяся там много месяцев назад.

Келвин и Лилли встали возле стены, лицом друг к другу, глядя друг другу в глаза. Келвин легонько прикоснулся к подбородку Лилли, очарованный изящной формой ее лица.

– Я и правда беспокоился о тебе, – улыбнувшись, сказал он. – Признаюсь даже… я по тебе скучал.

Все вдруг изменилось так резко, словно кто-то нажал на кнопку. Келвин посмотрел на Лилли, и его улыбка померкла. Лилли ответила на его взгляд, и с ее губ тоже исчезла улыбка. Они смотрели друг на друга целую вечность, и мимо то и дело пролетали капли, которые со стуком падали на пол как раз между ними, но никто из них этого не замечал. Лилли чувствовала, как внутри ее волной нарастает тепло, как она выпрямляется, как по коже пробегают мурашки. Она едва расслышала голос Келвина, когда он сказал:

– Может, нам пойти куда-нибудь и…

Она подалась вперед и накрыла губами его губы, и он, похоже, нисколько не удивился этому и лишь прижал ее к себе и ответил на поцелуй.

Этот поцелуй продлился несколько секунд и состоял из нескольких этапов, которые сменяли друг друга: сначала Лилли раскрыла губы и страстно впилась языком в рот Келвина, а он немедленно ответил ей тем же, и их объятия стали крепче – вместо того чтобы отчаянно обвивать друг друга руками, они принялись ласкать друг друга, гладить, притягивать все ближе и ближе, безумно, неудержимо, как будто все преграды между ними вдруг пали. Внутри их словно завелся мощный двигатель. Келвин сжал груди Лилли, накрыл ладонями ее твердеющие соски, и она приглушенно застонала, прижавшись к его паху, который уже двинулся вперед, и они перешли на второй этап – она толкнула его к стене, он задвигал бедрами, не снимая одежды, и от этого им стало только жарче. Вода капала им на голову и на плечи, пока они извивались друг у друга в объятиях и их поцелуй превращался в неистовый борцовский захват. Этот поцелуй был так жесток и так безудержен, что на губах у обоих теплыми каплями выступила кровь, и Лилли чувствовала ее привкус – соленый, металлический, расходящийся по языку, – и он лишь сильнее распалял ее страсть. Оторвавшись от губ Келвина, Лилли укусила его в шею, ощутила вкус его плоти, и практически невольно, словно сорвавшись с обрыва, они перешли на третий этап. Он начался в тот момент, когда руки Келвина скользнули вниз, рванули ремень, быстро расстегнули ширинку, развели бедра Лилли, спустили с нее штаны, развернули ее спиной к стене – и он вошел в нее, толкаясь снова и снова, пока Лилли ритмично испускала тихие стоны и отдавалась во власть желания, которое одурманивало их. Они промокли до нитки, и на краткий, удивительный миг, пронизанный электрической энергией, Лилли полностью растворилась в наслаждении, забыв саму себя, забыв, где она и с кем. И не было больше ни эпидемии, ни смерти, ни страдания, ни пространства, ни времени, ни физических законов Вселенной, лишь наслаждение… благословенное, священное, очищающее наслаждение.

С первыми лучами солнца Лилли проснулась от холода на полу коридора. Келвин спал рядом, нахмурив лоб от кошмара; поверх них было небрежно наброшено тонкое одеяло. Сквозь заколоченное окно пробивалась узкая полоска света. Поясница Лилли прилипла к жесткому и влажному полу. На мгновение она почувствовала себя куском мусора – во многих и многих смыслах, – а затем с трудом поднялась и села, потирая глаза и разминая затекшую шею. Келвин пошевелился. Он моргнул и прочистил горло, медленно просыпаясь, но вдруг резко сел.

– О… Ого… – пробормотал он, наклоняя голову попеременно то в одну, то в другую сторону и смотря на свои брюки, которые так и остались спущенными до щиколоток. – О боже… Прошу прощения. Извини.

– Давай не будем придавать этому значения, – сказала Лилли, натягивая на себя одежду и пытаясь прогнать изо рта вкус свернувшейся крови и сна. – Это просто случилось. Вот и все. Ты все тот же прекрасный человек, каким ты был до прошлой ночи. Дело закрыто.

Келвин посмотрел на нее, еще несколько раз моргнул и попытался осознать ее слова.

– Дело закрыто? Это значит, что…

– Это ничего не значит… Не знаю, я не очень понимаю, что говорю, у меня мысли путаются, – она запустила пальцы в волосы и сглотнула горькую слюну. – Томми еще там?

Келвин поднялся на ноги, пересек коридор и заглянул в кафетерий через узкое окошко в двери.

– Спит как убитый. – Келвин повернулся к Лилли, нервно потирая руки. – Боже, надеюсь, он ничего не слышал накануне.