Франческа Хейг - Огненная проповедь
– Нас привели на встречу с Пайпером.
Мужчина усмехнулся. Я увидела, какой он молодой, возможно, моего возраста или чуть старше.
– Пайпер занятой человек. Почему он должен с вами встречаться?
Высокий, даже выше, чем Оуэн, он был без левой руки, а правая, сильная и крепкая, покоилась на рукояти меча. Левый рукав он предпочел отрезать и зашить у плеча, хотя многие оставляют, точно это является в своем роде заменой отсутствующей руке. В его движениях угадывались ловкость и сила стражника, какую редко встретишь у Омег на материке.
– Я хочу кое-что рассказать ему. Думаю, что это важно. И нам бы хотелось остаться здесь, по крайней мере, на время.
– А почему он должен выслушивать вас? Или верить в новости, что вы принесли?
Он немного шагнул вперед, продолжая улыбаться. Кип шагнул ему навстречу, прижав руку к бедру, как делали стражники, хотя у него, безоружного, это был просто жест.
– Мы будем отвечать Пайперу, а не тебе. Он приказал привести нас сюда.
Улыбка мужчины стала шире.
– Верно, приказал. Но вы можете все-таки ответить и мне. – Он присел на низкий столик у двери, на котором стояла доска с шашками и две кружки пива. – Садитесь и расскажите мне то, что собираетесь рассказать ему.
Он отпустил второго стражника простым кивком головы. Тот слегка поклонился и вышел за дверь. Мы остановились в нерешительности между дверью и помостом.
Он взглянул на пустое кресло.
– Чудно́е, не так ли? Боюсь, моего предшественника больше тянуло к величию, чем меня. Эти уродливые гобелены – тоже его прихоть. Я – Пайпер.
Я взглянула на него, одетого в такой же синий мундир, какой носили другие стражники.
– А униформа?
– Я – стражник, как и все другие в нашей гвардии. Разница лишь в том, что у меня больше полномочий. Мой долг стоять на страже ради нас всех, ради Острова.
Мы подошли поближе. Он откинулся назад и толкнул ко мне ногой стул. Сзади на поясе у него висели небольшие метательные ножи – они позвякивали при малейшем движении.
– Я думала, вы старше. Судя по тому, как они говорили о вас.
Я снова оглядела его. Он, смуглый, с крупным ртом, никогда мне прежде не являлся ни в снах, ни в видениях. Все его манеры излучали уверенность, что, по моему представлению, совершенно не вязалось с клеймом на лбу. И это выражалось не только в округлости щек, тогда как у большинства Омег на материке лица были настолько худые, что, казалось, кожа обтягивала голый череп. Это читалось и в том, как он сидел: привалившись к спинке кресла, широко расставив ноги и чуть откинув голову назад. На материке Омеги приучены занимать как можно меньше места. По широким дорогам, близ торговых городов, мы идем, низко опустив голову, прижимаясь к обочине и стараясь избежать пинков и насмешек Альф, проезжающих мимо верхом. Когда солдаты Совета сопровождали сборщиков податей в поселения, мы молча становились в очередь и отдавали всё, что они требовали, боясь встретиться взглядом с солдатами и получить удар хлыстом. Но здесь в этой просторной комнате Пайпер сидел вольно, как хозяин. Вроде это совсем мелочь – всего лишь то, как он держится. И в то же время это впечатляло, как и сам Остров. Унизительное существование, которое мы вели на материке, казалось постыдным, когда я смотрела на этого человека с гордой посадкой головы и широкой улыбкой, от которой в уголках глаз лучились морщинки. Даже его тело, такое сильное и крепкое, выглядело как дерзкий вызов. На материке нам постоянно повторяли о том, что мы убоги, уродливы и никчемны. Поэтому красота Пайпера доставляла удовольствие: его рука, мускулистая, как плетеная булка хлеба, гладкая кожа, широко посаженные, яркие глаза, их оценивающий взгляд. Непринужденность его движений поразила бы любого из Альф. В Омеге такую стать, такую легкость сочли бы чем-то из ряда вон. И если большинство Омег отращивали челку, чтоб скрыть свою метку, то густые черные волосы Пайпера были коротко острижены, беззастенчиво обнажая клеймо, которое он носил точно флаг. Вдруг вспомнилось, как я изучала собственное клеймо, когда его только выжгли, и повторяла себе словно мантру смирения: вот кто я есть. Но Пайпер будто нарочно, с вызовом, выставлял его напоказ.
– Я не встречаюсь со всеми новыми прибывшими, – сказал он. – Просто не могу – у нас их так много сейчас. Но их на Остров привозят. Вы – первые, кто сам нашел дорогу. И это меня встревожило.
– Привозят сюда? Но как? Должно быть, это очень непросто.
– Это еще слабо сказано. Но нам необходимы новые люди – Остров Омег не может сам поддерживать популяцию. У нас есть сеть контактов на материке. Люди нас ищут. И если мы решим, что им можно доверять, то забираем их на корабль и отвозим сюда. Иногда, если удается всё устроить без риска, мы приходим в города Альф и забираем детей Омег, которым еще не успели поставить клеймо. Альфы называют это налетами, но я предпочитаю использовать другой термин. Мы называем это спасением.
– Вы отнимаете их от родителей?
Пайпер вскинул брови.
– Ты говоришь о родителях, которые клеймят их? Которые прогоняют своих детей к другим изгоям, чтобы те с трудом перебивались на клочке земли, что не подошел Альфам для фермерства? Это вот они родители?
Он подался вперед, став вдруг совершенно серьезным.
– Хотя вы двое могли бы такое спросить. С вами ведь всё иначе происходило.
Мы с Кипом переглянулись. Я заговорила первой.
– Думаешь, мне было легче? Меня изгнали немного позже, чем остальных, но все же изгнали. И я видела налеты. Может, те организовали и не вы, но я знаю, как это ужасно, когда приходят за тобой, когда тебя забирают.
– Ты не согласна с нашими методами. У нас еще будет время поговорить об этом. Но сейчас я хочу узнать твою историю. И твою, – добавил он, повернувшись к Кипу. – Смотри, – он дотянулся до меня через маленький стол, одним пальцем приподнял волосы со лба и провел по клейму. – Можешь говорить что угодно о том, как ты понимаешь тяжкую участь Омег, но с тобой всё иначе. Клеймо делается младенцам, в крайнем случае до двух лет. Но твой шрам едва растянулся и почти не стал бледнее. Тебе, должно быть, сделали его почти взрослой.
Я убрала его руку со лба, но он продолжал смотреть на меня.
– Мне было тринадцать, когда меня изгнали.
Он снова улыбнулся.
– Тринадцать? Я слышал, что провидцы скрывают свою натуру какое-то время, даже порой и несколько лет, но впервые вижу, чтобы это длилось так долго. Что ж, неплохо: девочка, которая всех одурачила.
– Не всех, – вздохнула я, подумав о Заке и его подозрительности.
Пайпер внезапно повернулся к Кипу.
– А тебе как это удалось?
– Удалось что?
Пайпер на этот раз коснулся клейма Кипа.
– Так долго избегать клеймения. Ты не провидец. Таким, как мы с тобой, немного труднее скрывать свою сущность. – Он заговорщически пожал левым плечом, глядя на пустой рукав Кипа. – Поэтому мне очень интересно, как ты сумел увиливать от этого полжизни?
Я тронула свое клеймо, Кип сделал то же самое. Я повернулась к нему и издала полустон, полусмех.
– Всё это время, – воскликнула я, – каждую ночь мы пытались найти какой-нибудь ключ к твоему прошлому. А он посреди лба! Вот мы идиоты!
– Говори за себя. Это ведь ты на меня смотрела.
Несмотря на шутливый тон, он продолжал беспокойно трогать лоб. Мне вдруг подумалось, помнил ли он ту ночь, вскоре после нашего побега из Виндхэма, когда я проснулась, обезумев от кошмарного сна, в котором мне привиделась Исповедница. Тогда он обнял меня. «Все хорошо, тише, все хорошо», – сказал он, и я прижалась лбом к его лбу. Я до сих пор помню это ощущение – точное совпадение наших шрамов. Один и тот же размер.
– Это не так уж много, – промолвил Кип, – но это ведь необычно, да? Значит, мы можем сами что-нибудь разгадать. Может, они…
– Похоже, ты знаешь о своем прошлом не больше, чем я, – прервал его Пайпер. – А может, и меньше.
Кип встретился с ним взглядом.
– Мое прошлое началось несколько месяцев назад, когда я увидел Касс.
Пайпер хмыкнул, но Кип продолжил:
– Это не лирика. Буквально с того момента и начались мои воспоминания. До этого – ничего, кроме нескольких обрывочных фрагментов о резервуарах.
Мы довольно долго рассказывали ему: о Камерах Сохранения, о помещении с резервуарами, о нашем путешествии. Мне хотелось поведать как можно больше о том, что я видела, но также одолевали и сомнения, насколько стоит быть откровенной о своем прошлом. Мы с Кипом рассказывали наперебой, но едва разговор приближался к раскрытию личности моего брата, оба тут же замолкали. В конце концов я обошлась без упоминания о Заке, но в остальном ничего не утаила. Пайпер попросил нарисовать карты, схемы, расположение помещений, оборудование, свет в камере, маршрут, по которому мы шли после побега. Я беспокоилась, что Кип будет чувствовать себя неловко, когда стала описывать трубки и баки в зале с резервуарами, но его, казалось, охватило воодушевление от возможности поведать кому-нибудь свою историю, и он лишь кивал в знак подтверждения, когда я описывала разные детали.
