Кит Де Кандидо - Сонная Лощина. Дети революции
– Будь по-твоему, – усмехнулся Байео. – Ну ладно, у меня сейчас семинар. Ты бы не могла встретиться в два с мистером Альваресом? По-моему, у него есть вопросы.
– Думаю, да, – подмигнула Дженни. – Но у меня в половине третьего занятия с Мирой, так что пусть Хорхе не опаздывает как обычно.
Байео покачал головой.
– Я и забыл, что ты репетируешь нашу мисс Джонсон. Напомни, что у нее на сей раз?
Настала очередь Дженни закатывать глаза. Байео – классный преподаватель, блестящий археолог и понимающий наставник, но детали повседневной жизни постоянно ускользают от него. Вот почему ему совершенно необходим ассистент.
– Мира у нас на стипендии, и еще она сирота.
– И?
Да уж, детали от него ускользают.
– Мы с сестрой тоже росли у приемных родителей. Такая жизнь выматывает, отнимает силы, но Мира не дала сломить себя.
– Ты вроде тоже не дала себя сломить, – пожал плечами Байео. – И разве сестра у тебя не в полиции служит? Глядя на вас троих, таких успешных, я сомневаюсь, что быть сиротой – это так уж ущербно для жизни. Как бы там ни было, я не сомневаюсь, что мистер Альварес опоздает, но и жалобы его, как мне кажется, значения тоже особого не имеют. – Закрыв портфель, он направился к двери. – Увидимся вечером, на приеме у доктора Гастингса.
– Да, конечно, – пробормотала Дженни. Вот ведь… про Миру он совершенно не помнит, зато про дурацкий прием у коллеги напомнить не забыл. А она-то надеялась, что хоть в этом его забывчивость сыграет ей на руку.
Дженни ведь совершенно нечего надеть. Единственное приличное платье лежит в куче прочего белья на полу в ванной – дожидаясь, пока хозяйка скопит денег и отнесет все это дело в химчистку.
Собирая книги и пакуя ноутбук, Дженни поняла, что придется звонить Эбби – а после постараться влезть в тесное платьице старшей сестры.
Пока же Дженни приготовилась к занятиям с Мирой – она такая умница, в отличие от Хорхе. Байео потому и сбагрил его Дженни, что он – ходячий генератор отмазок, а этого качества Байео в людях терпеть не может. Хорхе придет и вывалит на Дженни поток жалоб: профессор Байео такой-сякой, несправедливый!..
Дженни нравилось работать ассистентом Байео. Он высокий, красноречивый, умный и привлекательный. Ни дать ни взять африканский принц. Слушать его – одно удовольствие, как и Крейна…
Дженни удивленно моргнула. Какой еще Крейн?
Дженни вдруг вспомнила дылду в старинном пальто…
…на пороге палаты 49 психиатрической лечебницы в Тарритауне, ее ненавистного как-бы-дома. Дженни ненавидит больницу, но продолжает сюда возвращаться. Знает, что внешний мир опасен – опасен для нее. И она для него тоже опасна.
– Спасибо, что согласились на встречу, мисс Миллс, – говорит Крейн, будто сошедший с экрана персонаж «Аббатства Даунтон».
– Любопытство взяло свое, – отвечает Дженни. Она цепляется за любую возможность разнообразить ежедневную рутину, а высокий англичанин, похожий на участника исторической реконструкции, определенно стоит того. – И потом, мне тут скучно. Ты кто? Новый дружок Эбби?
– Мы с ней хорошо ладим, но подозреваю, что вы намекаете на нечто иное.
А этот парень ей определенно нравится. Намного больше последнего приятеля Эбби, которого Дженни видела несколько лет назад, то есть он, технически, даже не был последним.
– Как тебя зовут? – спрашивает Дженни. – Высокий брюнет в старинной одежде?
– Икабод Крейн.
О, это слишком уж хорошо. Дженни и впрямь будто оказалась в каком-нибудь сериале.
– Как тебя называют друзья? Ики?
– Если только не хотят оставаться таковыми.
Впечатленная, Дженни произносит:
– У тебя еще и чувство юмора есть.
– Я видел демона, – произносит он, убив ее наповал, – которого видели в лесу вы с сестрой, когда еще были детьми.
Дженни ошарашена. Этого не может быть. Незнакомец приходит к ней и говорит, что верит ее рассказу – абсурдному рассказу, которому не верит больше никто, даже Эбби, приходившая сюда и… …этого не было!
– Это все обман!
Люди во дворе обернулись на нее.
Мотнув головой, Дженни ускорила шаг. Она направлялась к кафедре археологии.
– Я не сумасшедшая, – пробормотала она себе под нос. Этот мир, в котором сестра ее предала, в котором приходил британец из времен Американской революции, в котором реальны демоны, в котором ей помогал Корбин, где она тренировалась с Ткачами – это же бред, тот мир нереален. Нереален, потому что Дженни счастлива здесь, пишет диссертацию. Она – не та безумица, проведшая лучшие годы своей жизни в психушке. Настоящая она – здесь. В этом мире.
В ненастоящем мире.
Дженни закричала…
* * *Меньше всего Крейна радовала перспектива пустить себе кровь.
Он стоял у полицейского транспорта, держа в одной руке заслуженную награду, Крест Конгресса, а в другой – небольшой нож. В настоящий момент он смиренно ожидал сигнала, неуверенный даже, дома ли у себя мисс Наджент. Не хотелось бы зря творить контрзаклинание, если темный ритуал ведьма решила провести в другом месте.
Однако, получив сигнал, Крейн должен будет напрячь свои скудные способности к магии и рассечь собственную плоть, окропить кровью крест. Крейн, как никто другой, понимал силу магии крови: когда смешалась его кровь и кровь Смерти, его судьба и судьба Всадника переплелись. Откровение же о том, что Всадник Смерти – это его старый друг Абрахам ван Брант, сделало связь еще тяжелее, ужасней, ведь Крейн с ван Брантом и так были за малым не кровными братьями. Пока между ними не встала любовь Катрины и Крейна.
Потом был голем, защитник, подаренный их сыну Катриной. Игрушка превратилась в свирепое чудовище, убить которое можно было лишь при помощи крови самого мальчика. Впрочем, сгодилась и кровь Крейна, родителя.
И вот теперь это: если верить предсмертным словам Уайткомба-Сирса, кровь Крейна многократно усилит действие креста. Мисс Наджент собиралась употребить для ритуала кровь покойного библиотекаря, однако ее свойства слабее. Еще бы, минуло столько поколений. В кои-то веки пригодилось то, что Крейн – человек из прошлого.
Краем глаза он заметил, как озарились изнутри окна дома мисс Наджент. Наружу пробились зловещие сполохи, каких не даст ни свеча, ни лампы из этой эпохи.
Творилось заклинание.
Морщась от боли, кинжалом Крейн полоснул себя по левой ладони и подставил крест под стекающие из раны капли.
Он начал было цитировать заученное и отрепетированное еще в арсенале заклинание, но тут его отвлекли…
…маленькие дети, что носились у пристани в Нью-Йоркской бухте. Вот один постреленок врезался Крейну в ногу, и тот пошатнулся.
Благо, рядом был Джереми.
– Ты как, отец? – спросил он, помогая Крейну восстановить равновесие.
Убрав со лба седую прядку, Крейн взглянул на возмужавшего сына.
– Спасибо, Джереми, все хорошо.
Мальчик, что врезался в Крейна, уже исчез в толпе, дожидавшейся, пока пришвартуют прибывший утром из Англии корабль и пассажиры сойдут на пирс.
– Какой же здесь… беспорядок, отец, – неодобрительно заметил Джереми.
– Возможно, – улыбнулся Крейн, – но таковы все порты мира.
– Как хорошо, что мы живем не здесь, и еще больше я рад, что отправляюсь в Оксфорд!
Улыбка на лице Крейна чуть угасла, однако отказать сыну в такой возможности он не мог.
Последние семнадцать лет судьба была добра к нему и к его семье. В 1783 году колонисты победили, их независимость, о которой они объявили семью годами ранее, наконец признали. В 1788-м генерала Вашингтона избрали президентом новообразованных Соединенных Штатов, а в 1792 году он пошел на второй срок.
В преддверии выборов 1796-го произошло нечто, что показало истинный облик грядущего: президент Вашингтон решил не баллотироваться на пост главы государства, и президентом избрали Джона Адамса, прежнего вице-президента. Четвертого марта 1797 года Вашингтон одним своим поступком пошатнул устои мира: добровольно отказался от власти в пользу другого человека. Обыкновенно бразды правления передавались преемнику, если государь болен, мертв или же когда свершается переворот. Однако Адамс получил пост Вашингтона совершенно бескровно.
И вот на пороге нового столетия пришло письмо от отца.
По правде же, получил письмо даже не Крейн, от которого отец отрекся еще четверть века назад, когда он переметнулся на сторону поднявших мятеж против короля Георга колонистов. Хотя в послании – пришедшем три месяца назад – и подтверждался факт отречения, однако само оно адресовалось Джереми. Заверялось в нем и то, что Джереми, буде у него возникнет на то желание, ждет место в Оксфорде. В доле наследства ему также не было отказано.
