Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы
Он отошел в сторону на шаг и изысканно поклонился, жестом указав на камин.
Джейми помедлил, но все же осторожно встал на небольшой многоцветный ковер. К нему подошел Грей и встал, раздувая ноздри. Вблизи он еще больше напоминал девушку – и изяществом сложения, и светлой кожей. Затем майор положил руку на рукав заключенного и потрясенно распахнул глаза с длинными ресницами.
– Да вы же промокли до нитки!
– Конечно, – насмешливо согласился Джейми.
Он продрог как собака, и его бил озноб, невзирая на то, что он стоял возле камина.
– Почему?
– Почему? – удивился Джейми. – Ну, вероятно, потому, что прежде, чем бросить в ледяной карцер, вы приказали охране облить меня водой.
– Я? Я не отдавал никакого подобного приказа! – Майор побледнел от гнева и сердито поджал губы; похоже, он не лгал. – Это самоуправство, и я приношу свои извинения, мистер Фрэзер.
– Извинения приняты, майор.
От платья Джейми стали подниматься тонкие струйки пара, сквозь мокрую ткань к телу пробиралось тепло. У него болели все мускулы. Его стало одолевать желание улечься на ковер возле камина – и неважно, что как собака.
– Связан ли ваш побег с тем, что вы узнали в «Липе»?
Фрэзер молчал. Волосы, спадавшие на его лицо, почти высохли.
– Можете ли вы поклясться, что ваш побег не имел никакого отношения к тому делу?
Джейми молчал. Отвечать не имело никакого смысла. Сложив руки за спину, Грей мотался туда-сюда между ним и камином. Останавливался перед ним, грозно смотрел и опять начинал ходить вперед-назад. Наконец майор замер и официальным тоном спросил Джейми:
– Мистер Фрэзер, еще раз спрашиваю вас: почему вы сбежали из тюрьмы?
Джейми вздохнул. Хорошо было бы погреться еще, да, похоже, не получится.
– Не могу вам сказать, майор.
– Так не можете или не хотите? – холодно поинтересовался собеседник.
– Какое вам до этого дело, майор, если ответа вы все равно не дождетесь?
Он прикрыл глаза и стал стараться согреться как можно лучше, прежде чем придет страж и уведет его назад.
Грей растерялся: он не понимал, что говорить и что делать. «Упрямый – это еще очень слабое выражение», – сказал когда-то полковник Кварри. И не соврал.
Майор тяжко вздохнул и задумался. Ко всему прочему, ему стало стыдно: неуместные зверства солдат вызвали в его памяти и собственные мстительные фантазии, которые возникли, когда он узнал, что Джеймс Фрэзер находится в его власти. Сейчас он мог назначить беглецу любое наказание, предусмотренное уставом тюрьмы: заковать в цепи, выпороть, посадить в карцер, уменьшить паек… Однако добраться к французскому золоту ни одно из них ему не поможет.
Похоже, золото и вправду есть, во всяком случае, на это все указывает. Что, кроме веры в существование клада, могло подвигнуть Фрэзера на попытку побега?
Грей окинул узника взглядом. Фрэзер закрыл глаза и сурово сжал губы. Твердые линии его большого, хорошо очерченного рта несколько смягчали чувственные губы в обрамлении рыжей бороды.
Майор изо всех сил пытался изобрести какой-нибудь новый путь преодоления упрямства шотландца. Было совершенно очевидно, что применение силы не приведет ни к чему, кроме вреда, к тому же Грей не желал поддерживать постыдный произвол своих подчиненных и идти на жестокость.
Стоявшие на каминной полке часы пробили десять. Уже поздно. Стоявшая в тюрьме тишина нарушалась лишь шагами караульных, время от времени обходивших внутренний двор.
Сила и угрозы не позволят ему выяснить правду. Увы, но к французскому золоту он, майор Джон Грей, может попасть лишь одним путем. Ему придется презреть личные обстоятельства и применить совет Кварри: сблизиться с Фрэзером, завоевать его доверие – и тогда, подобраться к разгадке тайны золота.
«Если оно вообще существует», – напомнил он себе, обернулся к арестанту и, глубоко вздохнув, официально заявил:
– Мистер Фрэзер, соблаговолите оказать мне честь и пожаловать завтра ко мне в покои на ужин?
От того, что невозмутимость шотландского мерзавца удалось поколебать, Грей почувствовал мимолетную сильную радость: темно-голубые глаза Джейми Фрэзера широко раскрылись, однако в следующее же мгновение его лицо обрело то же непроницаемое выражение. Уже через мгновение он собрался и, чопорно поклонившись, так, словно был одет в килт и плед, а не во влажные тряпки, произнес в ответ:
– Господин майор, я благодарен вам за любезное приглашение, которое принимаю с большим удовольствием.
7 марта 1755 года охранник привел Фрэзера в гостиную с накрытым столом и оставил там одного. Несколькими минутами позже в гостиную из спальни вышел майор Грей: его гость обосновался возле книжного шкафа, с интересом изучая томик «Новой Элоизы».
– Вы увлекаетесь французскими романами? – удивленно ляпнул Грей, запоздало понявший, что его недоверчивый вопрос оскорбителен.
Фрэзер отложил и захлопнул книгу и с демонстративной осторожностью поставил на прежнее место.
– Я умею читать, майор.
Узник побрился, и легкий румянец, вспыхнувший на его высоких скулах, больше не прятался за рыжей бородой.
– Я… конечно, я не хотел сказать… я просто…
Грей покраснел еще сильнее Фрэзера. Он ведь знал, что имеет дело с образованным человеком, и допустил оплошность только из-за того, что неосознанно не связывал шотландский акцент и обноски с французской литературой.
Но если лохмотья узника были ужасны, того же нельзя было заметить о его манерах. Не обращая никакого внимания на путаные извинения Грея, Джейми повернулся к полкам.
– Я пересказывал эту книгу товарищам по камере, но поскольку сам читал ее довольно давно, вздумал припомнить финал, последовательность изложенных в нем событий.
– Понятно.
К счастью, Грей оборвал себя и не поинтересовался, поняли ли эти товарищи хоть что-нибудь. Впрочем, Фрэзер понял все по его лицу, потому что сухо произнес:
– Господин майор, читать учат всех детей в Шотландии. Однако у нас в Хайленде распространена и традиция устных рассказов.
– А-а. Понятно.
Появившийся слуга принес поднос с ужином, чем избавил начальника тюрьмы от дальнейших конфузов. Трапеза прошла вполне мирно, хотя говорили собеседники мало и в основном о тюремных делах.
Перед следующим подобным ужином Грей распорядился поставить у камина шахматный столик и пригласил Фрэзера сыграть с ним партию. В голубых глазах Джейми мелькнуло удивление, но он согласно кивнул.
Впоследствии Грей пришел к выводу, что это была чрезвычайно удачная затея. Избавленные от необходимости беседовать друг с другом и проявлять любезность, они постепенно привыкали к обществу соперника и молча сидели за инкрустированной доской из слоновой кости и черного дерева и понимали, чего тот стоит, по тому, как противник двигает шахматные фигуры.
После игры они перешли за стол с ужином уже не такими чужими людьми и беседовали, пусть, как и прежде, с опаской и официально, но уже по-настоящему, а не делали вид, что разговаривают, как в первый раз. Они обсудили тюремные новости, поговорили о книгах и церемонно попрощались хоть и с соблюдением всего возможного политеса, но явно довольные встречей. О золоте Грей не заговаривал.
Такие еженедельные ужины стали традиционными. Грей стремился обеспечить обстановку непринужденности: он надеялся, что Фрэзер расслабится и случайно скажет что-то, способствующее разгадке тайны французского золота. Впрочем, пока что особых результатов майор не достиг: как только он заикался о чем-то, что происходило с Фрэзером, когда тот на три дня покидал крепость, шотландец замолкал, и Грей, боявшийся давить, тут же менял тему разговора.
Поедая баранину с отварной картошкой, Джон Грей всеми силами пытался перевести разговор со своим удивительным гостем о Франции и о ее политике, поскольку надеялся найти таким образом связь между Фрэзером и предполагаемым источником золота.
При этом, к собственному (весьма немалому) изумлению, Грей узнал, что Фрэзер два года провел во Франции, где занимался торговлей вином, и было это до мятежа Стюарта.
Время от времени шотландец кидал на хозяина острые взгляды, из которых можно было понять, что он угадывает намерения последнего, но при этом вел он себя безукоризненно, беседовал весьма учтиво и старательно избегал личных тем, сводя разговор к литературе, искусству и политике.
Грей некоторое время пробыл в Париже и сейчас поймал себя на мысли, что этот разговор интересен ему сам по себе, а не только ради попыток прозондировать французские связи Фрэзера.
– А скажите-ка, мистер Фрэзер, удавалось ли вам в Париже ознакомиться с драматическими произведениями месье Вольтера?
Шотландец улыбнулся.
– О да, майор. Больше вам скажу: я имел честь не раз принимать господина Аруэ, Вольтер – это его nom de plume, псевдоним, у себя дома.
– Что вы говорите? – удивился Грей. – И каковы же ваши впечатления от этих встреч? В самом деле ли он так же велик в жизни, как и в книгах, что вышли из-под его блестящего пера?
