Терри Пратчетт - Держи марку!
– Ох и повздорим мы, когда закончим тут со всем, – прошептал он. – Прошу прощения, сэр. Просто отправьте письмо. Я верю в вас, сэр!
Он отошел в сторону.
Во мраке мешка на голове, ошалевший, окровавленный, Мокриц шаркающим шагом двинулся вперед, вытянув перед собой руки.
Он уперся ладонями в дверь и стал шарить по ней в тщетных поисках отверстия. В конце концов он нащупал его в футе от земли.
Так, спокойно, суй уже туда треклятое письмо, и покончим с этим цирком раз и навсегда. Но они не играли в игры. Это мероприятие было не из тех, где старине Гарри нужно просто произнести правильные слова, чтобы стать очередным членом Почетного Ордена Диванных Набивок. Здесь все воспринимали происходящее всерьез.
Но ему всего-то и нужно было просунуть письмо в щелку, так? Что тут может быть сложного… стоп, секунду… вроде у одного из тех стариков, что вели его сюда, на руке не хватало кончиков пальцев…
И вот тут Мокриц рассердился. Он даже забыл о боли в челюсти. Он не обязан все это делать! Уж по крайней мере, он не обязан делать все именно так. Все могло бы кончиться для него гораздо хуже, да только эти старикантес идиотес ему и в подметки не годились!
Мокриц выпрямился во весь рост, проглотив стон, и стянул с головы колпак. Все вокруг него было погружено во тьму, но ее разбавлял свет из дверей и десятка затемненных фонарей.
– Эй, гляньте, он снял мешок! – выкрикнул кто-то.
– Непроштемпелеванный Человек может оставаться во мраке, – произнес Мокриц, – но Почтальон выбирает Свет.
С интонацией он попал в точку. Интонация – залог успеха тысяч афер. Твой голос должен звучать идеально, так, как будто ты знаешь, что делаешь, как будто ты контролируешь ситуацию. И несмотря на то, что сказал он чепуху, это была убедительная чепуха.
В темноте дверца фонаря приоткрылась чуть шире, и жалобный голос произнес:
– Не-а, не вижу я ничего такого в книге, где там такое сказано?
А еще нужно действовать быстро. Мокриц обмотал колпаком руку и поднял крышку почтового ящика. Другой рукой он наугад вытянул из сумки письмо, щелчком отправил его в отверствие и стащил свою импровизированную перчатку. Она была изодрана, будто по ней прошлись лезвия.
– Почтальоны, какова ваша Третья Заповедь? – торжественно вскрикнул Грош. – Все вместе, ребята: Какого черта! Не крышки, а ножи какие-то!
Ответом было упрямое молчание.
– На нем таки не было мешка, – проворчал некто в мантии.
– Очень даже был! На руке! Ну-ка, и где же сказано, что так нельзя делать? – закричал Грош. – Говорил я вам! Он тот Избранный, которого мы так долго ждали!
– Он еще не прошел последнее испытание, – сказал Достопочтенный Мастер.
– Какое такое последнее испытание, а, Джордж Агги? Письмо он доставил! – возразил Грош. – Лорд Витинари назначил его почтмейстером, и теперь он прошел Тропой!
– Витинари! Он здесь всего ничего! Кто он такой, чтобы распоряжаться, кому быть почтмейстером? Был ли его отец почтальоном? Нет! А дед его? Ты только посмотри, кого он сюда присылает! Ты сам говорил, что они скользкие жуки без капли почтовых чернил в крови!
– Я все же думаю, этот… – начал было Грош.
– Пусть пройдет последнее испытание, – отрезал Достопочтенный Мастер. – Ты знаешь, какое.
– Но это ж смертоубийство! – сказал Грош. – Нельзя же…
– Я повторять не буду, Толли, мальчик мой, так что заткнись! Ну что, господин почтмейстер? Готов ли ты принять величайшее испытание, которое подстерегает почтальона? Готов ли ты сразиться… – он сделал паузу для пущего эффекта и на тот случай, если вдруг раздастся зловещая музыка, – с Врагом-у-Ворот?
– Сразиться и победить, если вы настаиваете! – ответил Мокриц. Этот увалень уже назвал его почтмейстером – сработало же! Говори так, как будто ты здесь главный, и все в это поверят! Да, и «победить» тоже было неплохим штрихом.
– Настаиваем! Еще как настаиваем! – наперебой заголосили почтальоны в мантиях.
Грош, в темноте походивший на бородатую тень, взял Мокрица за руку и, к его вящему изумлению, пожал ее.
– Вот за это прошу прощения, господин фон Липвиг, – сказал он. – Не ожидал, вот уж не ожидал. Жульничают они. Но вы справитесь. Главное, доверьтесь старшему почтальону Грошу, вашеблагородь.
Он убрал руку, и Мокриц почувствовал что-то маленькое и холодное в своей ладони. Он сжал кулак. Не ожидал, говоришь?
– Хорошо, почтмейстер, – сказал Достопочтенный Мастер. – Это испытание простое. Все, что от тебя лично требуется, – это стоять на своих двоих на этом самом месте ровно через одну минуту, задача ясна? Ребята, разбегаемся!
Послышался топот ног и шорох одеяний, и где-то вдали хлопнула дверь. Мокриц остался стоять в тишине, темноте и голубиной вони.
Что это могло быть за испытание? Он попытался припомнить весь текст надписи на входе. Тролли? Драконы? Нечто зеленое и зубастое? Он разжал кулак и посмотрел, что передал ему Грош.
Что-то подозрительно похожее на свисток.
Где-то во тьме открылась и захлопнулась дверь. Сразу за этим послышался отдаленный топот лап.
Собаки.
Мокриц развернулся, пересек зал и вскочил на постамент. Для большой собаки это не преграда, но с такой высоты хотя бы удобнее будет отбиваться от них ногами.
А потом раздался лай, и Мокриц не сдержал улыбки. Однажды услышав этот лай, его ни с чем не спутаешь. Лай не был особенно агрессивным, потому что исходил из пасти, способной прокусить череп. Для тех, кто способен на такое, дополнительная реклама не нужна. Новости быстро распространяются.
Какая эрония судьбы! Им удалось раздобыть где-то липвигцеров!
Когда в свете фонаря стали видны их глаза, Мокриц сказал:
– Шлат!
Собаки замерли и уставились на Мокрица. Наверняка они думали про себя: Что-то здесь не так.
Он вздохнул и спрыгнул с постамента.
– Вот что, – сказал он, положил руки обеим собакам на копчик и надавил. – Всем известно, что самок липвигцеров никогда не вывозили из страны. Это повышает цену на потомство… Шлат, я сказал!.. и все щенки до единого обучаются липвигцерским командам. С вами говорят ваши корни, мальчики! Шлат!
Собаки тут же сели.
– Умницы, – сказал Мокриц.
Верно говорил дед: если закрыть глаза на то, что они могут прокусить тебе ногу насквозь, в остальном – милейшие зверюги.
Мокриц сложил ладони лодочкой и крикнул:
– Господа! Можете выходить!
Он не сомневался, что почтальоны прислушивались в ожидании криков и рыка.
Где-то открылась дверь.
– Идите сюда! – повторил Мокриц. Собаки повернулись в сторону кучки приближающихся почтальонов и зарычали долгим непрерывным рыком.
Теперь он отчетливо видел всех членов таинственного ордена. Одетые, разумеется, в мантии, потому что какое же секретное общество без мантий, они откинули капюшоны, и на каждом из господ почтальонов[4] красовался колпак, на котором болтался птичий скелет.
– Мы так и знали, господин, что Толливер всучил тебе собачий свисток, – сказал один из них, нервно поглядывая на липвигцеров.
– Этот, что ли? – спросил Мокриц, разжав ладонь. – Я им не воспользовался. Они от этого только звереют.
Почтальоны вытаращились на сидящих псов.
– Но они… сидят, – сказал кто-то.
– Я могу дать им и другие команды, – деловито сообщил Мокриц. – Мне достаточно просто сказать слово.
– Кхм… там двое наших ребят стоят с намордниками, если вы не возражаете, сэр, – сказал Грош, а Орден попятился назад. – Мы на гегенегетическом уровне побаиваемся собак. Это профессиональное.
– Уверяю вас, власть моего голоса над ними тверже стали, – сказал Мокриц. Скорее всего, полная чушь, зато отменная.
Одна из собак зарычала напряженнее, что обычно бывает прямо перед тем, как животное превращается в боевой снаряд с зубастой пастью.
– Фодит! – прикрикнул Мокриц. – Прошу нас извинить, господа. Мне кажется, вы действуете им на нервы, – добавил он. – Вы, наверное, в курсе, что собаки чуют страх.
– Слушай, мы извиняемся, ладно? – сказал тот, в чьем голосе угадывался Достопочтенный Мастер. – Должны же мы были удостовериться.
– Значит, я теперь почтмейстер? – уточнил Мокриц.
– Так точно, господин. Никаких сомнений. Добро пожаловать, о Почтмейстер!
Способный ученик, отметил про себя Мокриц.
– Ну тогда я… – начал он, но в этот момент широкие двери холла распахнулись.
Вошел господин Помпа, держа в руках большую коробку. Непросто открывать тяжелые двойные двери, когда обе руки у тебя заняты, если только ты не голем. Големы просто входят. Двери могут открыться, могут остаться закрытыми – это их выбор.
Собаки опрометью бросились на него. Почтальоны опрометью кинулись в противоположном направлении и стали карабкаться на помост за спиной у Мокрица со скоростью, завидной для столь почтенного возраста.
