Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Бонансинга Джей

– Откуда ты знаешь? – спросил Бен Бухгольц, на узком лице которого лежала тень от козырька бейсболки.

Остальные – Келвин, Мередит, Спид, Мэттью, Дэвид, Глория и другие горожане – напряженно посмотрели на него. Адреналин бежал по их жилам, как электрический ток.

– Чувствуешь запах? – Лилли строго взглянула на Бена. – Просто принюхайся.

– Ладно, понял, – буркнул Бен.

– Что бы ни случилось, оставайтесь на местах, – Лилли обвела глазами группу. – Не смотрите на стадо, не позволяйте его численности загипнотизировать вас, не выбирайте отдельных ходячих. Просто стреляйте короткими очередями по головам.

Лилли сделала паузу, чтобы все осознали ее слова. С запада доносились хриплые стоны. Лилли было жутковато, но она отгоняла от себя страх. Часы тикали. Хотя Лилли и близко не стояла к опытным лидерам – будь то военные командиры или гражданские лица, – слова слетали с ее губ легко, свободно, механически.

– Я буду перемещаться от точки к точке с двумя пистолетами и рацией. Вторая рация будет у Мэттью. Если что-то пойдет не так или если вы увидите что-то такое, что не будет вписываться в общую картину, действуйте…

– Лилли!

Ее прервал знакомый – хрипловатый, пропитой – голос, будто сценический шепот в разгар монолога.

– Что такое, Боб?

Боб стоял на коленях на крыше кабины фуры и держал в руке бинокль. Его рельефные черты исказились от напряжения. Казалось, кто-то только что погиб у него на глазах.

– Ты должна это увидеть, – сказал он и протянул Лилли бинокль, сжав зубы, чтобы не выдать свой ужас и не встревожить остальных.

– Все по местам! – крикнула Лилли и подошла к кабине. Она поднялась по стремянке, шагая через ступеньку, и уже через пару секунд оказалась рядом с Бобом.

– У кромки леса, – произнес он с угрюмой категоричностью в голосе.

– О боже… – Лилли посмотрела в бинокль и увидела, о чем он говорил. – Боб, выпусти несколько сигнальных ракет.

Выжившие привыкли считать стада воплощением Армагеддона – как будто все десять казней египетских вдруг сливались в единую волну гниющего мяса и сверкающих черных клыков, – их присутствие обрекало на гибель все живое в радиусе многих миль. Лилли уже видела несколько стад воочию – и каждое снова и снова являлось ей в кошмарах, – но прежде они были хотя бы последовательны в своем поведении. Прежде все стада вели себя практически одинаково – это были огромные стаи ходячих, которые сбивались вместе и двигались как один, шагая все дальше и дальше, этакие вонючие волны трупов, мигрирующие в неопределенном направлении, как стаи леммингов. В конце концов все стада рассеивались либо с течением времени, либо из-за естественных преград у них на пути. Но это стадо – это омерзительное стадо, появившееся из леса на западной окраине Вудбери в час тридцать три по стандартному восточному времени и ковылявшее к замусоренному пустырю возле железнодорожных путей, – не поддавалось никакому пониманию, превосходило любые ожидания и пугало до безумия всякого живого человека, который отваживался на него взглянуть.

Над лугом один за другим взметнулись три сигнальных огня. Жуткое полчище осветилось их вспышками.

Глядя в бинокль, Лилли попыталась сказать что-то, но слова не находились, а мысли не формулировались в голове – она лишь смотрела на стадо и шевелила губами, безмолвно проговаривая отдельные слоги. Слов не было. По коже бежали мурашки, желудок свело от ужаса, волосы встали дыбом. Она смотрела на стадо. Оно полностью вышло из леса и было прекрасно видно в холодном свечении сигнальных огней.

Примерно в двухстах пятидесяти ярдах от стены можно было невооруженным глазом разглядеть первую линию мертвецов, окутанную густым облаком темного дыма, но по-настоящему наступление видели лишь те, кто поднес к глазам бинокль. Десятки, может, даже сотни обугленных трупов единым фронтом ковыляли к городу. Они еще дымились, их глаза были похожи на угольки, истлевшая одежда прилипла к их обожженной коже. Ходячие шагали, как армия восставших жертв пожара – словно все они стали жертвами ядерного холокоста, превратившего их в призрачные тени, которые теперь шли вперед, неуклюже, как гигантские марионетки, влекомые неизбывным, беспощадным, ненасытным инстинктом. Некоторые из них трещали и скрипели на ходу, словно в любой момент готовы были рассыпаться на части. Другие, в задних рядах, все еще горели – пламя полыхало у них на головах, и алые языки срывались с их безволосых черепов, сливаясь с миазмами дыма и вони, которые, как штормовое облако, зависли над лугом. Смрад стада было практически невозможно описать словами – в нем чувствовался запах паленой резины, горящих химикатов, обугленного белка и едкая, горькая вонь пищи, пригоревшей к раскаленной сковороде. Этот смрад заполонил все вокруг, и Лилли закашлялась, не в силах пошевелиться, стоя на крыше кабины и не отрывая глаз от толпы ходячих.

Она так сильно прижала бинокль к глазницам, что переносица заболела. Свободной рукой Лилли инстинктивно потянулась к кобуре на левом бедре и схватилась за рукоятку «ругера». Она чувствовала, как нарастает внутри ее жажда убийства. Она чувствовала, как горло увлажняется от подступающей тошноты и подавленной жестокости.

В этот жуткий миг, перед тем как раздались первые выстрелы, Лилли захлестнула внезапная, быстрая и всепоглощающая волна тоски и печали. Вид этой армии оживших мертвецов, численность которой слегка сократилась по дороге, оказал на нее иное воздействие, чем зрелище обычного стада прогнивших ходячих трупов. Огонь, подпитываемый метаном, разложение и гниль уничтожили в ходячих все остатки личностей. Теперь со стороны невозможно было отличить одного мертвеца от другого – не было больше ни бывших медсестер, ни автомехаников, ни детей, ни домохозяек, ни фермеров. Обугленные мертвецы были равны – все они были гигантской массой почерневших, дымящихся существ, которые упрямо ковыляли вперед: без цели, без надежды, без души, без сострадания, без логики, вперед и вперед.

Слева раздался первый выстрел снайперской винтовки, и Лилли вздрогнула.

В бинокль она увидела, что один из первых мертвецов взорвался дымом и кровавым туманом и рухнул на землю бесформенной грудой обгоревших останков, а его собратья медленно, не замечая ничего вокруг, заковыляли по полю дальше, словно призванные бесшумным собачьим свистком. Слева и справа прогремели новые выстрелы, еще несколько почерневших трупов упало в фонтане искр. Стрельба вывела Лилли из оцепенения. Она опустила бинокль, вытащила «ругер» и сняла с ремня рацию.

Нажав на кнопку, она прокричала:

– Мэттью, попридержи взрывчатку, пока они не подойдут поближе! Нужно нанести максимальный урон! Ты понял? Мэттью? Скажи, что понял! Мэттью, ты на связи?

В динамике раздался треск, а затем сквозь него пробился голос Мэттью:

– Понял тебя! Но у меня вопрос!

Лилли нажала на кнопку.

– Валяй!

Голос:

– Это ты забрала тяжелую артиллерию?

Лилли, в ответ:

– Что? Что я забрала?

Из динамика:

– Динамитные шашки пропали!

– В смысле – пропали?

Голос Мэттью:

– Их, блин, здесь нет! Куда они делись?

Лилли обернулась и взглянула на стремянку, установленную в пятидесяти ярдах от нее. В темноте она видела силуэт Мэттью, который склонился над ящиками со взрывчаткой и брикетами фосфора. Лилли лишь отчасти понимала, что произошло: мысли путались от адреналина. Она снова посмотрела на медленно подходящих мертвецов.

Стадо уже пересекло значительную часть луга.

До него оставалось ярдов сто пятьдесят, вонь была нестерпима.

– Всем внимание! Открыть беглый огонь! – Лилли взвела курок «ругера». – БЕГЛЫЙ ОГОНЬ! БЕГЛЫЙ ОГОНЬ! БЕГЛЫЙ ОГОНЬ!

Сидя на крыше фуры рядом со стремянкой, Келвин услышал голос Лилли, перекрывший грохот стрельбы, и вытащил свой «магнум» триста пятьдесят седьмого калибра.

Пистолет, полученный от Боба Стуки, весил как будто целую тонну, держать его было неудобно. Келвин не был ни спортсменом, ни бывшим военным, ни стрелком, (хотя его родной городок в Кентукки и казался раем для любителей пушек всех сортов), но теперь, с наступлением времен Великой скорби, Келвин заставил себя научиться обращаться с оружием.